Однако мне также трудно было представить себе, как бы я жила в изоляции с Томасом Холландом в его имении где-то под Апхолландом на дальних и унылых задворках графства Ланкашир.
Тем не менее внешне мы с Уиллом успешно поддерживали впечатление супружеской пары. Нам было что сказать друг другу, когда мы встречались. За столом. На светских раутах. На приемах посольств. На охоте. Мы были графом и графиней Солсбери в ожидании своих титулов. Уилл считал своим долгом встречаться со мной каждый день.
Иногда, когда никто не видел, он целовал меня в щеку.
Но чаще ограничивался тем, что склонялся к моей руке.
Я приветствовала его и делала реверанс.
Мое ливрейное ожерелье – ведь я теперь тоже стала принадлежать к роду Солсбери – помещалось в сундук с драгоценностями графини Кэтрин на хранение, пока мы с Уиллом танцевали, двигаясь почти синхронно. Мы с ним танцевали вместе с тех пор, как научились ходить. Поскольку мы знали друг друга целую вечность, нам было легко в компании друг друга. Видя нас вместе, моя мать считала, что может расслабиться и даже улыбнуться мне. Как и графиня Кэтрин. И королева Филиппа.
Уилл был мне другом. Несмотря на наши клятвы и торжественные слова священника, мы жили так же, как жили всегда, потому что все еще считалось, что мы слишком молоды, чтобы делить супружеское ложе. На самом деле Уилл, который был моим ровесником, казалось, был даже доволен, что нужно с этим подождать. Я молилась, чтобы он и впредь оставался таким. Я была переполнена ожиданиями. Я не могла ни с кем поговорить об этом, хотя и пыталась.
– А что ты будешь делать, когда вернется Томас? – спросила я как-то Уилла.
– Я что-то сомневаюсь, чтобы он вернулся сейчас. Сколько времени его уже нет?
– Год.
– Моя мать говорит, что его нет в живых.
Я огорченно поджала губы.
– Ты скучаешь по нему, да? – Голос его звучал озабоченно.
Могла ли я ответить на этот вопрос положительно? То, что я испытывала, было странным чувством. Как я могла тосковать по жизни, которой никогда не знала? Иногда мне казалось, что Томас исчезает в какой-то зияющей пустоте. К моему стыду, вспомнить черты его лица становилось для меня все более сложной задачей.
– Ты моя жена, Джоанна. – Это было окончательное заявление собственника.
– Я сознаю это.
– А Томас Холланд наверняка погиб.
Таким образом, Уилл вбил себе в голову, что Томас уже никогда не вернется, чтобы внести сумятицу в установившийся порядок вещей. Он больше не думал о том, что я обещала другому мужчине, и не беспокоился, что Томас познал меня интимно. Для него вся ситуация была полностью идеально улажена под святым покровительством епископа Лондонского. Так что Уилл не испытывал страха перед будущим.
В отличие от меня.
Конец лета, 1341. Королевская резиденция в Хейверинг-атте-Бауэр
Первым знаком того, что этот день принесет с собой нечто необычное, были неожиданно подскочившие к нам охотничьи собаки, которые тут же принялись обследовать все и толкаться без всякого почтения к членам королевской семьи. Вторым было то, как засветилось апатичное лицо королевы Филиппы, когда она подняла голову, оторвавшись от своей вышивки. Этих намеков было достаточно, чтобы мы сразу поняли, кто приехал. Мы все, кроме самых маленьких детей, тут же вскочили на ноги, но вынуждены были вернуться к своим занятиям по мановению царственной руки.
Наслаждаясь теплыми деньками угасающего лета, мы группками сидели под деревьями вместе с королевой Филиппой, внимательно присматривавшей за своими младшими детьми, Джоном и малышом Эдмундом с его густой, пушистой шевелюрой, который и не догадывался, что стал причиной раздора между королем, королевой и архиепископом Кентерберийским. Их няньки были рядом наготове. С нами были Нед, а также Уилл, который съездил к графине Кэтрин по каким-то вопросам, связанным с усадьбами, и сейчас пришел попрощаться со мной, перед тем как вместе с Недом возвратиться в королевское поместье в Кеннингтоне, где сейчас обосновался принц. У нас была довольно шумная компания, которая стала еще более шумной, когда прибыл король со сворой гончих, а также обычной свитой из сопровождающих его рыцарей, сквайров[10] и егерей.
