И тут мне пришла в голову мысль настолько же простая, насколько и безумная.

— А по-моему, — пробормотала я, тоже подозрительно озираясь, — это вовсе не отец Вернон, а матушка Саманта постаралась. Вот уж у кого и книги нужные имеются, и прихожане всегда на виду — она бы в любой момент «заметила», что с сирой Клементиной что-то нечисто, а кто мог наложить на девушку проклятие? Только кто-то из нас, магов. Это ж какой шум можно было бы поднять: злокозненные колдуны чуть не извели баронского внука! И нас всех к ногтю, и барона носом ткнуть, что развёл на своих землях целый ковен.

Мать Клара не побледнела даже, а прямо-таки побелела, но ни словом мне не возразила. Видимо, от старшей жрицы (да ещё, по-моему, слегка повредившейся головой на старости лет) такого вполне можно было ожидать. По крайней мере мать Клару моё предположение не возмутило и даже не удивило.

— Я… — начала было она. Замолчала, тряхнула головой, так что даже покрывало слегка съехало набок, и продолжила севшим, сиплым голосом: — Я поговорю об этом с отцом Верноном. Если это, храни Канн, окажется правдой, я просто боюсь оставаться под её началом.

— У меня нет никаких доказательств, — напомнила я. — Даже никаких оснований для подозрений. Только один-единственный факт: мать Саманта настолько не любит магов, что готова была допустить создание лича, лишь бы не хоронить магессу в освящённой земле.

— Для начала разговора вполне достаточно, — сказала мать Клара. Она выпрямилась с таким облегчением, словно сбросила увесистый заплечный мешок. — Да, с этого я и начну, тем более что это было уже при мне, но ещё до того, как отца Вернона сюда прислали. Благодарю вас, сира Вероника, — произнесла она больше не понижая голоса и потому невыносимо официально. — И всегда рада видеть вас снова.

========== Глава девятая, в которой героиня отвечает отказом на одно предложение и соглашается на другое ==========

Сир Рихард приехал за два дня до праздников и опять-таки не ради моих прекрасных глаз, а для разговора с Дромаром. Хотя и для меня время нашёл, ясное дело. У меня же настоящее приданое появилось, не только долги. Так что отступать он тем более был не намерен.

Ну да, барон счёл-таки мой вклад в спасение будущего внука достаточно серьёзной услугой и пожаловал мне ту самую терраску с каскадом мелких водопадов, а я, пометавшись, её приняла. Так что была я теперь сира Вероника с Радужного озера, прямой вассал барона Волчьей Пущи, не кот чихнул! Леном я владела даже не с носовой платок размером, а в несколько ленточек, разложенных рядами на разной высоте, но никто и не ждал, что я буду там растить ячмень на пиво или пасти коров. На нижнем уступе предполагалось строительство дозорной башни, а на следующем — башенки моей… когда-нибудь. Пока что я категорически отказалась ставить даже домик из бруса: жить там я точно не буду, а налоги мне проще будет выплачивать за пустующие пока что земли. Десяти лет такой отсрочки, дарованной налоговой службой Его Величества, мне, надеюсь, хватит.

А сир Рихард приехал не с пустыми руками. Причём подарок сделал ещё до того, как я ответила.

— Спасибо, но я не могу это принять, — сказала я, с сожалением погладив шелковистый тёмный мех: сир Рихард привёз мне презент немного не по сезону — плотную стопку куньих шкурок. Вязовские сеньоры рассказывали мне о здешних нравах и обычаях; говорили и о том, что любая девица могла брать у любого поклонника любые подарки, и это ни к чему её не обязывало: сам захотел — сам подарил, чтобы затмить остальных претендентов. Вот только я не верю в дорогие подарки, которые ни к чему не обязывают.

— Слишком дёшево я вас ценю? — с нервным смешком спросил сир Рихард. А, ну да! Дивить кого-то мехами в Волчьей Пуще… Он ещё, наверное, переживал, что слишком уж простецкую вещь преподносит заезжей чародейке — связку шкурок.

— Наоборот, — возразила я. — Это ведь не белки и не зайцы, куньи шкурки в числе прочего в Указе о дозволенных одеяниях числятся. Да и что мне со всем этим делать? Сшить плащ, как у графини, и разгуливать в нём по плотине?

