Мы начинаем эту книгу с феномена бедности. И это не случайно. Во многих последующих главах проблема бедности будет присутствовать в качестве некоего фона рассуждений. Это совсем не означает, что «виртуальные русские» – это по большей части бедные люди. У русской трактовки бедности много планов и коннотаций. Нашим соотечественникам свойственно чувство недореализованности, недосвершённости – ощущение того, что жизнь могла бы быть и даже должна быть лучше. А какое обстоятельство может вызвать такое ощущение в рамках рыночных реалий? Конечно же, нехватка денег, т. е. бедность. Поэтому многие экономические проблемы, рассмотренные далее (безработица, новые формы занятости, дауншифтинг, конкуренция в организациях и др.), прямо или косвенно связаны с бедностью. Проблема бедности служит специфической линзой, преломляющей русский взгляд на экономические явления и процессы.

Бедность как социально-экономическое явление в той или иной степени присуща любому обществу. Формы её проявления и масштабы распространения могут быть разными. И российская бедность совсем не похожа на то, с чем сталкиваются беднейшие страны на планете. Там речь идёт о балансировании на грани выживания, а точнее – на грани смерти. Нехватка еды, питьевой воды, невозможность воспользоваться услугами врача, понимание того, что дети никогда не получат образование и не смогут жить иначе, чем их родители, – всё это по большей части не про сегодняшнюю Россию. Безусловно, и в нашей стране (как и в самых благополучных богатых странах) наличествуют случаи ужасающей нищеты, но не они формируют специфические особенности национальной экономической культуры. Для жителей России бедность – это прежде всего фрустрация. Бедность – это универсальное объяснение колоссального разрыва между ожиданиями и реальностью.

В этой книге мы много раз будем ссылаться на советское прошлое как мощный фактор, до сих пор формирующий институциональный контекст экономической жизни людей. Когда в стране начались рыночные реформы, не только простые люди, но и сами реформаторы, а также многие известные зарубежные учёные и политики верили в то, что пройдёт совсем немного времени, и Россия станет такой же процветающей, как и развитые страны. Социалистический лагерь считался вторым миром. Первый, наиболее развитый мир составляли капиталистические страны. Третий – слаборазвитые и развивающиеся. Из второго мира путь виделся только в первый. Сегодня пришло осознание того, что после всех потрясений и нововведений последних лет мы остались вторым миром – только сегодня он зовётся БРИКС. Мы критически смотрим на западные ценности, и правительство убеждает нас, что путь в первый мир – это путь неправильный, не соответствующий русским традициям. Но при всём этом ощущение фрустрации осталось. И, как уже говорилось выше, оно влияет на восприятие множества феноменов современной жизни в нашей стране.

Проблема бедности в социологии рассматривается в контексте углубляющейся во всём мире проблемы социального неравенства и расслоения. Исследователи высказывают разные точки зрения относительно причин роста социального неравенства, имеют часто поляризованные взгляды на меры по борьбе с растущим имущественным, экономическим и социальным расслоением. Однако все сходятся во мнении, что социальное неравенство будет нарастать во всём мире[3], порождая множество негативных эффектов и вызовов, на которые национальные правительства должны будут найти эффективные ответы.

В трудах Нобелевского лауреата по экономике 2015 года А. Дитона и в работах менее титулованных зарубежных и отечественных экономистов и социологов говорится о несбывшихся ожиданиях и надеждах на снижение социального неравенства и решение проблем бедности в отдельных странах и в общемировом масштабе. Мир всё больше поляризуется, расслоение растёт. Согласно данным доклада ОЭСР Focus on Inequality and Growth «мировое неравенство стало больше, чем в XIX в.: глобальный индекс Джини вырос с 49 пунктов в 1820-м году до 66 пунктов в 2000-м. Мировое неравенство резко сократилось лишь в период 1950–1970 годов, когда в развитых странах мира работала модель социального государства, а в ряде развивающихся стран модернизация вывела большую часть населения из нищеты. В наши же дни, как на Западе, так и на Востоке, реальная картина выглядит довольно непривлекательно – богатые всё больше богатеют, бедные – беднеют, а средний класс размывается»[4]. По данным компании Oxfam в 2016 году состояние 1 % богатейших семейств мира (около 73 млн человек) сравнялось с состоянием остального человечества, 8 богатейших людей владеют капиталом половины населения мира[5]. И это при том, что «больше миллиарда людей в мире продолжают жить в абсолютной бедности с доходом менее 1,25 долл, в день»[6].

Очень часто учёные и простые люди возлагали надежды на экономический рост как универсальное средство борьбы с любыми экономическими проблемами, в первую очередь с проблемой бедности. К XXI веку стало очевидно, что выгоды от экономического роста и создания богатства не распределяются одинаково. Богатство, созданное в современных экономиках, захватывается теми, кто уже богат, а самые бедные в обществе продолжают беднеть: состояние миллиардеров в 2018 году увеличилось на 12 процентов (на 2,5 миллиарда долларов в день), в то время как доходы 3,8 миллиарда человек, составляющих беднейшую половину человечества, сократились на 11 процентов[7].

Необходимо подчеркнуть, что во всём мире и в России (о чём речь пойдёт ниже) стремительно расширяется социальная группа «работающих бедных». В 2017 году бедность среди занятого населения являлась уже широко распространенным явлением: более 300 миллионов рабочих из развивающихся стран имели доход или потребление домашних хозяйств на душу населения менее 1,90 долл. США (по паритету покупательной способности) в день.

Почему это неравенство не только сохраняется, но и закрепляется (ярким примером здесь являются знаменитые таблицы А. Мэдисона)? Современные институционалисты активно говорят о пресловутом «эффекте колеи», институциональной инерции, которая удерживает страну в определённой траектории. Известны пять случаев преодоления этой силы гравитации за XX век: Япония, Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Гонконг. Они перешли из категории бедных стран в категорию богатых. Что же мешает другим странам сделать то же самое? Сторонники теории «эффекта колеи» утверждают, что ценностные и культурные установки способны блокировать любые политические и экономические решения в развитии страны[8]. Религиозные, культурные традиции, особенности «прежнего институционального выбора» – всё это может сдерживать модернизационные усилия и тормозить реформы.

Если использовать помимо институционального и марксистский подход, к этому следует добавить, что развитые страны не только 200 лет увеличивали своё богатство, они также создавали мощнейшие входные барьеры, не дающие новичкам проникнуть в «золотой миллиард». Такие барьеры можно считать частью глобального институционального контекста. И они действуют очень эффективно как по отношению к странам, не входящим в «элиту современного мира», так и по отношению к компаниям из этих стран. Очень показательным примером во втором случае может служить ситуация с китайской компанией Huawei, которая только в некоторой степени приблизилась к статусу, занимаемому в 1Т-индустрии западными и японскими компаниями. Непрекращающиеся санкции против России и её копаний могут также расцениваться как сильные входные барьеры, введённые в то время, как наша страна неожиданно стала показывать высокие темпы экономического роста, а более мягкие барьеры (такие, например, как требования ВТО) не дали должного эффекта.