БЕККИ. Привела уже к трем часам.

ЛИЗЗИ. Не обращай на нее внимания, Сара. Она упала на голову.

МОЛЛИ. Может, хватит о ее голове? Почему мама держит нас здесь? Мы же просто рехнемся. Рис, Джонни, Дейви и Анна проехали тысячи миль, чтобы повидаться с ней, а она заставляет их ждать, словно лакеев.

САРА. Дайте ей немного времени. Где Рис?

МОЛЛИ. Где-то неподалеку. Пытается выпить половину спиртного штата.

САРА. А где Джон Роуз?

МОЛЛИ. Выпивает вторую половину. Ну и парочка.

САРА. Я думала, Джон Роуз с выпивкой завязал.

МОЛЛИ. Если и так, Рис допьет все, что осталось после Джона Роуза.

САРА. Риса связывали с твоей матерью самые теплые чувства.

БЕККИ. Я думаю, он странный.

САРА. Никогда не говори такого в моем присутствия. Я не так стара, чтобы не высечь тебя. Джон Рис Пендрагон – самый лучший из всех, кого тебе доведется узнать.

БЕССИ. Похоже, кто-то к нему неровно дышит.

САРА (надвигается на БЕККИ). Ах ты маленькая извращенка.

МОЛЛИ (удерживая САРУ). Уймись, Сара. У тебя высокое давление.

БЕККИ (прячась за ЛИЗЗИ). Я тебя не боюсь.

САРА. Лучше бы тебе бояться.

МОЛЛИ. Сара, успокойся. Подумай о маме.

САРА. Подумай о маме! Подумай о маме! А о ком еще мне думать, черт побери? Где Дейви?

ЛИЗЗИ. Недавно был в библиотеке.

САРА. Может, она поговорит с Дейви?

БЕККИ. Я думаю, он тоже странный.

ЛИЗЗИ. Дейви Армитейдж – милейший человек из всех живущих. Сорок шесть лет хранит верность одной женщине. Не его вина, что он не может найти ее с тысяча девятьсот семнадцатого года.

БЕККИ. Что ж, мне он не нравится. Никто из них мне не нравится. И вы все не очень мне нравитесь. Ненавижу я всю эту семейку. Лучше бы я умерла. (Уходит).

ЛИЗЗИ. Она это сгоряча. Просто расстроена.

САРА. Мне без разницы, сгоряча она или нет. Я – не семья. Всего лишь наемная прислуга. Имей я непосредственное отношение к семье, давно бы пошла и повесилась в амбаре, как Альберт.

МОЛЛИ. Возвращайся к маме, Сара. Мы с Лиззи попытаемся найти Риса и Джона Роуза. Может, Анна знает, где они. А ты иди к маме.

САРА. Господи, если бы я умерла первой, ни одна из вас не обратила бы ни малейшего внимания. Разве что заметили бы, что никто не готовит ужин. Ох, следовало мне выйти за этого тупоумного Анкифера, когда у меня был шанс, и давным-давно уйти из этого дома. И где Дороти? Ее найти труднее, чем кота. (Уходит).

МОЛЛИ. Не могу этого понять, Лиззи. Мне сорок шесть, тебе – пятьдесят один, но едва Сара входит в комнату, как мы становимся шестилетками. Как такое может быть?

ЛИЗЗИ. По крайней мере, с Бекки мы больше похожи на глупых девочек-подростков. Хотя на голову не падали. И где Дороти?

МОЛЛИ. Полагаю, прячется в тайнике, известном только глухим людям и котам.

ЛИЗЗИ. И где этот тайник?

МОЛЛИ. Если б знала, давно бы там спряталась.

ЛИЗЗИ. Молли, что мы сделали не так с Бекки?

МОЛЛИ. Мы научили ее говорить.

ЛИЗЗИ. Это да.

МОЛЛИ. И напрасно.

(Свет медленно гаснет. За сценой кто-то тихонько играет на пианино).

(Кто-то играет на пианино мелодию «Расскажи мне свой сон/You Tell Me Your Dream». Свет падает на ДОРОТИ, она в библиотеке).

