Военные годы были трудные, голодные, а жизнь непомерно тяжелая, такая, что современный человек даже не может себе представить, да и слава Богу. Период продвижения к Москве германских пехотных и танковых войск осенью 1941 года вошел в историю как «черный октябрь». В течение каких-то семи-восьми дней образовались так называемые Вяземский и Брянский котлы, в которых оказались окруженными войска трех наших фронтов.

Линия фронта перекатилась через Дубровский район еще летом. Дубровка находилась под оккупацией с 8 августа 1941 до 24 сентября 1943 года. На захваченной территории германские войска устанавливали свой орднунг, «новый немецкий порядок». Во всех населенных пунктах принимались меры охранительного характера: запрещалось выходить на улицы с шести часов вечера до пяти утра, у населения изымались радиоприемники, велосипеды, лыжи, устанавливался строгий пропускной режим. Ходить в лес можно было лишь по разрешению властей.

Многие русские люди за времена гонений на Церковь отвыкли жить со своей верой, с Богом, разучились молиться. Немецкие власти якобы несли им религиозную свободу и не препятствовали возобновлению церковных служб, а лютеранские пасторы, находившиеся в войсках, даже совершали крещение, правда, по своему протестантскому обряду. Подмосковный поэт Анатолий Липин вспоминал свои крестины в оккупированном городе Краснодоне:

Попытки немецких миссионеров обратиться к религиозности русского народа и «перекрестить» его в свою веру были обречены на неудачу: население видело погромы и зверства, отнюдь не христианскую суть «нового немецкого порядка». Тем более в Брянском полесье пасторская миссия провалилась.

Шел 1941 год, стоял тот самый октябрь, когда потоки русских пленных шли по дорогам на запад. Картины военного ада были повсюду. «Наводили ужас трупные поля у очагов последних боев», – писал в отчете один немецкий офицер.

Может, краем уха Василий услышал про церковную службу под праздник Покрова Пресвятой Богородицы, или Сама Царица Небесная внушила ему мысль помолиться о себе и своих близких.

Как бы то ни было, рано утром 14 октября мальчик один-одинешенек отправился на богомолье. С палочкой в руках он босиком прошагал четыре километра до Дубровки и еще столько же – до села Давыдчичи. Ему встретился полицейский патруль: «Куда идешь?» Вася ответил, что идет в церковь, и его пропустили. Так он оказался на празднике Покрова Божией Матери.

Василий молился, как мог, крестился на образа, когда крестились все. А выйдя из храма Рождества Пресвятой Богородицы после праздничной службы, даже не успел вспомнить и вздохнуть о долгой обратной дороге, как увидел родную тетю и своих лучших друзей – двоюродных братьев. Они тоже были на празднике и стояли уже возле запряженной лошади. Братья обрадовались и удивились: «Как ты оказался так далеко от дома? Кто-то тебя сюда довез?» – «Нет, я сам пришел». Конечно, ему не поверили и, разумеется, не позволили добираться пешком обратно в деревню, а посадили на возок, прикативший всех к дому, в Зимницкую Слободу.

В ходе сражений во второй декаде октября 1941 года в Западной линии нашей обороны протяженностью 800 километров образовалась брешь шириной до 500 километров. Но само наличие здесь разбитых, истекающих кровью наших армий не было напрасным – из них на подступах к Москве образовался партизанский край. Партизаны на длительное время приковали к себе крупные силы немецких пехотных и танковых соединений группы армий «Центр». Взятие Москвы «с ходу» не состоялось.

Потом отец Андрей, ссылаясь на маршала Г.К. Жукова, которого очень любил, говорил, что неделя с 8 по 14 октября, когда «казалось, что лавина злая сметет Москву и мир затем; и заграница, замирая, молилась на Московский Кремль», стала переломной для хода войны, напоминая, что это седмица от дня памяти преподобного Сергия Радонежского до праздника Покрова Пресвятой Богородицы.

