– Эй, Гюллер, что с тобой? – крикнул Джамиль. Девочка не ответила, не повернула головы. Не отрывая взгляда от лица девочки, Джамиль стремительно пошел к ней. Его ноги мягко шуршали в траве. За спиной слышались шаги Малика.

Небольшая фигурка девочки каменной неподвижностью напоминала статую. Лишь черные, до краев наполненные ужасом, глаза и голубая жилка, бешено пульсирующая на виске, говорили о том, что она жива. Куст перед девочкой скрывал причину ее страха. Джамиль сделал несколько шагов в сторону и увидел, наконец, то, что напугало Гюллер.

С корявых веток куста в сторону девочки медленно сползала крупная, не менее полутора метров в длину, змея. У нее была притупленная голова с резко выступающими височными углами, что делало ее похожей на заржавленный наконечник копья, и сероватое мускулистое тело с вытянутыми оранжевыми пятнами.

У Джамиля не было никаких сомнений – гюрза, самая страшная, самая ядовитая азиатская змея. Видимо, она выбралась из норы, голодная после зимовки, и затаилась на ветке, поджидая птиц. Потревоженная присутствием девочки, змея сползла с куста и медленно сворачивалась в кольца в такой близости от Гюллер, что у Джамиля похолодело сердце. Гюрза могла ударить в любую секунду. От ее укуса человек умирал в жутких мучениях.

Малик рванулся к Гюллер. Джамиль едва успел ухватить его за край чекменя:

– Стой на месте! Не шевелись! Любое неосторожное движение – и змея укусит Гюллер.

– Может, подкрасться и схватить ее за голову, как змеелов Хасан? – нерешительно проговорил Малик.

– Не хватит сил удержать, – покачал головой Джамиль, стараясь унять гулко стучащее сердце. – Змея все равно сможет укусить, прокусив при этом собственную нижнюю губу.

– Что же делать? Как же нам спасти Гюллер?

Время словно остановилось. Жизнь Гюллер повисла на волоске. Девочка смотрела на затаившуюся смерть и, казалось, даже не решалась дышать. Не шевелились и мальчики. Обманчиво неподвижным было и пестрое тело гюрзы. С плоской, словно придавленной головы, не мигая, смотрели на Гюллер стылые, оловянные глаза. И лишь степной весенний ветер был безрассудно смел. Налетая внезапно, он раскачивал траву, среди которой лежала змея, бесстрашно скользил по ее скользкой коже, бесцеремонно шевелил волосы девочки, навевая их на бледное лицо, холодил вспотевшие от страха черные стриженые головы мальчиков.

– Стой здесь, – сиплым шепотом приказал Джамиль и решительно пошел к гюрзе. Свернувшаяся кольцами змея при его приближении повернула голову. Ее холодные глаза разглядывали врага. Джамиль глубоко вдохнул, осторожно сделал еще один шаг и резко взмахнул рукой в сторону змеи. Издав громкое угрожающее шипение, гюрза, как развернувшаяся пружина, сделала молниеносный бросок на всю длину своего тела. Джамиль едва успел отскочить в сторону, чудом избежав укуса. Голова змеи находилась теперь на том месте, где за долю секунды до этого была нога мальчика. Этим прыжком она отдалилась от Гюллер, но была недостаточно далеко, и, если девочка шевельнется, гюрза может сделать прыжок в ту сторону и ударить ее. Значит, опасность не миновала.

Облизав внезапно пересохшие губы, Джамиль еще раз раздражающе махнул рукой перед змеей, заставив ее совершить новый прыжок. Третий раз дразнить змею он не решился, да в этом и не было необходимости. Малик, подскочив к застывшей девочке, схватил ее за руку и потянул за собой.

Перепуганные дети понеслись, не разбирая дороги. Когда, отбежав подальше от опасности, они, наконец, остановились, то почувствовали, что степь утратила для них всю свою привлекательность. К тому же оказалось, что они незаметно для себя так далеко ушли от стойбища, что теперь не могли сразу решить, в какую сторону надо идти, чтобы вернуться.

– Хочу к мамочке! – громко заплакала Гюллер, и крупные слезы потекли по ее круглому личику Равнодушно перелетали с цветка на цветок яркие бабочки, равнодушно посвистывали суслики, равнодушно продолжали парить в синем небе орлы. Никому не было дела до испуганных детей.

