— Держите, сира Аларика, — сказала я, подавая ей жестянку. — Холодная, прихватите через шаль.
— Да там сливочные тянучки, — отозвалась она, послушно подхватывая коробку через вязаное полотно. — Их можно было не морозить. То есть, спасибо большое, сира Вероника, но с вас и так вечно трясут то одно заколдовать, то другое. Не трудились бы лишний раз.
— Коробочка весом в неполных три фунта, — отмахнулась я. — И не заморозить, а просто охладить, чтобы под крышкой неприятный запах в тепле не появился. Пустяки.
Тепла, впрочем, особого не наблюдалось. Солнце позавчера подразнило и опять заползло за тучи. Тучи лениво толклись в небе слоями друг над другом и ни расходиться не спешили, ни пролиться дождём. Как бы не оказалось, что те две недели жары — это и было лето как таковое, а всё остальное будет, как обычно и бывает после слякотной зимы: ходишь и до, и после Урожайника в котте и радуешься уже тому, что Кантирит не послал череду затяжных дождей, сгноивших всё зерно. Тут я подозрительно посмотрела в небо и подумала, что надо было захватить с собой плащ из «рыбьей кожи». А то вон ветер поднимается, и скорее всего, дождь соберётся-таки.
Пока что я поплотнее запахнула фуфайку и опять с опозданием вспомнила, что надо было заказать какому-нибудь дедку’ пуговиц для неё — хоть костяных, хоть из дерева, потому что поясом она прихватывается ненадёжно и ненадолго. Дорога довольно круто забирала вверх, на холм, и я опять пожалела об оставленном в Вязах посохе. Надо бы всё же постоянно с ним ходить. Я даже посмотрела назад, не догоняет ли меня какой-нибудь всадник, чтобы напроситься с ним. Нет, не в седло, конечно, а хотя бы просто взяться за стремя. Увы, сколько бы мы с Аларикой ни проторчали в лавке Кааса, всё равно было слишком рано для возвращения кого угодно откуда угодно. Пришлось идти так.
Нам с Отто не хотелось отвлекаться, однако на обед мы всё же пошли. Правда, и за столом продолжали обсуждать свои мажеские дела, как бы косо ни поглядывали на нас соседи. Брана, кстати, не было, хотя Каттен уже вернулся из Мохового, в которое уезжал вчера. Я спросила его об этом. Он опять совершенно по-кошачьи фыркнул:
— Внук травницы и даже ещё не магистр? Это Отто у нас почти официальный придворный чародей. — Тот иронически хмыкнул. — А Бран пока что в невнятном статусе то ли моего ученика, то ли внука Руты. Не дорос ещё до баронского стола.
Я понятливо покивала. Вассалы барона и так наверняка потихоньку бурчат про засилье магов в Волчьей Пуще — целых полтора целителя и аж два стихийника! Да ещё вязовская сеньора наняла меня, третью. А! Забыла, есть же ещё наёмник-малефик у тех самых Нижних Бродов. Который, впрочем, выполняет обязанности жреца-экзорциста, а не свои, по должности полагающиеся. Полдюжины магов на малонаселённое нищее баронство — не кот чихнул. То-то у жрицы в слишком нарядной ризе при моём появлении делается такая кислая физиономия: эта братия только мага-одиночку с энтузиазмом клюёт и гоняет целой стаей. Связываться же не с одиночкой, а с компанией магов при всего только двукратном превосходстве в живой силе у служителей Девяти обычно духу не хватает. Не настолько они уверены в защите своих богов. Всё, что может старшая жрица — это пригрозить барону, что не станет благословлять поля весной, но с дриадами под боком такая угроза не выглядит особо серьёзной. Те же Вязы, как я понимаю, легко обошлись бы и без благословения жрицы Канн. Я дриадскую магию, просто разлитую над садами, всей кожей ощущала, и в кои-то веки чужая магия не казалась мне неприятной. Она просто была — и всё. Словно витал над землями сиры Катрионы лёгкий запах вроде отцветающей сирени или два-три дня назад скошенной травы.
