В целом институциональные особенности российской экономики и рынка труда вкупе с плохим управлением и внешним давлением приводят к российскому парадоксу: будучи одной из самых ресурсообеспеченных стран, Россия остаётся страной с высоким процентом бедного или пограничного с бедностью населения.
В России сохранение бедности, невозможность вырваться из более низкого социального слоя и перейти в более высокий в основном связаны не с тем, что индивид не использует шансы и возможности, ленится работать и т. д. Часто сама структура экономики или особенности конкретного региона (например, отсутствие рабочих мест в моногородах) приводят к «консервации» феномена «работающей бедности». Индивид, имея постоянную работу (а иногда работая на 1,5–2 ставках), тем не менее не может вырваться из категории «бедный и малообеспеченный» в силу, например, низкого уровня заработной платы в определённой сфере (нянечка в детском саду, музейный работник в провинции и т. п.).
Таким образом, проблему бедности в России невозможно понять вне изучения широкого институционального контекста, что требует введения дополнительных, важных для осмысления российских особенностей направлений анализа. Необходимо признать, что «бедность и неравенство не элементарны по своему социальному и даже математическому содержанию. Они меняются и по регионам, и по отраслям, и во времени, т. е. формально математически это не скаляры, а векторы с меняющимися во времени компонентами, которым, кроме того, присущи многие особенности, в том числе страновые»[9].
Для современного российского рынка труда характерны очень низкий уровень безработицы (практически советский – около 5 %) и чрезвычайно низкие заработные платы. Житель России очень боится потерять работу. Он готов трудиться за самое скромное вознаграждение. Часто этих денег не хватает для нормального существования, но он всё равно держится за работу и не предпринимает серьёзных усилий, чтобы её сменить, ведь для этого нужно на определённый и, может быть, достаточно длительный период остаться без работы.
Когда К. Маркс и его последователи описывали социальную систему раннего капитализма, они резонно указывали, что капиталист готов платить рабочему только такую зарплату, чтобы тот не умер с голоду[10]. В России сегодня существуют зарплаты в 7000 рублей и даже ниже. Прожить на эти деньги не представляется возможным, т. е. есть реальная вероятность умереть с голоду. Поэтому более верной стала формула: работодатель платит такую зарплату, чтобы работник мог не умереть с голоду при наличии приусадебного хозяйства. Как будет показано ниже, интернет-пользователи активно обсуждают роль приусадебного хозяйства в преодолении нищеты в определённые, понятно, не самые лучшие моменты своего существования.
В СССР работали все. Если человек не трудился, его привлекали к уголовной ответственности за тунеядство. При этом многие люди жили бедно. Но для них было важно то, что никто не мог назвать их бедными. Все они были социалистическими тружениками. Собственно, и уравнительная система заработных плат не давала возможности «официально» считать одного человека очень бедным, а другого – очень богатым. Работа давала достаток, а её отсутствие считалось неприемлемым для нормального человека.
Сознательное желание иметь работу любой ценой, невзирая на мизерную зарплату, появляется в 1990-е годы. Инициаторы реформ поначалу очень боялись высокого уровня безработицы. Но даже когда огромное число предприятий в стране перестало работать, безработица официально не была слишком высокой. Чтобы человек не чувствовал себя безработным, российские руководители организаций в самом начале рыночных реформ изобрели «неоплачиваемые» отпуска. В мире аналогом этого феномена отчасти могут служить только малооплачиваемые отпуска у японцев. Но там к этому привело законодательство о пожизненном найме значительной части работников. В отличие от Японии у директоров российских предприятий не было никакой «законодательной» необходимости сохранять фиктивные рабочие места, но и они и работники соглашались именно на такую ситуацию. И постепенно она стала частью экономической культуры страны.
С началом экономического роста в 2000-е годы неоплачиваемые отпуска ушли в прошлое, но им на смену пришли очень низкие зарплаты. Социальная сущность этих явлений одного порядка – важнее иметь работу, во что бы то ни стало, и не важно, какие деньги за это платят и платят ли вообще. После четверти века развития рыночных отношений для жителей России характерно желание трудиться просто для обретения статуса работающего человека.
Формированию и закреплению данной культурной особенности российского рынка труда способствовали несколько факторов. Первый фактор – это наличие со времён СССР большого количества градообразующих предприятий, которые в условиях перехода к рынку существенно ограничили возможности для большинства россиян в плане жизненных стратегий: работать на градообразующем предприятии, не работать или уезжать. Работодатель при этом пользуется исключительной зависимостью работников от единственного предприятия. Как говорят в таких случаях экономисты, у людей оказывается очень маленькая рыночная власть – bargaining power – власть выторговывать для себя условия. Тем самым низкая зарплата становится в этих городах и посёлках вполне закономерным явлением. При этом на возможность не просто работать, но улучшать свой материальный статус начинает влиять фактор «связей», возможности попасть в команду и постепенно расти по карьерной лестнице. Но следует признать, что карьерные возможности «на местах» крайне ограничены и доступны немногим. Поэтому большинство вынуждено смириться с закреплением в зоне «стабильных, но плохо оплачиваемых» рабочих мест.
Косвенным показателем этого процесса является то, что в последние годы Россия ставит антирекорды по дифференциации доходов топ-менеджмента и рядовых работников. Результаты сопоставления доходов топ-менеджмента и средних доходов работников как госпредприятий, так и компаний частного сектора различаются в уровнях уже не в разы, а на порядки: например, разница в средних доходах топ-менеджера и работника в компании Сбербанк составляет 216 раз, в РЖД 111 раз, а в Х5 Retail Group в 106 раз[11].
Второй фактор – отраслевая специфика регионов. Отчасти она связана с принципиальной ролью природных ресурсов в развитии экономики России, а отчасти является наследием плановой экономики. Если в регионе есть нефть, газ, лес или иные ресурсы, то хозяйственные инициативы с необходимостью концентрируются вокруг них, ведь в отечественных условиях это наиболее прибыльные и относительно устойчивые направления бизнеса. В свою очередь плановая экономика была ориентирована на то, чтобы аналогичные предприятия концентрировались в одном регионе. Это было удобно и с транспортной, и с образовательной, и с управленческой точек зрения[12]. Все предприятия были партнёрами (а не конкурентами), а точнее – цехами одной корпорации – национального хозяйства. В отсутствии отраслевых кризисов такая система была вполне рациональной. Но сегодня в случае кризиса в отрасли людям очень трудно найти работу, так как все близлежащие предприятия «стоят», а уехать далеко сложно и рискованно, тем более что в других регионах может вообще не быть спроса на специалистов данной отрасли. Тем самым низкая мобильность населения становится причиной и следствием зависимости работников от своих работодателей и, соответственно, низких заработных плат.
Ещё больше эта проблема будет углубляться в условиях перехода к новому технологическому укладу, который неизбежно будет связан с изменением профессиональной структуры, массовой деквалификацией работников. Низкая трудовая мобильность будет способствовать закреплению значительной части работающих в зоне низкооплачиваемого, прекарного труда. Ведущиеся современными социологами дискуссии о появлении новых видов мобильности[13] и их влиянии на снижение социального неравенства, вероятно, в силу низкой социальной мобильности в нашей стране, а сейчас ещё и вследствие невозможности сформировать сетевую инфраструктуру, обеспечивающую доступ к глобальным информационным и культурным потокам и к новым рабочим местам, не только не снизит существующие проблемы бедности, а ещё больше обострит их.
