– Вот, Влас, молодой барин просил тебя позвать, что-то спросить у тебя хочет, – сказала Луша.

– Доброго вечера, – поздоровался Влас, выступая вперед и неловко кланяясь с высоты своего огромного роста.

– Здравствуй, Влас! Луша говорила, что ты много в каких местах работал, так ли это?

– Точно так, барин.

– А не знаешь ли ты, где находится Комендантская дача? Это за городом, я на карте Петербурга смотрел, но не нашел.

– Комендантская дача? Знаю, да, знаю. Дядя мой там работал, а я, было дело, помогал ему дрова заготавливать.

– А он тоже истопник?

– Не совсем. В сезон, когда народу много, работа там была. А зимой дачи больше пустуют, так он во флигеле жил, за домами приглядывал.

– А сейчас твой дядя где?

– Так уж года два как помер, – сказал Влас и перекрестился. – Добрый был человек, бессловесный. Каждый обидеть мог.

– Да, Влас, обижать – это просто, гораздо сложнее не обижать.

– Это вы верно заметили, барин.

– Влас, послушай, а ты можешь мне сказать, как попасть на эту Комендантскую дачу?

– Это в самом начале Коломяжской дороги.

– Так я не знаю, где эта Коломяжская дорога…

– Если отсюда добираться, то надо переехать через Троицкий мост и потом ехать все время прямо, никуда не сворачивая, где-то с полчаса. Потом за небольшим мостиком будет развилка, и там Коломяжская дорога уходит налево. Надо повернуть и проехать еще около версты. Где-то там слева от дороги эти дома и стоят.

Фрагмент карты Санкт-Петербурга образца 1832 года, где за мостом через Черную речку видна развилка Коломяжской и Торжецкой дорог

Саша очень обрадовался, что местонахождение Комендантской дачи удалось узнать от истопника, не выходя из дома.

– Спасибо тебе, Влас! Ты очень помог!

– Всегда раз услужить, барин. Только простите мне мое любопытство, но почему вас эта дача так интересует?

– Историю одну прочел, как двое господ поехали к Комендантской даче, чтобы там на дуэли друг из друга дух выбить. Мне интересно стало, почему они именно туда поехали, хотя, судя по всему, никто из них там не живет.

– Не знаю, барин, это место совсем обычное, таких много.

– А ты знаешь кого-нибудь из тех, кто там жил?

– Так я давно бывал, барин, не помню. Но люди там непростые, это точно. Вроде даже князь какой-то жил, все вечеринки устраивал. Барыня еще была, очень манерная, и так крикливо разговаривала, что хоть уши затыкай. Не то что ваша маменька, – сказал Влас, понизив голос.

Саша улыбнулся. Он единственный раз слышал, как кричит его мать, когда, никого не предупредив, уехал в гости и вернулся после полуночи. Правда, длилось это недолго, Лидия тут же бросилась обнимать и целовать сына, который вопреки ее мрачным догадкам оказался жив и здоров.

– Вы простите, барин, мне идти надо, я еще с печами не закончил.

– Да, да, иди, конечно, Влас! Еще раз спасибо!

Семья Веденяпиных поселилась по соседству с семьей Пушкиных, когда Саше было двенадцать лет. Муж, Валентин Павлович, служил в Министерстве финансов, а жена, Амалия Никандровна, давала уроки музыки. Их сын Миша был ровесником Саши. Кроме него в семье было еще две девочки: семилетняя Галочка и трехлетняя Дунечка.

