– Давай, короче!– буркнул «великан» Стас Гусев.

– Короче, мой информатор сообщил, что у этого Ананаса пятаки конопли на Темной и, однажды, он застал моего подшефного за сбором своей травки и … выстрелил! Осведомитель не понял из чего. То ли пуля, то ли дробь прошла над ухом.… Если это не глюк торчка, конечно!

– ВСЕМ ТРЕМ найденным трупам пули угодили ровно по центру затылка и, вырвав лица, сгинули в тайге!– вставил Бутов,– А здесь над ухом…, то ли че, то ли нет!?

– Короче, у Анисимова был произведен обыск, в результате которого был обнаружен мешок конопли и карабин калибра 7.62.

Опера внимательно посмотрели на капитана – «Убийца найден, теперь – коли, да коли!».

– И осудили этого Ананаса на четыре года общего.… За хранение наркотиков и не зарегистрированного оружия. Не раскололся чувак, не нам, не по настоятельной инициативе генерала Пасыкова – в тюрьме!

Скрипко посмотрел на старлея Гусева, бывшего проходчика центрального рудника.

– Его сам Воробей безуспешно колол три месяца, а затем лично генерал!– сказал, чуть при-поднявшись, старлей.

Глаза оперов в недоумении забегали: «Пасынкову винились святые, да и о Михалыче-Воробье до сих пор легенды ходят!»

– Продолжай, Вов!– Бутов встал и куда-то вышел.

– Короче, и «коноплю с карабином» доказали благодаря влиянию Петровича. Карабин, как он объяснил, нашел, и только собрался отнести в милицию, как милиция приехала сама. А мешок с валерианой оставил товарищ из Даданцов (заброшенный поселок геологов), типа – потом заберет! Он не смотрел, что в мешке! Самое интересное, что мы выцепили этого товарища, и тот все подтвердил…, и «под воздействием». А как там конопля, взамен валерианы, оказалась, не знают оба. Владивостоксий адвокат неожиданно появился на суде с присутствующими на обыске понятыми, которые в один голос утверждали, что это самое вещество пахло знакомым лекарством, а не незнакомой коноплей.

– А карабин?– спросил младший лейтенант Матвиенко.

– А карабин видели: «Да, стоял у входа!».– Скрипко задумался,– Пытались узнать – кто оплачивает услуги и вышли на …

В кабинет громко вошли следователь комитета, привлекательная женщина средних лет, и Бутов, который отдал распоряжение:

– Собираем опергруппу, и срочно на выезд!

– Что такое?– приподнялся Скрипко.

– Убийство на Темной!

«Фабричный – это, вообще-то, Лудье – старое китайское название, в переводе, как считали старожилы – это «Яма»! Названия должны иметь историческую ценность, а не обозначаться в картографии по прихоте бессовестных чиновников! Все распадки в Лудье всегда наименовались по принципу первого поселенца на онной земле – «Цепилевский» (Цепилев), «Китайский» (первые – китайская семья), «Шпакинский» (Шпакин), «Цинковый» (геологоразведка обнаружила цинк)… Прошу прощения, остальные названия забыл! А ведь, их было много! Из рек помню Тадуши, Даданцы, Сибайгоу, Ордагоу, Фудзин, Нотто.… Из поселений – Тадуши, Кенцухе, Лудье, Лифудзин, Тетюхе… Память подводит, чтобы вспомнить остальные!

Это уже история, это наша жизнь – в моем пионерском возрасте наши чиновники, всвязи с советско-китайским конфликтом на острове Даманском, выдумали новые названия сел и городов. Нас в школе, в 1973, по прошествию 4 лет после конфликта, обязали купить новые тетради, и в них вместо – «ученик Лудьевской средней школы» написать – ученик «Фабричненской средней школы!» Старые тетради попросили выбросить в мусорку, или сжечь!

Прошлое нельзя придумывать – оно уже прошло! Оно останется таким, каким было! К концу повествования, возможно, вспомню еще несколько имен, потому как, любой распадок в тайге не был безымянен, а назывался, или по фамилии охотника, или события, или речки, или растительности! Один распадок, ведущий на канатную дорогу, назывался «Майкой». Не знаю, почему!? Распадков было сотни, и каждый был с именем! Так же было и с ключами, впадающими в более крупные речки. Помню только два – Деревянкин ключ и ключ на Канатке. И подавляющее большинство нас – пацанов – знали их все! Поэтому нам было просто рассказывать друг другу о рыбалке, походах и охоте»

Оперативную группу составили: следователь комитета Галата, опера Матвиенко и Гусев, и эксперт Кашаев. В зад тесного «воронка» посадили брата покойного, Григория Вечерова, должного показать место.