В общем, понесло меня, как обычно, с моими размышлениями куда-то совсем не туда. Я всего лишь хотела сказать, что не знаю, где обедал Бран, но в библиотеке он появился даже раньше нас с Отто. Каттен тоже пошёл с нами, так что барону пришлось сесть со своей книгой в кресло у окна, потому что письменный стол наша злобная мажеская компания захватила нагло и очень плотно, обступив со всех сторон: Отто под моим руководством предстояло вычертить сетку для зачарования, и целитель с учеником решили, что на такое и им не вредно посмотреть. Кусок кожи подходящего размера Отто уже нашёл. Кожа была жестковата, но если не таскать её с собой в свёрнутом виде, то вполне годилась и такая.
Собственно, «скатерть» — это ведь изобретение бродяжек вроде меня. Настоящий зачаровательский стол изготавливается из камня, на безупречно-гладкой плите которого и чертятся линии. Бывает, что даже не чертятся, а вырезаются в столешнице и линии, и руны, а под свечи ввинчиваются в специальные гнёзда не менее специальные чаши, чтобы не выковыривать потом воск из канавок, рискуя нарушить безупречность схемы. Иногда вообще в такие чаши заливается масло, а не вставляются свечи. На том, где я рассталась с девственностью, масло в чашах и горело. Пылающие чаши, чадящие жирным сладковатым дымом; холодный чёрный мрамор столешницы, на которой я лежала; слаженный равнодушный речитатив двух старших учеников, стоящих по обе стороны стола-алтаря… мрачную торжественность ритуала портили только сами главные его участники. Я думала лишь о том, что у меня на мраморной столешнице зверски мёрзнет спина и… всё, что пониже (что накануне женских праздников доставляло отдельные неприятные ощущения). А бодрый старичок с козлиной бородкой злился из-за моего безучастного отношения к «главному событию в жизни всякой женщины» и никак не мог настроиться нужным образом. Пришлось бедняге пить возбуждающее зелье, и доставалось же мне потом на его занятиях…
Ну да, старичок преподавал зачарование и меня разложил на столе вовсе не из сладострастия и желания освежить дряблую чувственность видом юной невинной девы, а чтобы усилить действие рун первой кровью. А у меня денег было на обучение или рунам, или зачарованию, но не на то и другое разом. Пришлось платить таким вот образом: слишком уж увлекли меня на ознакомительном курсе возможности, открывающиеся для знатока этих двух магических дисциплин. И кстати, процедура была совершенно официальная, проводилась под наблюдением кого-то из руководства академии и считалась вполне допустимой формой оплаты. Разве что большинство студенток не то чтобы не желало заплатить таким образом — слишком уж предложения Старых семей казались соблазнительными, гораздо соблазнительнее простой оплаты обучения. А невинность теряешь только один раз…
— Сира Вероника.
— Да? — Я даже вздрогнула. — Простите, задумалась. В общем, смотрите, Отто, находим примерный центр схемы. Это и будет фокусом энергетических потоков. От этого центра и будем плясать. Пентаграмму чертить умеете?
Он кивнул и, довольно ловко пользуясь циркулем, длинной линейкой и транспортиром, вычертил основу. Не безупречно, но весьма неплохо, мне почти ничего не пришлось поправлять. Я раскрыла старый конспект на нужной странице и положила перед ним:
— Выписывайте руны. Пока что наметьте мелом, но всё равно старайтесь изобразить точь-в-точь как у меня. Здесь «Призыв», здесь «Мощь», здесь «Власть», а вот на всех этих пересечениях «Замок, затвор» — это сдерживающая руна, запирающая потоки внутри пентаграммы.
— Как всё сложно, — пробормотал у меня за плечом Бран — его оттеснил барон, которого, видно, любопытство выгнало из удобного кресла и заставило стоять, склонившись, у стола. — Помнится, Феликс, ты мне колечко зачаровал без всяких пентаграмм. — И он вытянул руку с опять-таки серебряным, не по сословию, кольцом, печатка которого была вырезана то ли из гагата, то ли из мориона, я так и не научилась толком разбираться в камнях. Гагат, наверное: всё-таки морион — камень для некроманта, никак не для целителя.
— Потому что дурак, — фыркнул тот. — Потому что толку не хватило вот на всё это. Отсидел, зевая, обязательный курс лекций, сдал зачёт единственно милостью Трижды Мудрейшей и забыл как страшный сон всё, что краем уха умудрился на лекциях услышать.
— Значит, вот это всё, — сир Георг осторожно, с лёгкой опаской даже, похлопал ладонью по краешку будущей «скатерти», — не обязательно нужно, чтобы наложить чары на какую-то вещь?