Мальчики быстро подружились. Они оба любили музыку. Миша прекрасно играл на фортепиано и был, наверное, лучшим учеником у своей маменьки. А Саша под впечатлением от концерта скрипача-виртуоза уговорил родителей купить ему инструмент и найти преподавателя. Ни Аркадий, ни Лидия сами никогда не музицировали, но просьбу сына выполнили. Лидия, правда, втайне опасалась, что сын вскоре забросит скрипку, но он проявил твердость и через некоторое время научился играть весьма неплохо для своего возраста. Но если для Саши музыка была просто частью жизни, то Миша мечтал в будущем стать музыкантом, чем сильно огорчал своего отца, видевшего в сыне успешного чиновника. А в остальном Саша с Мишей были обычными мальчишками. Они часто ходили друг к другу в гости и устраивали игры с возней, беготней и перестановкой мебели. Но со временем шумные затеи ушли в прошлое. Мальчикам стали поручать посидеть с Мишиными сестренками или сводить их в парк или кондитерскую, отчего друзья смогли почувствовать себя почти совсем взрослыми. Это чувство усилилось, когда год назад их в первый раз пригласили играть на званом вечере. С тех пор такие приглашения периодически появлялись, но не так часто, как того хотелось Мише. Саша успокаивал друга, говорил, что первые шаги на пути к признанию не должны быть очень широкими, а то ноги разъедутся. Мальчики росли, общались, учились, музицировали. Веселый интеллектуал Саша и немного бесшабашный романтик Миша прекрасно ладили.

В понедельник после обеда Саша пришел к Веденяпиным. Горничная, открывшая ему дверь, сказала, что Миша дома. Саша разделся и хотел было пройти в гостиную, откуда доносились звуки фортепьяно. Но тут в коридор выбежала белокурая девочка лет восьми. В руке она держала веревочку с привязанной на конце бумажкой.

– Мими, Мими, лови!

Маленькая белая кошечка забавно подпрыгивала, пытаясь ухватить лапками ускользающую бумажку. Саша взял Мими на руки и погладил по спинке. Кошка довольно замурлыкала.

– Дунечка, в гостиной Миша играет? – спросил Саша.

– Нет, это у маменьки урок. А Миша у себя.

Саша отдал девочке ее пушистое сокровище и пошел в комнату Миши. Он застал друга за переписыванием нот. Миша был невысокий кудрявый блондин. Его красивое лицо с тонким прямым носом и изящным подбородком из-за немногочисленных веснушек казалось слегка простоватым. Но веснушки Мишу нисколько не расстраивали в отличие от сильно оттопыренных ушей, которые он прятал под прической.

– Это у тебя что? – поздоровавшись, спросил Саша, указывая на лежащий на столе нотный лист.

– Мазурка новая, очень неплохая, вчера дали. Надоело одно и то же играть.

– Срочно надо переписать или терпит?

– Наверное, потерпит, если ты пришел с чем-то важным, – улыбнулся Миша, откладывая перо. – Что случилось?

Саша уселся в кресло и коротко рассказал, как они с маменькой и ее братом читали документы о дуэли Пушкина. Миша внимательно слушал, изредка кивая, словно соглашаясь с другом.

– В общем, есть много причин говорить, что никакой дуэли у Пушкина не было, на самом деле его убили, – подытожил Саша.

– Да, про дуэль слышал, маменька с гостями обсуждала. Но я тебе на эту тему могу только одно сказать. Никогда не поверю, что человек, если он, конечно, не душевнобольной, добровольно встанет под чью-то пулю, если нет ни войны, ни какой-либо другой опасности для отечества или ближних.

– Так по-разному бывает. Вспомни дуэль из «Евгения Онегина». Ее участники – люди нормальные, но тем не менее пистолеты друг на друга подняли.

– Но ты же сам прекрасно понимаешь, что Онегин с Ленским просто не ведали, что творят, а нечистоплотный человек Зарецкий себе на забаву их провоцировал вместо того, чтобы попытаться помирить. В случае с Пушкиным все иначе. У него талант, известность, любимое дело, семья, в конце концов. И вот так вдруг он это все подставил под пулю? Не верю!

– Ну да, моя маменька примерно то же самое сказала, как только про дуэль услышала.

– Знаешь, я тебе честно признаюсь, мне много раз хотелось вызвать на дуэль или даже просто прибить Клюева, до того он мне надоел. Но в связи со всеми этими разговорами про Пушкина я подумал, что если этого провокатора таки пристрелю, то в историю войду не как выдающийся музыкант-виртуоз, а как душегуб, убийца человека, пусть даже такого неприятного. А если он меня случайно убьет? Тогда все, моя карьера закончится, едва начавшись, – сказал Миша.

– Действительно, никто не поспорит, что лучше быть великим поэтом, чем убийцей. А ты в историю можешь войти по-разному, но точно не как образец скромного человека, этот путь для тебя заказан, – засмеялся Саша.