– А кто же за пределами этого ГУЛАГА? Все в нем?

– Богоизбранные, как они себя называют! Это высшие чиновники в сокомпании с олигархами, преступной элитой и генералами. Все остальные члены общества, так или иначе, обслуживающий их персонал!

– То есть все мы?!

– Именно! Но многие прислуживают, потешая себя иллюзией, что скоро они, или их дети, попадут туда – в управляющий клан! Некоторым действительно это удастся, что будет являться впечатляющим пропагандистским примером для оставшегося в обслуге быдла – «Не ропщите, вкалывайте, старайтесь и скоро мы возьмем вас к себе!»

– Так что все-таки первоочередное, похоть или жадность?– Егор помассировал слипающиеся глаза.

– Во многом благодаря похоти народной многим олигархам удалось стать тем, кем они есть! И тратят они на похоть часть своего состояния…. Иначе, зачем тогда богатство, как не чтобы обеспечивать наслаждением выведшее из косметических салонов, обогащенное стволовыми клетками тело!? Зачем?

– Ну…, например церковь личную отгрохать, или театр оперы и балета…у себя в саду!

– Это для потехи гордыни! Не без этого…

– Вот! А ты говоришь – п****а, п****а…. А для тех, кто с п****ой?

– Для этих *** и церковь в саду! Но, все-таки, те, кто с х***м двигают этот каток власти вперед, чтобы иметь любую понравившуюся…,– Кихкакин извлек сигарету и двинулся к балкону.

– Все это интересно, но – пора спать! – Суздальцев начал клевать носом.

Жека Радов с приятелем, прикупив пять кубов опиума, двигались к остановке маршрутного такси. Евгений, все-таки, дождался Леху Каменцева с дозой.

Они, раскумарившись, вышли на промысел. В одном из пустующих домиков дачного района им удалось похитить двадцатилитровый аллюминевой бак и моток медной проволоки. Сдав это в пункт приема цветных металлов, они и разбогатели на пять кубов. Времена беззаботные, царившие в мире наркоманов еще до его первой посадки в зону, давно закончились. Мак тогда в больших количествах произрастал на дачных участках и личном подворье. Жека со своим специфическим коллективом, июльскими ночами опустошал эти выращиваемые, как украшения садов, грядки с маком, и с профессионализмом аптекарей, из надрезанных лезвиями головок, смакивали на бинтики, выступающий белым молочком, опий. Романтично и бесплатно! Другая была жизнь в стране! Летчики покоряли высоты бескрайнего голубого неба, моряки переживали шторм на бурлящей поверхности Марианской впадины, а компания юношей, под по-летнему казавшейся близкой Луной, с помощью старых шприцев вводила себе свежеприготовленный раствор опиума в кровь с ювелирством медбратьев. Такая жизнь наступала каждое лето, и продолжалась до сентября. Сентябрь запоминался мучительной ломкой, прерываемой, редкими эпизодами распития «кукхнара». Мак, с каждым годом, садили все меньше и меньше. А пацанов, с каждым «сезоном», садили все больше и больше. Потом наступила и Жекина очередь. А когда он освободился из наркзоны, опиум стал уже покупным. Наступили времена рыночной экономики, и органам стало не до наркоманов. Вся страна любыми способами зарабатывала капитал. И арестовывать теперь наркозависимых стали не за наркотики, а за кражи, грабежи и тому подобное. Совершал этот контингент и убийства в период наркоголода на почве своего одурманенного алкоголем состояния. Леха Каменцев в силу возраста тех «золотых времен» не застал и колоться начал «барыжным дерьмом» за деньги.

– Жек, а у тебя ангидрид остался?– спросил он.

– Да… нету, но мне Алиска обещала!– ответил Радов, спрятавшись от осадков в централь-ной остановке.