ДОРОТИ. Мне снится, что в соседней комнате играют на пианино. Я открываю дверь и вижу, что да, музыка звучит, клавиши поднимаются и опускаются, словно призрак играет мелодию из старого водевиля. Тут до меня доходит, что действительно слышу музыку. Произошло что-то удивительное, и ко мне после стольких лет вернулся слух. Я счастлива, я хочу рассказать об этом, поэтому бегаю по дому, открываю двери, и вижу, что в каждой комнате пианино, клавиши движутся сами по себе, и каждое пианино играет свою мелодию из репертуара старого мюзик-холла. (Пока она говорит, мы слышим, как первому пианино добавляются все новые, но играют они негромко, так что кричать ей не приходится. Звучат такие мелодии, как «Нежная Рози О’Грейди/Sweet Rosie O’Gradie», «Дождись восхода, Нелли/Wait Till the Sun Shine», «Моя подружка Салли/My Gal Sal», «Птица в золоченой клетке/A Bird in a Gilded Cage»). Наконец я открываю последнюю дверь, а за ней комната, в которой много людей. Лиззи и Молли, Льюис, Клетис и Сара, Рис и Джонни, Дейви и Анна, еще папа и Джесси, и все стоят вокруг, как мне поначалу показалось еще одного пианино. Я такая взволнованная, начинаю что-то им говорить, только в какой-то момент осознаю, что несу околесицу. Никто не понимает, что я говорю. Они все смотрят на меня с печалью и осуждением, и тут я вижу, что стоят они не у пианино, а у гроба мамы, и мама смотрит на меня из гроба и начинает говорить на каком-то иностранном языке, которого я не знаю. Я взглядом прошу помощи у остальных, но они все начинают говорить на иностранных языках, и никто никого не понимает.

(Звучат накладывающиеся друг на дружку мелодии, какая-то тарабарщина, пока все не обрывает пронзительный голос ЛИЗЗИ, доносящийся из темноты).

ЛИЗЗИ. Дороти! (Тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Свет падает на вошедшую в библиотеку ЛИЗЗИ). Вот где ты прячешься, среди книг папы. Иди на кухню и помоги приготовить ланч.

ДОРОТИ (машет руками, раздраженно). Уг-г-г-г-г-г!

(ДОРОТИ оглохла в пять или шесть лет. Она хорошо читает по губам, но членораздельно говорить не может, только издает горловые звуки. Она училась в школе для глухих в Колумбусе, давным-давно, но язык глухонемых вокруг нее никто не освоил, так что она разработала свою систему звуков и жестов, которая помогает ей в общении с близкими).

ЛИЗЗИ. Мне без разницы. Сара занята с мамой, а Молли подпускать к кухне я боюсь. От тебя пользы тоже немного, но больше просить мне некого.

ДОРОТИ. Уг-г-г-г-г-г!

ЛИЗЗИ. Мама в том же состоянии. Я предполагаю, что в том же. В ее комнату вход закрыт всем, кроме Сары. Думаю, с головой у нее совсем плохо. Господи, не хочу я быть такой старой. Попрошу кого-нибудь взять ружье и пристрелить меня.

ДОРОТИ (показывая на себя). Уг-г-г-г-г-г!

ЛИЗЗИ. Ты вызываешься добровольцем? Буду иметь это в виду. Пошли. Мне нужно, чтобы ты почистила картошку. И не спорь со мной.

ДОРОТИ. Уг-г-г-г-г-г!

ЛИЗЗИ. Я серьезно. Давай сегодня жить дружно, Дороти. День обещает быть слишком тяжелым.

ДЖОН (входит из темноты со стаканом в руке. Он – актер, и по-прежнему красив). Ох-х-х. Занято. Извините. Хотел спрятаться за письменным столом. Вижу, Дороти меня опередила.

ЛИЗЗИ. Не слишком ли рано ты начинаешь пить?

ДЖОН. Я проснулся. Значит, уже пора. Я шучу, Лиззи. Это чай со льдом.

ЛИЗЗИ. Свежо предание…

ДЖОН. Хочешь понюхать?

ЛИЗЗИ. Нет, Джон Роуз, не хочу я нюхать твое питье. Я пытаюсь утащить Дороти на кухню, чтобы она помогла мне приготовить ланч. Впервые за много лет в доме полно людей, а я по-прежнему не могу найти хоть одного, кто занялся бы делом.

ДЖОН. Я тебе помогу.

ЛИЗЗИ. Нет, благодарю.

ДЖОН. Я могу резать салат.

ЛИЗЗИ. Просто держись подальше от кухни.

ДЖОН. А что я, по-твоему, намерен сделать? Подсыпать мышьяк в картофельное пюре?

ЛИЗЗИ. Ты сам это сказал – не я.

ДЖОН. Лиззи, давай зароем топор войны, хорошо?

ЛИЗЗИ. Я бы с радостью, но не знаю, получится ли. Дороти, иди на кухню.

ДОРОТИ (указывает на ДЖОНА). Уг-г-г-г-г-г!

ЛИЗЗИ. Да о чем ты хочешь с ним поговорить? Что ты можешь ему сказать?

ДОРОТИ (упрямо, уперев руки в боки). Уг-г-г-г-г-г-г-г-г!

ЛИЗЗИ. Ну и черт с вами. Я все сделаю сама. Так всегда и бывает, когда дело касается работы. Не понимаю, зачем я к кому-то обращаюсь. Никто меня не слушает. Я словно пустое место. Не понимаю. Просто не понимаю. (Уходит, продолжая что-то бормотать).

ДОРОТИ (крутит пальцем у виска, показывая, что ЛИЗЗИ чокнутая). Уг-г-г-г-г-г!