А магией от них прямо-таки разило, я даже поёжилась от не слишком приятного ощущения. Мужчины, кажется, подумали, что я совсем замёрзла, потому что оба одинаковым движением потянулись к пуговицам стёганых безрукавок, накинутых поверх рабочей одежды. У меня на холоде мерзко заныло бедро, с которого целитель просто лоскутами срезал почерневшую кожу, но передёргивалась я вовсе не поэтому.
— Нет-нет, дело не в холоде. — Я даже головой помотала для пущей убедительности. — Я слишком чувствительна к чужой магии, но это не смертельно, честное слово. Здесь, — я пониже натянула рукав вязаной фуфайки, которую мне одолжила Текла, и через толстое шерстяное полотно осторожно дотронулась до ближайшей голубой прозрачной призмы, выглядывавшей из ажурной оправы, словно бутон из чашелистиков, — должно хватить заряда ещё дней на пять-шесть. — Росс кивнул, подтверждая, что да, примерно так и есть. — Можно заказать гномам новые кристаллы такой же формы и размера и попросить госпожу Винтерхорст, чтобы зарядила их как накопители. Руны будут понемногу тянуть из них магию, и хватит этого как минимум на полтора-два месяца. А может быть, и больше, смотря насколько Рената решит потратиться.
— А эти уже ни на что не годны? — понятливо спросил Серпент. — Невозможно полностью снять уже наложенные чары, и новым они будут мешать, так?
— Ну… — я подышала на покрасневшие пальцы. М-да… За стенами дома всё так же печёт солнце и дрожит над камнями горячий воздух, а мы тут кутаемся в шерстяные тряпки. — Почистить можно, но это долго и сложно. Проще заказать новые.
Мастер Гильдии алхимиков легко кивнул. Ну да, капни-ка того же уксуса в воду и постарайся избавить её от этого запаха — проще свежей набрать.
— Какой камень лучше всего годится в качестве накопителя? — деловито уточнил он.
— Для каждого мага свой, но обычно используют агат — он недорог, легко обрабатывается и почти ни у кого не вызывает отторжения.
— Я спрошу у Ренаты, — сказал Росс. — Спрошу, согласится ли она вообще этим заниматься. Вдруг ей не понравится, что её променяли на другую магессу.
— Запросто, — вздохнула я. — Всё, господа, я записала и зарисовала всё, что мне нужно. Вернее, есть кое-что ещё, но удельный вес гранита проще спросить у гномов, чем вычислять самой. Господин Росс, можно чаю горячего?
— А в чай ложечку-другую ликёра. — Он даже не спрашивал, это само собой подразумевалось, и я вовсе не собиралась возражать.
После чая с ликёром под ещё вчера заказанные эклеры я, не заходя в крепость, сразу направилась к Дромару в его очень временную контору. Убедилась, что рунные цепочки на бочках в порядке и напитки по-прежнему льются в кружки холодными, извинилась, что отвлекаю, и спросила, не может ли мастер Дромар назвать мне удельный вес гранита. Так, в среднем, без учёта каких-либо особенностей.
— Это срочно, молодая госпожа?
Вообще-то, «молодая госпожа» — не совсем верный перевод. В Старшей речи вообще много нюансов, которые сложно передать, говоря на человеческом языке. Скорее, Дромар имел в виду «женщина достаточно высокого происхождения, однако не имеющая пока что собственного твёрдого статуса». Но главным, ясное дело, было не обращение, а тот факт, что перед Дромаром на столе лежал здоровенный лист… нет, не бумаги, конечно — бумагой гномы могут воспользоваться разве что в уборной. Пергамент это был. Вернее, здоровенный кусок тонкой кожи, полностью на столе не поместившийся и свисавший, словно скатерть. Кто-то так густо расчертил его разнообразными линиями — чёрными, цветными, жирными, тонкими, пунктирными, волнистыми, — что я не смогла вычленить в их переплетениях ничего, хотя бы отдалённо напоминающего план здания. Дромар же, я уверена, читал подобные чертежи с той же лёгкостью, что и простые тексты.
— Простите, — слегка виновато сказала я. — Конечно, не срочно. Я подожду, когда у вас найдётся время, чтобы это выяснить.