Без всяких церемоний Эдуард поцеловал Филиппу в щеку, потрепал Изабеллу по голове, слегка хлопнул по плечу своего наследника, иронично похвалив его новый красивый плащ, подбитый атласом и державшийся на двух несоразмерно больших золотых пуговицах, после чего склонился над двухмесячным младенцем в колыбели. Покончив со всеми этими маленькими формальностями, он окинул нас всех взглядом и с шуточным поклоном объявил:
– Посмотрите, кого я вам привез. Встречайте.
Эдуард поманил кого-то рукой.
– Встречайте человека, только что вернувшегося из славного похода, богатого на славные подвиги и доблестные сражения. Мы все с удовольствием послушаем его рассказы о праведных войнах в далеких краях.
У меня не было никакого предчувствия. Ничто не всколыхнуло моих эмоций, а внутренний голос не шепнул слов предупреждения. Пальцы мои замерли на струнах лютни, на которой я играла, а сама я повернулась туда, куда указывал король, с готовой улыбкой на лице для нового гостя, которому было что рассказать. Собственно, так же отреагировали мы все.
Однако в следующее мгновение пальцы мои судорожно прижались к жалобно застонавшим струнам. Я с трудом вдохнула воздух. Томас Холланд не погиб. Томас Холланд не был тяжело ранен. Томас Холланд больше не был захвачен религиозной горячкой Крестового похода.
Томас Холланд стоял среди нас. Шести футов ростом, в сапогах из мягкой кожи и котарди[11] до бедер. Улыбающийся и с хорошими манерами.
Каким образом моя кровь могла вдруг стать такой холодной, когда вокруг палило летнее солнце? Похолодело и лицо, на котором, похоже, застыла уместная случаю приветственная улыбка, тогда как горло сжала неведомая сила, не желавшая отпускать. Я чувствовала, как Уилл бросил на меня быстрый испуганный взгляд, хотя и не смотрела в его сторону. Это был тот самый момент, который все месяцы нашего с ним супружества держал нас в состоянии напряжения и смутного трепета. Я ждала его, я строила для себя планы относительно него, но все же, когда он наконец наступил, я не знала, что мне делать. Впервые на моей памяти я растерялась настолько, что не могла сообразить, что мне следует говорить или делать. До сих пор все воспоминания о тех чувствах, которые подтолкнули меня на обручение с этим рыцарем, тщательно удалялись из моей памяти. Меня захлестнула не любовь. И не физическое желание, пребывавшее в дремотном состоянии все время его отсутствия. Это был страх. Я ощущала лишь полное оцепенение от ужаса. Во время этой нашей встречи мне необходимо было быть крайне осторожной в словах, особенно на людях. Я не была к этому готова и лишь плотно сжала губы. Томас Холланд тем временем галантно поклонился и обратился с приветствиями к королеве. И тут меня осенила одна мысль, вполне очевидная, казалось бы.
А знает ли Томас? В курсе ли он тех событий, которые произошли здесь с тех пор, как он покинул Англию? Разумеется, нет. С чего бы кто-то стал рассказывать ему обо мне? Перипетии личной жизни принцессы Джоанны никоим образом не касались рыцаря, у которого не было ни репутации, ни богатства, чтобы стать сколь-нибудь заметной фигурой при дворе. Эдуард был рад видеть его, потому что тот представлял собой источник новых рассказов о войне и славных походах, а также потому, что чувствовал в нем большой военный потенциал, но Томас все же не относился к рыцарям из ближайшего окружения короля. Никто бы просто не посчитал нужным посвящать его в мои личные обстоятельства.
Нет, конечно же, он ничего не знал.
Казалось, что все находится в каком-то подвешенном состоянии, словно целебные травы, плавающие в настойке на красном вине, однако это было просто игрой моего воображения. На самом деле, наоборот, все приходило в свое нормальное состояние, как будто все мои органы чувств вдруг вернулись к жизни: изображение перед глазами стало предельно четким, запах роз пьянил своим мускусным ароматом, уши оглушал шум, поднятый охотничьими псами и детьми. Уилл растерянно переминался с ноги на ногу рядом со мной, смущенный тем, что человек, в смерти которого он себя так долго убеждал, внезапно оказался жив. Эдуард приказал егерям собрать собак и увести их на псарню. Филиппа поспешила отослать младших детей с няньками. Дети постарше вернулись к своим занятиям, за исключением Изабеллы, возбужденно морщившей нос от любопытства, которое подогревалось ее разыгравшимися фантазиями. Я прижала свою лютню к груди, как младенца.
