***

Так оно и оставалось все следующие три-четыре дня, когда я продолжала наведываться на стройку, и далее, когда мне уже надоело. Дромар поглядывал на меня, как на интересную скотинку — полезную, но уж очень дорогую и непонятного нрава. А вот в ясных серых глазах моего нанимателя ножные кандалы для меня блестели тускло, но с каждым днём всё отчётливее. Кажется, кто-то решил, будто Варги обойдутся и без Вероники Зимы. Сами пусть ищут кого сумеют.

Что касается вознаграждения, мне вручили настоящий боевой посох, какой мне, в общем, не очень был и нужен. Всё-таки на атакующие заклинания посохи обычно зачаровывают для малефиков и целителей, наш брат стихийник и своими силами неплохо обходится. Моя ясеневая палка обзавелась не только слегка зазубренным, чтобы не скользил по камням, «башмачком», но и выдвижным лезвием, превращавшим посох в копьё (ещё бы я умела с ним обращаться!). А бледный, однако чистый и без единой трещинки аквамарин в навершии красовался в прямо-таки кружевной серебряной оправе, и даже ремень для петли был прошит серебряной канителью — зачаровывай хоть вместе с камнем, хоть отдельно от него, на самостоятельные бонусы вроде сопротивления тёмной магии.

Камень я, подумав, зарядила ледяными стрелками. На много-много острых ледяных осколков, которые мешают целиться, отвлекают, ранят всё больше по мелочи, зато вылетают целым облаком и хоть краем, да задевают самого шустрого и вёрткого противника. В паре с Шаком я обычно пользовалась безотказно-подлым приёмом «преврати дорогу в каток», но тут у меня своего мечника не имелось, а по-настоящему сильные заклинания даются мне тяжело, и надолго меня не хватает.

И вообще… ещё немного подлечу спину, и надо будет в самом деле попросить кого-нибудь из отставников поучить меня управляться с копьём. Не так, чтобы всерьёз уметь драться без магии, а просто чтобы не терять форму: я зачаровывала здешние кладовки, отсыпалась, играла вечерами на мандолине, ела много сладкого, чтобы быстрее восстановиться, и вообще мало двигалась. Как бы шуточка про мою погрузку в почтовую карету не стала грустной правдой.

Комментарий к Глава шестая, в которой героиня много считает, пьёт и декламирует

* Более известный дутар - это инструмент с двумя струнами; если струн четыре, это чартар

** Омар Хайям

========== Глава седьмая, в которой героиня нужна буквально всем ==========

Едва холодный ветер унялся, началось лето. Серьёзно, вот только что все кутались в плащи, а вот уже люди работают в одних рубахах, а то и голыми по пояс. Всегда завидовала в этом мужчинам, кстати. То есть, не просто мужчинам, а всяким плотникам-каменщикам: женщинам-то ни в какую погоду и ни на какой работе так не раздеться. А уж приличным женщинам… Впрочем приличные мужчины тоже в одних рубашках не разгуливают. Если же мужчина не просто приличный, а занят военным делом, ему тем более тяжко — ни под кольчугу, ни под ламелляр одну льняную рубашечку не наденешь.

Думала я об этом, глядя, как из ворот трактира выходит сир Генрих (похоже, лошадь он оставил в тамошней конюшне), зажавший шлем под мышкой, но броню не снявший. А под стальными пластинами, ясное дело, у него надета стёганая фуфайка, чтобы не натирало — что лицо у него раскраснелось, как после бани, я видела даже сквозь многолетний, въевшийся в обветренную кожу загар. Мне в моём бязевом платьице, глядя на баронского сына, жаловаться на жару было смешно и стыдно.

— Это безнадёжно, — сказала Рената, тоже глядя сквозь узорную решётку ограды, как сир Генрих размашисто шагает от ворот трактира к усадьбе сира Матиаса.

— Что? — не поняла я.

— Вы не крестьянка, чтобы по-быстрому задрать вам подол, — объяснила она, — а всерьёз у него Людо. Очень всерьёз.

— А, вот вы о чём… — Я хмыкнула и окинула сира Генриха оценивающим взором, так что он, перехватив мой взгляд, нахмурился. Ну да, только он же имеет право так разглядывать кого угодно, а девицы невнятного звания должны краснеть, опускать глазки и трепетать ресницами. Девицы — боевые маги Гильдии наёмников, да. А вроде он с покойной Фридой Ледышкой был дружен, то есть, должен неплохо знать, насколько мы склонны к застенчивости и почтительности? — Он мне напомнил моего отца, — сказала я.

