В общем, она замолчала, хвала Истар, и я наконец смогла спокойно почитать.
========== Глава семнадцатая, в которой героиня всего-навсего хочет позаботиться о своём гардеробе ==========
Так оно всё и шло день за днём: руны, «скатерть», книги, мандолина… Лето ползло себе потихоньку, не совсем уж гнилое, но нежаркое и довольно влажное. В такие иногда случается, что ближе к осени Кантирит спохватывается и поплотнее затягивает горловину мешка с тучами, а солнцу становится стыдно за плащи и фуфайки, в которых мы отмечаем Последний Колос, и тогда две-три недели стоит в Срединных землях пыльная жара, словно где-нибудь на границе со степью. Однако бывает это не всегда, да и вообще… пока что лето было вроде бы в самом разгаре, но те ягоды, которые начали поспевать в местных садах, казались мне водянистыми и слишком кислыми. Из-за дождей, видимо. Вернее, от недостатка солнца.
Или это только мне так казалось? Приболотье, что ни говори, расположено куда южнее, а Волчья Пуща к тому же вскарабкалась пусть не совсем в горы, но достаточно высоко и слишком близко к ним. Да и за несколько лет, прожитых в Серебряной Лиге я наверняка разбаловалась. Это здесь чернослив и изюм — редкое и дорогое лакомство, а в академии мы их поклёвывали, таская из общей миски, пока писали рефераты или читали и вообще готовились к занятиям. И скидывались мы сразу на бумажный мешок весом в десять-двенадцать фунтов, так что сухофрукты были для нас обыденностью. Та же питьевая вода стоила гораздо дороже, чем они. Ну так не зря же нас, стихийников, зазывали в компанию то целители, то малефики: мы, заодно и тренируясь лишний раз, призывали ледышки — нам за это помогали с расчётами (малефики) или подлечивали бесконечные ожоги, оставленные на ладонях и запястьях огненными шарами (целители). Видимо, кайса и инжир слишком хорошо помнились мне, если садовая земляника сиры Аларики казалась скорее просто кислой, чем кисло-сладкой.
Садовую землянику мы и собирали с Аларикой с утра пораньше, ещё до завтрака. Облака всю ночь бродили туда-сюда, но дождь так и не собрался. Не было, впрочем, и росы на траве и листьях — день опять занимался нежаркий. Ягоды, холодные и тугие, ярко краснели на фоне старых, серых опилок, которыми Аларика засыпала грядки. Мы аккуратно срывали их и сразу раскладывали по разным туескам: самые спелые, крупные и красивые — барону, помельче и с белыми бочка’ми — жрицам, такой же коробок, но заметно поменьше — отцу Вернону, жрецу Сот Трижды Мудрейшей, а всё остальное — нам.
— Почему-то самые вкусные те, которые уже то ли слизняки, то ли улитки поглодали, — заметила я, не удержавшись и сунув в рот такую вот, уже поеденную кем-то земляничину.
— Так эти заразы сначала, наверное, всё пробуют, а едят только самое сладкое, — откликнулась Аларика и хмуро оглядела грядку, отыскивая взглядом злокозненных слизней.
— Наш садовник с вечера раскладывал старые доски, — припомнила я. — Слизняки к утру прятались под них от солнца, тут-то их, голубчиков, и хватали. Иногда просто доски уносили в курятник, там куры очень быстро и дотошно собирали угощение. Только доски нужны совсем старые, уже с трухлявинкой. Слизнякам, видимо, не нравится свежее дерево.
— Ваш дед выращивал садовую землянику?
— В наших краях очень мало лесной, болота же сплошные, — пояснила я. — А где не болота, там отвалы соляных шахт. Вишня и черешня очень плохо росли, только на насыпях. Дедов управитель обычно просто выменивал у соседей черешню на соль. Кстати, сира Аларика, я хочу кое-что проверить. Но я вам этого не говорила и отвечать буду сама, если что, хорошо? Попробую охлаждающие чары наложить на туесок для отца Вернона тоже, не только для барона.
— Проверите, заметит он их или нет?
— Заметит обязательно. Мне интересно, что он об этом скажет. Для матушки Саманты я даже стараться не буду — всё равно не оценит, так что пусть ест помятые и раскисшие. А отец Вернон кажется мне вполне разумным человеком.