Поехали на 469-ом, за рулем которого сидел Егорыч, когда-то возивший теперешнего министра Пасыкова, в бытность того еще капитаном уголовки, прибывшим тогда в Кавалерово из Первомайского районного отдела г. Владивостока. Разогнались по ул. Дерсу Узалы и чуть не сбили на зебре девушку

– Ну что ж ты, красавица!– выскочил, из с визгом остановившейся машины, Сергей Матвиенко.

Лена, с побледневшим лицом, уже впрыгнула на тротуар,– Надо ж аккуратней!– сказал ей вслед Сергей.

«Так ведь зебра!»– показала на разметку девушка.

Опер залез обратно в УАЗ, который шумно тронулся и помчался дальше.

– Ни че так Милашка!– повернулся ей вслед Стас Гусев.

«Козлы ментовские, чуть не сбили!»– возмутилась вдогонку уезжающему авто будущая участница восхождения на Темную.

– Ну и погодка!– недовольно пробурчал Егорыч, раздражаясь на резиновые щетки дворников, плохо стиравших воду с лобового стекла.

«Говорил завхозу, что бы купил силикон… Дорого, дорого! А! Да ну!»,

– Что на ночь, то?– произнес водитель вслух.

– Начальство требует жертв!– ответил эксперт.

Из всей группы лишь Гусев с Егорычем раньше работали по «Темной». А Егорыч, вообще, выезжал сюда еще в первый раз, более двадцати лет назад, когда нашли близ лесной дороги труп охотника Тарабанова. И выезжал, кстати, вот на этом, тогда еще новеньком, 469-ом.

– Что там на этот раз?– спросил он, выискивая глазами ямы на заброшенной рудовозной дороге. Когда-то по ней ходили Белазы. Тогда дорога содержалась надлежаще!

– Собака откопала хозяина,– сказал Гусев.

– Савельева?– удивился Егорыч.

– Савельева пока не откопали,– сказала следователь прокуратуры Галата,– Вечерова брат опознал.

– Пуля в затылок – лицо на вылет!?– интересовался пожилой водитель.

Григорий Вечеров угрюмо вслушивался в разговор, ударяясь на кочках о решетку.

– На месте разберемся,– ответила женщина,– А вы что думаете?– обратилась она к Вечерову.

– Я?!– сорок сантиметров расстояния между глазами следователя и родственника жертвы разделяла решетка,– Да… пока ничего!

– Еще раз извините, что вы там, но сами видите, как с местами. Что вспомните, говорите – не стесняйтесь!

Опера повернули лица к Вечерову разом, типа – «А не твоих ли рук дело»!?

– Вспомню, скажу,– буркнул тот, отвернувшись назад, равнодушно рассматривая выплывающую, из-под временами буксующих колес, давно знакомую, теперь размытую непогодой, навсегда заброшенную рудовозную дорогу.

– Да-а-а! Погодка не подарок!– Матвиенко смотрел на бегущую промокшую лесную полосу,– Мы Темную хоть переедем, Егорыч?– спросил он, имея в виду разлившуюся горную речку.

– Должны! На то она и русская техника!

– Так что с этим «Ананасом», Стас?!– спросил Сергей Матвиенко.

– Ну что…Карабин подарил ему дед. Мешок с травой оставил друг, сказав, что это лекарство. Но в убийстве Анисимов так и не признался. Пасыков говорит: «Он – колите!» Но, отсидев четыре года в тяжелых условиях, вчистую вышел на свободу. В таких обстоятельствах и безвинные начинают оговаривать себя, а этот…. Короче, на обратном пути заедем за этим фруктом. Что, Зоя?!– обратился Гусев к следователю,– Возьмем санкцию на арест?!

– Будут основания, возьмем. Колите! А может это не он?!

Все, молча, тряслись в тесной кабине. Впереди показались грязные буруны разлившейся Темной. Егорыч остановился и вышел из машины, подумав, что за телом «труповозка» прорвется не раньше чем через три дня.

Дождь, то моросью, то ливнем, осыпал долину горы. Бурные потоки глинистой влаги с шумом неслись по месту переезда, торопясь, в дальнейшем, насытить своей мощью воды Тихого океана.