Я заметила, что Уилл, стоявший справа от меня, бросил в мою сторону взгляд, пронзительный, как у орла, что было так нетипично для столь спокойного и сдержанного юноши. Я ответила ему тем же.

– Мы устроим великолепное торжество. Возможно, к этому времени графа уже освободят, и тогда у нас будет двойной праздник. Разумеется, эту свадьбу посетят Эдуард и Филиппа, – сказала моя мать. На ее обычно едкую манеру изъясняться накладывало свой отпечаток радостное воодушевление в связи с предстоящим событием, которое совсем не соответствовало ее довольно мрачному внешнему виду.

Я увидела, что Уилл уже приоткрыл губы, а его лоб напряженно нахмурился.

Я тоже нахмурилась в ответ, хотя и понимала, что должна подчиниться его безмолвному приказу. Молчать дальше было уже нельзя.

– Нет никаких препятствий, которые могли бы помешать этому браку, так что специальное разрешение не требуется, – тихо и с удовлетворением произнес наш священник, отец Освальд, вписывая основные важные моменты в соглашение о нашей помолвке. В аристократических кругах имелось крайне мало обрученных пар, которые за долгие годы существования их династий не были бы связаны между собой запретными родственными узами. И в таких случаях общепринятой практикой было специальное разрешение Папы на брак между родственниками – в виде исключения.

– И это очень удачно, – поморщившись, заметил мой дядя Уэйк. – Потому что нынешний обитатель папского дворца в Авиньоне славится своей велеречивостью и дороговизной услуг.

Я затаила дыхание.

Уильям нахмурился еще больше.

Прежде чем заговорить, я судорожно сглотнула.

– Есть одно препятствие, мешающее этой свадьбе.

Мое заявление, сделанное твердым и четким голосом, произвело под сводами залы тот же эффект, что и подожженная стрела, которая, взмыв над крепостной стеной осажденного замка и опустившись на соломенную крышу сарая, вызывает мгновенно вспыхнувший пожар. Это заявление, резко менявшее буквально все, неминуемо влекло на мою голову заслуженное возмездие и всеобщий гнев.

Я видела, что Уилл покраснел до корней своих рыжевато-каштановых волос. Что ж, он сам этого хотел, ему не на что жаловаться. Я сделала то, что обещала.

– Препятствие? – За все время дискуссии мой дядя Уэйк впервые неодобрительно взглянул на меня, причем с довольно глупым видом. В голосе его появились резкие нотки: – Что еще за вздор, да еще так несвоевременно? Разумеется, никаких препятствий не существует. Мы очень тщательно отследили родословные наших семейств. Между ними нет никаких родственных связей, и по части кровного родства между вами никаких проблем не имеется. – Он взглянул на графиню Кэтрин, и озабоченное выражение на его лице сменилось успокаивающей улыбкой. – Ничто не мешает заключению этого брака, и графине это хорошо известно.

– О чем ты думаешь, Джоанна? Такое проявление легкомыслия сейчас абсолютно не к месту. – Моя мать постаралась, чтобы голос ее прозвучал непринужденно, но ей это не удалось.

– Этот брак крайне желателен для обеих сторон, – продолжал сэр Томас, сразу пресекая на корню все возражения и вопросы, которые могли возникнуть. Он-то думал, что я подала голос, потому что Уилл мне не нравится. Или он мне нравится не настолько, чтобы выходить за него. Как же он меня плохо знал, если мог подумать, что я стану руководствоваться такими тривиальными вещами, как то, что мне кто-то нравится или не нравится. Точнее сказать, он не знал меня вообще.

Взяв кубок с вином и осушив его одним глотком, мой дядя сказал:

– Какое еще будущее может быть лучше для тебя, чем то, которое мы тебе предлагаем? – Он еще раз повторил все свои доводы, как будто с первого раза я их не услышала. – Вы с ним знаете друг друга с детства. Вы будете продолжать жить при королевском дворе, пока не повзрослеете настолько, чтобы завести свой дом. И получите деньги, необходимые, чтобы это осуществить. Что тут может не нравиться? Я уверен, что король пожалует вам замок, где бы вы могли обосноваться. Не может быть никаких препятствий к этому.