— Мне не нужно ничего выяснять, — снисходительно ответил Дромар. — Я помню такие вещи наизусть. Но если вы не слишком спешите, я принесу вам таблицу удельных весов самых распространённых пород, потому что заказ господина Росса вряд ли будет последним. — Да, на Старшей речи он изъяснялся свободно и тремя-четырьмя словами не ограничивался. Из чего со всей определённостью следовало, что с дриадами Дом Морр сотрудничает давно, прочно и очень тесно. Мясо и меха, очевидно, выменивает на оружие и инструмент? Возможно, ещё лес для крепежа, или как это правильно называется? Так что, получается, не настолько уж гномы из Дома Морр упёрты, если сотрудничают не просто с чужаками, а с женщинами. Неслыханное дело для бородачей, между прочим.
— А взамен? — тут же подобралась я, поскольку бескорыстный гном — это что-то вроде миролюбивого орка.
— Те восточные стихи, что вы читали, и все, что вспомните ещё.
— А… — я озадаченно потёрла нос. — Хорошо.
Опасный вольнодумец этот Дромар, я смотрю. С людьми согласился работать — это ещё можно оправдать интересами его Дома. Но играть в нарды и просить рубаи в обмен на сведения о милых сердцу любого гнома камнях…
— Только, если можно, про гранит я хотела бы знать прямо сейчас, — попросила я. — Рунная цепочка для закрытого небольшого помещения рассчитывается гораздо быстрее и проще, чем для постоянно убывающей жидкости, но всё равно требует времени.
В общем, я записала под его диктовку несколько самых ходовых значений и оставила ему две вафельные трубочки из пакета, вручённого мне Россом. Дромар поблагодарил, заметно смутившись: сладкое он точно любил, но по гномским меркам, такая любовь, кажется, была не вполне приличной — для взрослого мужчины по крайней мере.
Я предположила это, потому что первые полгода наших совместных походов Шак только с каменной мордой смотрел, как я наворачиваю какие-нибудь медовые пряники. По-моему, он бы даже под пыткой не признался, что тоже съел бы штук пять или шесть… или даже больше. Он же мужчина и воин, он должен есть мясо! «Мозг мясом не накормишь, — сказала я в конце концов, выслушав, как он объясняет свой отказ присоединиться к моему маленькому кутежу. — Мясо вот для них, — я ткнула его в каменный бицепс. — А вот для этого, — я постучала себя по лбу, — нужно сладкое. Я ем сахар и мёд не потому что я женщина, а потому что я работаю головой. Но раз ты считаешь, что моей головы вполне хватает нам на двоих, кто я такая, чтобы спорить?» Обоснование моей любви к сладкому Шаку очень понравилось, и я даже раза два слышала, как он с великолепным презрением цитирует меня в споре с сородичами, вздумавшими посмеяться над его «женскими» пристрастиями. Надо, наверное, и Дромару, когда случай представится, сказать что-нибудь этакое. Даже если он неплохо владеет киркой или молотом, основная-то его работа совсем не с физической силой связана.
Вафельные трубочки с лимонной начинкой я отдала сире Катрионе, взамен попросив разрешения воспользоваться обеденным столом.
— Что-то скроить хотите? — Она передала пакет племяннице, велев отнести его в кладовую, на холод, и запретив трогать сладости до ужина, а сама даже не вздохнула, глянув на золотистые трубочки. Вот ведь стальная воля у дамы. Или она просто равнодушна к сладкому?
— Зачаровать.
— Зачаровать? — она удивилась, а у Мадлены уши вытянулись на манер заячьих.
— Сира Мадлена, — усмехнулась я, — если вы поторо’питесь отнести вафли, то вполне успеете посмотреть, как я работаю. Я не начну без вас, если хотите.
Она пискнула что-то благодарное и унеслась вихрем, только яркий подол вспорхнул, да мелькнули из-под него кружевные оборки нижней юбки — битвы из-за гардероба племянницы сира Катриона проигрывала безнадёжно. «Научиться свободно и естественно носить дорогие вещи можно только одним способом, — утверждал Меллер. — Носить их постоянно». И не слушая возражений супруги, одевал Мадлену так, что половина сеньоров Волчьей Пущи скрипела зубами от зависти, а вторая половина прикидывала, кого из внуков или поздних племянников сможет со временем отдать в консорты юной владетельнице Огрова Пальца. (Во всяком случае сира Аларика была в этом твёрдо уверена.) Как Меллер умудрился не вырастить из девчонки балованную дрянь, свысока поглядывающую на других, только он да отродья Бездны ведают. Наверное, сумел как-то внушить, что дорогие тряпки — это всего лишь показатель статуса, но никак не повод хвастаться?