Алиска – это молодая женщина, растящая трехлетнего ребенка, и торгующая «ханкой» на Жекиной улице. Алиска ввела вчера себе дозу и с огромной температурой провалялась сутки под ватным одеялом, так как в раствор каким-то образом попала инфекция. Поэтому и не смогла вовремя съездить за товаром, поэтому и пришлось пацанам приобретать «кайф» не у нее в соседнем доме, а выдвигаться аж в центр, рискуя попасть в лапы ментов. В направлении пло-щади, с включенным проблесковым маячком, мчался милицейский УАЗик. Кореша насторожи-лись, готовые тот час скинуть содержимое Лехиного кармана в цветущий осенними травами, освещенный матовым светом уличных фонарей, мокрый газон. Но УАЗ проследовал мимо, и тут же в уши врезался тревожный визг резины. Люди повернулись туда.

– Вот козлы, чуть девчонку не сбили!– сказал рослый мужчина, плавно пошатываясь от недавно принятого спиртного. И все услышали, как парень, выскочивший из машины с мигающим маячком, крикнул отбежавшей на тротуар девушке: «Ну что ж ты, красавица!» А невысокая девушка с рельефной фигурой указала рукой на пешеходную «Зебру». УАЗик рванул дальше, и все спрятались от возобновившегося дождя под навес свежеотстроенной остановки.

Поиски у места захоронения ничего не дали. Следственно-оперативная группа вернулась ни с чем, верней с Анисимовым в заднем отсеке – «воронке», на месте доставленного домой брата жертвы. Вымокли, чуть не утопили служебную машину и не утонули сами!

В субботу Владимир Скрипко со Стасом Гусевым решили оправиться на Темную в частном порядке – провести в тайге выходные, поохотиться, подышать горно-таежным воздухом, да и поразмышлять прямо на месте событий о причине и виновнике оных! По «Темной» начали серьезно давить откуда-то с самого верха. Начальство нервничало и нажимало на розыск.

– Ну что, Стас, идем?– позвонил ему Скрипко. Был солнечный вечер в пятницу. Стас нахо-дился на даче. Сразу с работы приехал сюда. Сидел среди клумб с красными, желтыми, розовыми, фиолетовыми цветами, под деревом ярыги и ремонтировал электрический водяной насос. Созревшие ягоды ярыги время от времени щелкали по постриженной налысо голове старлея. Услышав звонок оставленного под навесом сотового, бросил насос, и устремился к нему по выложенной кирпичом дорожке, густо обсаженной кустами малины.

– Идем, идем, Володь!– ответил Гусев, окинув взглядом разнообразие посаженных супру-гой цветов. В квартире, так же, все подоконники были заставлены горшками с самыми экзотическими и простым цветами – от простой герани до африканской розы. Она разговаривала с растениями как с детьми. Каждый из них носил человеческое имя. « Ну что, Дашенька, загрустила!?» – бывало, поливая свои чада, говорила состоявшаяся бизнес-вумен.

– Я сейчас свою агентуру пробью, может что-где всплыло! Ты, то же не спи!– обратился к Стасу капитан криминальной полиции.

– Да я на даче уже,– ответил тот, вдыхая принесенный ветром аромат осыпающейся, жив-шей все ушедшее лето, разнотравной, слегка подопревшей листвы.

– Что, на следующие выходные к тебе, на шашлыки?– спросил Скрипко, вспоминая устро-енный посреди сада мангал, где они жарили мясо в прошлом году,– Извини за наглость, но уютно там у тебя!

– Выходные подойдут, посмотрим,– ответил Стас и, положив телефон на врытый дубовыми ножками в землю самодельный, покрытый лаком, деревянный стол, отправился за калитку к холодному ручейку, где остывала пол литра «Кедровой».

Наступила звездная ночь. Закончившийся дождь оставил после себя сырость воздуха, лужи во дворах и шумящую бурунами речку-гавнотечку, как называли жители протекающий вдоль всего поселка Фабричного (Лудье), замусоренный бытовым хламом ручей, превратившийся после затяжных осадков в грозный поток глинистой воды.

Этой ночью Жека Радов готовил инъекцию наркотика. Им с Лехой Каменцевым посчастливилось купить не готовый раствор, а, размером с полмизинца, кусочек опиума-сырца. У Лехи каким-то образом в наличии оказалась пара не сильно изношенных джиповских колес, а Жека сбегал до «Лешего» и реализовал их тому за семьсот рублей, божась перед больших размеров мужиком, что они не ворованные, и что он никогда, ни кому, ни за что не скажет – что продал их Лешему!