Да, я опять собиралась в Волчью Пущу. Я спросила сиру Катриону про сапожника, которого мне рекомендовал Каас, и она подтвердила, что тот шьёт очень хорошую обувь. Зимние сапоги я, возможно, собиралась заказывать с очень уж большим запасом времени. Но башмаки потеплее лёгких туфелек, однако при этом покороче сапог, рассчитанных на настоящую дорожную (и тем более бездорожную) грязь, то и дело хотелось надеть уже сейчас.
И раз я ехала в Волчью Пущу, пусть и вовсе не в замок, я должна была передать подношения для сюзерена и служителей Храма. Аларика посматривала на три несчастные грядки с только-только выращенной ею из семечек земляникой так, будто у неё родных детей отнимали, но даже не бурчала про одного с лопатой и с ложками десяток. Ну да, бесполезно, это и я понимала: барон за своих людей жизнь отдать готов в любое время, но и требует взамен многого. Причём по возможности лучшего из того, что имеется у его людей. Кстати, Аларика только за семена заплатила (да и она ли — Меллер скорее уж), остальное было сплошь её работой, которая, как известно, ничего не стоит. А вот тот же Людо покупал через Меллера очень недешёвые продукты для своей выпечки. Как только не разорился, без конца посылая баронессе, её невесткам и внукам то одно, то другое? Каспар, видимо, помогал. Людо же едва успел с долгами расплатиться, ни медяка на чёрный день ещё не отложил, а тут у него на шее с комфортом устроилась половина баронской семьи. Намекнуть, что ли, сиру Генриху, чтобы немного придержал матушку? Сам Росс в жизни ничего подобного не скажет своему покровителю, а я кто? Правильно, магесса — особа наглая, хамоватая и понятия не имеющая о почтительности.
И даже за столом нанимательницы пытающаяся завести свои порядки, как наверняка чуть позже скажет здешняя кухарка. Потому что я ещё вчера попросила у Людо маленький, в две-три ложки, кулёчек очень мелко размолотого сахара, а у вязовского старосты купила фунт творога, и прямо за столом приготовила себе на завтрак блюдо почему-то до сих пор неизвестное в здешних краях. Нет, землянику — лесную, конечно, не садовую — с молоком ели и на границе людских земель. А вот на творог с размятыми ягодами и сахаром все, кроме Дромара (он, видимо, просто воспринял это как ещё один вид человеческой еды — одним больше, одним меньше), уставились так, будто я служанке вскрыла вену на запястье и нацедила крови в свой бокал.
— Матушка мне в детстве так делала, — пояснила я, густо намазав две лепёшки пахучей розовой массой. — А меня что-то на ностальгию потянуло. Попробуете?
Я поставила миску на середину стола и обвела взглядом сотрапезников. Сира Катриона покачала головой: её, видимо, мутило, потому что она тянула мелкими глотками взвар из каких-то местных, незнакомых мне ягод, а к каше даже не притронулась. А вот Аларика охотно запустила ложку в миску, одобрительно кивнула и тоже намазала творог на лепёшку. Сира Клементина неуверенно последовала её примеру. Зато сир Эммет, попробовав, просто выгреб половину оставшегося творога на свою тарелку, потеснив рисовую кашу, а остатки пододвинул Дромару.
— Очень… необычно, — сказал тот, осторожно съев пол-ложечки. — Но в самом деле вкусно. Сира Вероника, — говорили мы на местном диалекте, и обращался он ко мне, как это принято у людей юго-запада, — могу я просить вас ещё об одном зачаровании? Что-то вроде морозильного ларя, но гораздо меньше и не настолько… холодное? Я хотел бы посылать некоторые людские лакомства своей семье, но везти их придётся довольно далеко. Ещё одно серебряное кольцо с недорогим камнем вас устроит?
Я посмотрела на свои руки: бледно-голубой топаз, бледно-лиловый аметист…
— Опал, — сказала я. — Любого цвета. Такой же, как эти — пусть неяркий и непрозрачный, но без трещин, без пузырьков и прочих включений.
Он наклонил голову, показывая, что понял, и сира Клементина тихонько вздохнула. Бросив при этом на меня взгляд неприязненный и не то чтобы завистливый, а такой… недоумевающий слегка: за что тут кольца серебряные дарить? Разложила ведьма кристаллы на куске кожи, зажгла несколько свечек, стишок на непонятном языке прочитала — и за это получила украшение? Хм. А ведь Фил говорил, будто она ему рисует новую вывеску. Вот уж наверное будет потом возмущаться, что её работу испоганили колдовством.