— Отца? — удивилась Рената и даже перестала мой посох крутить так и сяк, вспоминая основы боя. Вспоминалось, кстати, у неё неважно. Похоже, приёмы боя на посохах за давностью лет и ненадобностью она забыла совершенно. — Хм. Сир Генрих в свои неполные тридцать пять выглядит, конечно, на полновесный сороковник, но всё-таки на вашего отца он никак не тянет.

— Каким я его помню, — пояснила я, а рука моя сама собой заученно подхватила подол, чтобы приветствовать сира Генриха, когда он подойдёт ближе: я женщина, ясное дело, но я признанный бастард, а он как-никак наследник баронства. Уж этикет в меня вбивали в самом прямом смысле — ремнём. На память я никогда не жаловалась, но память эта весьма избирательна. То, что мне интересно, я запоминаю сразу и намертво. Но вот то, что мне неинтересно… зубрить я не умела никогда; чтобы что-то запомнить, мне сначала нужно это что-то понять, а требования этикета были мне непонятны и безразличны. За что и пороли меня еженедельно, так что необходимый минимум я через задницу усвоила-таки. — Он любил навещать мою матушку, и у нас дома я его видела гораздо чаще, чем потом, когда меня забрали в замок… Доброго дня, сир Генрих, — не договорив об отце, я благовоспитанно присела. Винтерхорст только фыркнула и просто поздоровалась. Хотя тоже первой. Или просто вслед за мной повторила? Или всё-таки учла, что живёт на его земле?

— Доброго дня, дамы, — кивнул он вполне доброжелательно, хотя вроде бы только что хмурился, недовольный моим нахальством. — Это и есть тот самый посох? Можно посмотреть?

Он, не дожидаясь ответа, сразу же протянул руку, но не хватать магическую вещь без разрешения хозяйки ума ему всё же достало.

— Да, конечно, — сказала я, и Рената отдала ему мягко блестевшую палку с аквамарином в серебряном кружевном венце. Гномы отшлифовали дерево чем-то помельче песка, так что оно стало просто шёлковым, и пропитали его каким-то маслянистым составом. К рукам это средство не липло, жирных пятен не оставляло, но наверняка должно было сохранить дерево светлым и гладким: гномам, живущим во влажном воздухе подземелий, думаю, поневоле пришлось научиться бороться с сыростью и её неприятными последствиями.

Сир Генрих взвесил посох в руке, вопросительно выгнул бровь (ну да, скрытое лезвие делало палочку довольно увесистой), нашёл неприметный рычажок и выдвинул хищно блестевший гранёный шип.

— Хитрая штука, — сказал он с непонятным выражением. Вряд ли он был возмущён подлостью мастера, спрятавшего в безобидной на вид палке шесть дюймов отменной стали. В приграничье даже благородным сеньорам не до соблюдения рыцарского кодекса. Но вид у сира Генриха был что-то слишком задумчивый. — А пользоваться таким могут только маги?

— Если вы об этом, — я отобрала у него посох и шарахнула ледяными стрелками по гладким каменным плитам дорожки, — то да. Вернее, чуть подправив чары, можно обучить пользоваться посохом и человека без магических талантов. Но следить за тем, сколько ещё заряда осталось, и подпитывать кристалл по мере необходимости может только маг. Так какой смысл учиться владеть оружием, с которым ты настолько будешь зависеть от напарника-мага?

Сир Генрих, чуть подумав, кивнул: действительно, всё равно что лучникам кто-то должен будет не просто готовить стрелы, а ещё и предупреждать о том, сколько этих стрел осталось. Много же они навоюют! А ещё он, до сих пор красный и потный, посмотрел на мгновенно осевшие и потёкшие на горячем камне ледышки, и вид у него стал такой, что я не удержалась — призвала сосульку и вручила ему. Он усмехнулся, но тут же по-детски потянул её в рот. Винтерхорст тихонько фыркнула, но тоже накастовала себе кусочек льда и сунула его за щёку, как леденец.

— А просто посох, — спросила я сира Генриха, — вам зачем? Ваш отец прихрамывает, как я заметила, но думаю, в случае нужды он предпочтёт меч.