En tout cas, j'espère, M-r Comte, que cette lettre est une preuve du respect et de la confiance que je porte a votre personne.
C'est avec ces sentiments que j'ai l'honneur d'être.
Monsieur Comte
Votre très humble et très obéissant serviteur
21 Novembre 1836.[42]
Прочитав письмо, Алексей не мог сдержать эмоций.
– Послушайте, это полная ерунда. Можно, конечно, предположить, что этим письмом Пушкин пытался уведомить le gouvernement et la sociate[43] об общественной опасности голландского посла барона Геккерна. Но он это сделал без всяких доказательств и еще донес на самого себя, что хотел дуэль устроить. Что Бенкендорфу следовало сделать при получении этого письма? Организовать за Геккерном слежку, чтобы схватить иностранного дипломата за руку при написании очередного пасквиля? Это абсурд. Не думаю, что это письмо действительно побывало на столе у начальника III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Да и французский здесь, на мой взгляд, не очень: глаголы то в прошедшем, то в настоящем времени употребляются. Не думаю, что выдающийся писатель Пушкин мог допустить в своем письме подобную оплошность.
– Письмо подложное, это ясно, – сказал Саша. – Если бы оно не было подложным, то никак не могло бы попасть в эту папку.
Лидия утвердительно покачала головой.
– Саша, ты прав, однако обратите внимание вот на что. В предыдущем письме есть редкая по своей отвратительности сцена, когда царь якобы приказывает Жуковскому опечатать после смерти Пушкина его бумаги, а сам Пушкин в это время еще жив. Думаю, это все написано не просто так. Сейчас Жуковский может считаться распорядителем архива покойного, причем не по своему произволению, а по велению государя. Поэтому он может публиковать от имени Пушкина любые письма, даже самые нелепые и абсурдные, и все поверят, что они настоящие.
– К сожалению, так оно и есть, – сказал Алексей. – Я продолжу?
В ответ на молчаливое согласие он достал из папки документ с номером 2 и надписью «Письмо Пушкина к барону Геккерну».
Monsieur de Baron!
Permettez moi de faire le résumé de ce qui vient de se passer. La conduite de M-r votre fils m'était connue depuis longtemps et ne pouvait m'être indifférent. Je me contentai du rôle d'observateur, sauf à intervenir lorsque je le jugerai à propos. Un accident, qui dans tout autre moment m'eut été très désagréable, vint fort heureusement me tirer d'affaire. Je reçu les lettres anonymes. Je vis que le moment d'agir était venu et j'en profitai. Vous savez le reste: je fis jouer à M-r votre fils un rôle si pitoyable, que ma femme étonnée de tant de platitude, ne put s'empêcher de rire et que l'émotion que peut-être avait-elle ressenti pour cette sublime passion, s'éteignit dans le mépris le plus calme et le mieux mérité. Vous me permettrez de dire, Monsieur le Baron, que votre rôle à vous dans toute cette affaire n'a pas été des plus convenables. Vous, le représentant d'une tête couronnée, vous avez été paternellement le maquereau de votre bâtard, ou soi-disant tel. Toute sa conduite (assez maladroite d'àilleurs) a été probablement, dirige par vous; c'est vous, probablement, qui lui dictiez les pauvretés qu'il venait débiter, et les niaiseries qu'il s'ést mêle d'écrire. Sembable à une obscène vieille, vous alliez guetter ma femme dans tous les coins, pour lui parler de l'amour de votre fils, et lorsque malade de vérole, il était retenu chez lui par les remèdes vous disiez qu'il se mourait d'amour pour elle, vous lui marmottiez: «rendez moi mon fils». Vous sentez bien, qu'après tout cela je ne pouvais souffrir qu'il y eut des relations entre ma famille et la vôtre. C'était à cette condition, j'avais consenti à ne pas donner suite à cette sale affaire, et à ne pas vous déshonorer aux yeux de notre cour et de la vôtre, comme j ' en avais le pouvoir et l'intention. Je ne me soucie pas que ma femme écoute encore vos exhortations paternelles. Je ne puis permettre que M-r votre fils, après l'abjecte conduite qu'il a tenue, ose encore lui adresser la parole, encore moins qu'il lui fasse la cour et débite des calembours de corps de garde, tout en jouant le dévouement e t l a passion malheureuse, tandis qu'il n'est qu'un pleutre et qu'un chenapan. Je suis donc obligé de vous prier Monsieur le Baron, de faire finir tout ce manège, si vous tenez à éviter un nouveau scandale devant lequel certes je ne reculerai pas.