Графиня Кэтрин бросила взгляд в сторону своего сына:

– Вы что, поссорились? В этом вся проблема? Но любые ссоры вскоре забудутся. – А потом она посмотрела на меня с таким же видом, с каким смотрела, когда я была шаловливым ребенком, не слушавшимся ее. – Я знаю, что у тебя доброе сердце, Джоанна. У тебя не будет размолвок с моим сыном.

Да, все это было бы справедливо, если бы я по-прежнему была маленькой девочкой, чьими привязанностями могли руководить взрослые.

Но я была уже не ребенок.

– Нет, сэр Томас, миледи и мадам, моя мама. Дело не в этом. – Я еще раз сделала всем реверанс. – Уильям мне вполне нравится. Думаю, что я ему тоже нравлюсь. Между нами нет никаких разногласий.

Я должна была сделать это. Если не я, то это точно сделает Уильям. Он уже начал переминаться с ноги на ногу, как будто выбирая более устойчивое положение, прежде чем бросить свое обвинение.

Когда я заговорила, голос мой звучал спокойно, но уверенность в нем была наигранной.

– Я не могу выйти замуж за Уилла. Потому что я замужем. У меня уже есть муж.

Если я когда-то и мечтала произвести оглушительное впечатление на заполненную людьми залу, то сейчас мне это удалось в полной мере. Повисла мертвая тишина, которую нарушил единственный звук: священник, все еще продолжавший до этого момента писать, уронил свое перо, мягко упавшее на разрисованные птицами и цветами каменные плиты пола. Я следила за тем, как меняется выражение лиц присутствующих. Моя мать казалась сначала изумленной, а затем готовой к обвинениям. Неверие моего дяди быстро сменилось яростью. Леди Элизабет и ее невестка были просто сбиты с толку. На лице священника читалась встревоженная озадаченность. Слуги, уши которых в таких случаях всегда навострены в ожидании чего-то интересного, так и застыли на месте со своими серебряными подносами. А вот у Уилла – Уильяма! – произведенный мной фурор вызвал лишь злобную радость.

– Вы должны знать, – добавила я, – что я замужем уже больше шести месяцев. С апреля этого года.

– Ты не понимаешь, что говоришь.

Моя мать сделала большой шаг в мою сторону, чтобы схватить меня за руку. И это было далеко не нежное прикосновение.

– Но я все понимаю, мадам. И у меня есть свидетели моего обручения.

– И кто же твой муж, о котором нам до сих пор ничего не известно? – поинтересовался мой дядя Уэйк, грозно хмуря брови.

Разумеется, я должна была им сказать.

– Мой муж – Томас Холланд. Сэр Томас Холланд. Рыцарь из окружения короля. Вы все его хорошо знаете.

В этот момент меня саму уже трясло от злости на него. Потому что человек, бывший моим мужем уже шесть месяцев, преднамеренно бросил меня одну перед лицом этой ужасной ситуации.

Со стороны моей матери и дяди на меня хлынула горячая лавина вопросов, суждений и опровержений, и я старалась на все это отвечать. Тем временем у графини Кэтрин хватило ума выдворить из залы слуг, предварительно забрав у них вино.

– Что на тебя нашло, чтобы делать такие возмутительные заявления?

– Это не просто заявления. Это правда.

– И ты столько молчала? Все эти несколько месяцев?

– Мы подумали, что будет благоразумно никому ничего не говорить, пока сэр Томас не вернется с войны.

– Это все нагромождение сплошной лжи, Джоанна. У тебя что, нет никакого понятия о таких вещах, как нравственность?

На это я решила не отвечать.

– Полагаю, это был просто обмен глупыми романтическими обещаниями и несколько опрометчивых поцелуев.

Нет, это было нечто большее. Намного большее. Но я подумала, что будет неразумно сейчас настаивать на этом. Графиня Кэтрин растерянно переводила взгляд с меня на своего сына и обратно. Леди Элизабет в ужасе прикрыла рот своими старушечьими руками с узловатыми пальцами. Уилл глупо и самодовольно ухмылялся.

– Такой разговор нас ни к чему не приведет, – наконец раздраженным голосом громко заявила моя мать, поднимая руки вверх. – Поговорите с ней, отец Освальд. Нам необходимо знать всю правду.