В это время Балджа, мать Гюллер, окончив готовить еду, позвала дочь. Та не ответила. В поисках дочери Балджа, невысокая полная женщина с коротковатыми ногами, обошла все маленькое селение. Девочки нигде не было. Гюллер была единственной и горячо любимой дочерью. Балджа подняла тревогу. Обыскав селение, все поняли, что пропала не только Гюллер, но и Джамиль с Маликом.

Прошел полдень. День повернул к вечеру. Из пустыни подул холодный ветер. Обеспокоенные мужчины собирались разъехаться по степи в поисках пропавших и уже седлали лошадей, когда на вершине холма появились дети. Они постояли, разглядывая селение, собравшихся жителей и начали спускаться.

В первое мгновение у Балджи оборвалось сердце – ей показалось, что детей только двое. Она в испуге поднесла руку ко рту, готовая закричать, и тут ее глаза нашли дочь.

Девочку нес на спине Джамиль. Измученная и заплаканная Гюллер обхватила руками шею мальчика и положила голову на его плечо. На шаг позади Джамиля плелся Малик. Он словно не торопился, вполне справедливо решив, что получить наказание никогда не поздно. Обрадованная Балджа поспешила навстречу детям, схватила на руки дочь, громко запричитала, целуя замурзанное личико малышки:

– Цветочек мой ненаглядный, звездочка моя ясная, жеребеночек мой быстрый! Зачем ты пошла с этими озорниками и неслухами? Чему хорошему ты можешь у них научиться?

Отдав девочку, Джамиль устало остался стоять на месте, ожидая, что скажут насупленные мужчины.

– Кто придумал пойти гулять в степь? – грозно спросил Саламгулы, отец Гюллер.

Саламгулы был самым богатым в стойбище. Табуны его коней ходили в округе, овцам его не было числа. Юрта его была белой, большой и нарядной.

– Я, – быстро ответил Малик, опустив голову и глядя исподлобья: видимо, он готовился к этому ответу всю дорогу. – Я всех сманил, и я виноват.

– Никто меня не сманивал, – гордо сказал Джамиль, вскинув голову и сделав шаг вперед, – это ишака манят, и он идет. А я сам решил, сам пошел, сам отвечать буду.

По худому, умному лицу Расула, отца Джамиля, пробежала довольная улыбка: сын горд и независим. Это хорошо.

– Не надо их наказывать – они спасли меня от гюрзы! – закричала Гюллер и быстро поведала о встрече со змеей, думая, что теперь, после ее рассказа, мальчики будут выглядеть как богатыри, совершившие подвиг.

Но ее рассказ лишь испугал взрослых. Балджа, все также причитая, потащила дочь в юрту. Следом за хозяйкой, вторя ей и испуганно подвывая в ожидании наказания за недосмотр, поплелись две худые рабыни. Саламгулы похлопал плеткой по голенищу своего сапога, рассматривая стоящих перед ним мальчиков, но, ничего не сказав, отправился ужинать.

Джума же в первую минуту похолодел при мысли о том, что по вине Малика могла погибнуть дочь Саламгулы. Затем кровь бросилась ему в голову, сделав постоянно красное лицо бордовым. Желтые глаза недобро вспыхнули. Оскалив крупные зубы, Джума взмахнул камчой[2]. Малик отшатнулся, попятился и, повернувшись, поспешил к своей юрте. За сыном понуро пошла Бегюль с грудным младенцем на руках и в окружении трех маленьких девочек разного возраста, цепляющихся за ее широкое платье.

Не так и давно, каких-нибудь десять лет назад, слава о красавице Бегюль разносилась по всей бескрайней степи, передаваясь от селения к селению. Как быстро исчезли красота, девичье радостное ожидание, молодая безудержна я смешливость! Жизнь со вспыльчивым, недобрым Джумой, ежегодные роды, забота о большой семье преждевременно состарили женщину: Бегюль стала тихой, замученной, забитой. И лишь имя ее – Бегюль, что значит «роза», напоминало о былом.

Женщина знала – ничто не остановит взрыв бешеной свирепости мужа. Ударами гибкой, сплетенной из кожаных полос камчи будет наказан не только сын, но и она.

Вслед за ними к юрте Джумы поспешила галдящая ватага детей. У юрты был приподнят и подвернут край войлока, чтобы сквозь деревянную решетку весенний ветер свободно обдувал помещение, а хозяева могли обозревать окрестности.