— Ездить в Захолмье на ярмарку, — хмыкнул он. — Сира Вероника, я не повезу свой подарок назад, так что хоть лестницу ими застелите, а я позориться не стану.

Я опять провела ладонью по гладкому ворсу. М-м… вот ведь отлично понимаю, что некуда мне такое носить, но как откажешься, особенно если мужчина всерьёз, ничуть не рисуясь, заявляет, что обратно не возьмёт?

— Хорошо, — сказала я, вздыхая над своей глупой жадностью, — с условием, что я отдарюсь.

Сир Рихард легко кивнул. У него, видимо, никаких внутренних запретов на этот счёт не имелось. А я решила позже посоветоваться с Эмметом, что лучше подарить его дяде — зачарованный светильник или что-нибудь более… приземлённое. Вроде десяти локтей дорогого сукна.

— И вот ещё, — прибавил тем временем сир Рихард, заметно смущаясь. — Это не моё, понятно, но красиво… и я подумал, вам понравится.

Я взяла слегка смявшийся лист дорогой бумаги и пробежала глазами явно не сиром Рихардом выведенные (но и не Клементиной, её руку я знала), слишком ровные и слишком грамотно написанные строчки:

Моя душа слезами не омыта,

Мои молитвы не услышал бог,

Пуста мошна, и конь стучит копытом.

Конец сраженьям, догорел Восток.

Там нет тебя, а, стало быть — и счастья.

И вот спешит красавец-вороной,

Его гоню сквозь бури и ненастья

От чужедальних стран к земле родной.

Не нажил я ни серебра, ни злата,

Но для тебя и сердце, и рука.

Клеймора верная, священный ладан,

Фамильный герб и слава на века.

Клянусь, что я без страха и упрёка,

И клятва твёрже, чем земная твердь.

Любить, хранить и почитать до срока,

Пока с тобой не разлучит нас смерть.*

Этельберта Сильвер, если ничего не путаю. Бывшая фаворитка Гилберта Меллера — томик её стихов с собственноручной надписью «Для мужественной и несгибаемой сиры Катрионы из Вязов» я пролистала по диагонали, но уж эти страдания сытых и хорошо одетых девиц и дамочек… Нет, кое-что было очень даже неплохим, то же «Возвращение», отрывок из которого кто-то переписал для сира Рихарда. Но в целом возвышенные печали госпожи Сильвер меня не тронули.

— Сир Рихард, — как могла вежливо и терпеливо (он что, меня романтичной девицей считает — меня, наёмницу?) сказала я, — я хорошенько обдумала ваше предложение и решила, что будет нечестно с моей стороны навешивать свои долги на вас. Тем более что и вам предстоят немалые расходы. Вы, разумеется, всегда сможете обращаться ко мне за любой помощью, просто по-соседски. Но пока я не расплачусь с казначейством Дома Ильфердина, ни о каком браке даже речи быть не может. И можно, — прибавила я с тяжким вздохом под его одобрительный смешок, — я не буду утешать вас, заверяя, что мужчина вроде вас без труда найдёт себе невесту по вкусу?..

Наш разговор был, ясное дело, в лучших местных традициях подслушан служанками (может быть, даже не намеренно), поэтому за обедом сира Аларика попросила почитать «стихи сира Рихарда».

— Как красиво, — мечтательно проговорила она, потому что мне, разумеется, пришлось прочесть их вслух.

— Кажется, это из книги госпожи Сильвер, — неуверенно предположила сира Катриона. — Помните, мы читали про зеркало?

— А потом завесили его? — смущённо хихикнула Аларика. — Про зеркало помню, а вот это…

— Поэма «Возвращение», — самым нейтральным тоном заметил Меллер. — Этельберта считала, что это лучшая её вещь.

Я рассеянно кивнула, неожиданно для себя взявшись откровенно разглядывать бывшего покровителя довольно известной поэтессы. Ну да, не красавец, но умён, обаятелен… и грозить своим близким, даже не всерьёз, категорически не советует никому, включая боевых магов. Интересно, его братья-кузены похожи на него? Характером и привычками, я имею в виду, не лицом и фигурой? Впрочем, я и пуд-другой лишнего веса как-нибудь переживу, если к нему прилагается такой же характер, как у Гилберта Меллера… Чем я хуже вязовской сеньоры? Вот возьму и спрошу, нет ли среди его кузенов желающих надеть серебряные браслеты, зачарованные лично супругой.