Терпя поражение на фронтах, фашисты с весны 1942 года начали проводить массовые карательные операции в партизанских зонах. Каратели применяли в Брянском полесье самые зверские способы убийства, включая массовые сожжения населенных пунктов вместе с жителями, объясняя жестокие меры ростом подпольного и партизанского движения. За одного убитого партизанами немецкого солдата фашисты казнили в Зимницкой Слободе десять мирных жителей. Плач и рыдания стояли по всей деревне. Тогда же начался принудительный угон молодых людей на работу в Германию. Укрывательство от угона жестоко каралось. За годы оккупации гитлеровцы насильственно угнали в Германию 8700 мирных жителей Дубровского района.

С учетом расположения в районе Дубровки большого аэродрома фашисты держали здесь крупный гарнизон. Гарнизонная комендатура располагалась в здании Дубровской средней школы. Большинство школьных учителей стали подпольщиками и вселяли в земляков веру в неизбежную победу Красной армии. Но среди местных жителей были и малодушные. В Зимницкой Слободе квартировали 18 полицаев, набранных из местного населения и получавших немецкий паек. В начале 1943 года среди них царили смятение и паника: прошел слух, что их будут отправлять на фронт. Многие запротестовали: «Мы уйдем в лес!» Они понимали, что им придется воевать против своих же братьев.

Через много лет Василий Петрович вспоминал один случай, как мимо их деревни проходил карательный отряд и как он, Вася, чуть не накликал беду. Недалеко от его родного дома жила семья, где Васю и других соседских ребятишек всегда хорошо принимали. Дверь в их дом не закрывалась, и Васю тянуло туда посидеть, поиграть с ребятами – в своем возрасте они не осознавали опасность и по-мальчишески храбрились. Дети жили со своей матерью и какой-то родней, их отец ушел на фронт. И вот Вася, когда гостил у них в очередной раз, зачем-то выглянул в окно и увидел лыжников. Он посчитал, что это кто-то из деревенских вышел на лыжню прокатиться. Он выскочил из избы и стал махать руками, подзывать их поближе. Один из хозяйских сыновей выбежал вслед за Васей и тоже радостно закричал. Лыжники оказались карателями. Они забрали с собой того паренька, который был старше Васи, выше ростом. Когда его угнали, в доме начался отчаянный крик, переполох: «Увели ребенка, убьют, расстреляют!» А виноват во всем Вася. Он со слезами бросился к себе домой. Спустя некоторое время тот паренек, не заходя к родным, явился к Васе и рассказал, что с ним случилось.

Каратели погнали его вперед под прикладами винтовок. Недалеко от Дубровки вдруг приказали остановиться и отойти в сторону от лыжни метров на тридцать. Он послушался, пошел. По нему выстрелили. Услышав звук выстрела за спиной, он упал в снег и остался цел и невредим. Произошло ли чудо, что он ускользнул из-под прицела, или каратель пожалел молодого паренька, выстрелив мимо, – неизвестно. Но когда карательный отряд скрылся из виду, мальчик встал и прибежал в родное село. Бог сохранил его от пули, а Василия – от невольной вины и от осуждения близких.

В конце второго года войны всю страну облетела партизанская песня «Шумел сурово брянский лес», потом ставшая гимном Брянской области. А сухой, жаркий сентябрь 1943-го, когда в Дубровку пришло освобождение, оставил в памяти Васи горящие брянские леса.

Позже Василий Петрович рассказывал, как во время оккупации он выхаживал родных, заболевших сыпным тифом, метавшихся в бреду. За лекарствами от тифа он отправился к немецкому врачу – больше идти было некуда. Врач, видимо, был добрым человеком. Васю он принял как-то даже тепло, расспросил про больных, дошел до их дома, заглянул в открытую дверь, но в дом заходить не стал, только подробно рассказал, как давать лекарства. Потом показывал Васе фотографии своей семьи, детей и попросил показать ему школьный учебник немецкого языка: улыбался, читая про «Junge Pioniere Schwestern und Brüder». Выхаживая всю семью, Вася и сам заболел тифом. Но выздоровел, остался жив.