J ' ai l'honneur d'être & A. Pouchkin.[44] Когда Алексей дошел до того места, где говорится о заболевании Дантеса-Геккерна сифилисом, Лидия не выдержала:
– Не могу себе представить, чтобы сестра жены Пушкина вышла замуж за человека, болевшего венерической болезнью, а тот, уже будучи женатым, продолжал приставать к женщине, которая стала его свояченицей.
– Ах, маменька, если бы это была единственная нелепость во всем этом письме, – произнес Саша.
Алексей еще раз пробежал глазами письмо и сказал задумчиво:
– Здесь очень неуклюже обосновывается повод для дуэли, которого на самом деле нет и быть не может. Ведь Пушкин и Геккерн-младший друг другу приходятся так же, как у нас Аркадий и Илларион: они женаты на родных сестрах. Ссылку на иностранного дипломата используют, полагаю, для того, чтобы придать хоть какое-то правдоподобие несуществующему конфликту.
– Да, папенька с дядей Илларионом, насколько я знаю, никогда не ссорились. Но даже если бы это вдруг произошло, все бы ограничилось личным объяснением, не было бы никакой переписки с обращением к третьей стороне, – заметил Саша.
– Действительно, вот пробую представить себе Иллариона и Аркадия с пистолетами и никак не могу, – улыбнулась Лидия. Но потом лицо ее стало серьезным, и она предположила: – Наверное, в том, что в качестве оппонента для дуэли Пушкину выбрали члена его семьи, есть определенный смысл.
– Точно, маменька, точно. Иначе никак не объяснить столь туманный повод для дуэли, который я, если честно, так до конца и не понял. Быть может, потом поймем. Алеша, читай дальше.
Алексей прочел документ с номером 3 под названием «Письмо барона Геккерна к Пушкину»:
Monsieur!
Ne connaissant ni votre écriture, ni votre signature, j' ai recours à M-r le Vicomte d'Archiac, qui vous remettra la présente pour constater que la lettre à laquelle je réponds, vient de vous. Le contenu est tellement hors de toutes les bornes du possible que je refuse à répondre à tous les détails de cet épître. Vous paraissez avoir oublié, Monsieur, que c'est vous qui vous êtes dédit de la provocation, que' vous aviez fait adresser au Baron Georges de Heckern, et qui avait été accepté par lui. La preuve de ce que j'avance ici existe, écrite de votre main, et est restée entre les mains des seconds. Il ne me reste qu'à vous prévenir, que M-r le Vicomte d'Archiac se rend chez vous pour convenir avec vous du lieu, où vous vous rencontrerez avec le Baron Georges de Heckern et à vous prévenir que cette rencontre ne souffre aucun délai.
Je saurai plus tard, Monsieur, vous faire apprécier le respect dû au caractère dont je suis revêtu et qu'aucune démarche de votre part ne saurait m'atteindre. Je suis Monsieur.
Votre très humble serviteur B. de Heckern.
Lu et approuvé par moi, le Baron George de Heckern.[45] – Занятный вызов на дуэль, – сказал Саша. – Выглядит все так, как будто Пушкин ни с того ни с сего нахамил иностранному дипломату, а тот оскорбился и послал своего приемного сына с ним стреляться. То ли отношения у отца с сыном не сложились, то ли Дантесу-Геккерну жизнь не мила…