То ли Клементина всё-таки, несмотря на клятву, проболталась о проклятии… ну, как проболталась? Пожаловалась на свою горькую долю, а умные люди сделали правильные выводы из нечаянно вырвавшихся слов. То ли мать Клара, та самая любительница дорогих ярких риз, была особой неглупой и знающей, так что ей даже обмолвки Клементины не понадобились… В общем, жрица отправила паническое донесение в Озёрный о том, что орочье шаманское проклятие уже почти начисто извело род вязовских владетелей, а теперь перекинулось на живущую в Вязах фаворитку баронского сына. Которая, между прочим, носит дитя баронской крови — и не перейдёт ли теперь проклятие ещё и на баронов Волчьей Пущи?
Отправила она это послание не обычной почтой, а курьером Королевской Службы Доставки, который привёз какое-то важное и срочное сообщение Серпенту, а обратно собирался ехать налегке и не торопясь. Но мать Клара заплатила ему из собственного кармана, и курьер с обычной для его службы скоростью доставил по экземпляру её сообщения секретарям Его Святости и магистра ордена Пути в Озёрном. Сира Катриона говорила, что мать Саманта жаловалась, будто посылала одну просьбу о помощи за другой, однако от неё отделывались пустыми отписками. Не знаю. Может быть, в Озёрном сменилось руководство Храма, а может быть, мать Клара умела писать гораздо убедительнее, чем старшая жрица Волчьей Пущи, только на её донесения ответ пришёл практически немедленно. Двух недель не прошло с отъезда курьера, а в Волчью Пущу нагрянули дознаватели из ордена Пути и какой-то невзрачный тип с не запоминающимся лицом, одетый в простой тёмно-синий мундир судейского чиновника с ничего мне не говорившими загогулинами на лацканах.
Допрашивали они всех подряд, от глав семей до конюхов и прачек, так что сохранить историю с проклятием в тайне не получилось. Барон потребовал только, чтобы смерть сиры… как же её? Гардения?.. Глициния?.. цветочное что-то… так и продолжала считаться случившейся по естественным причинам: ну, простудилась девица жестоко и сгорела в три дня, как свечка. (Волчья Пуща только дух облегчённо перевела: хвала Девяти, сира Цветочное Имя не чёрную лихорадку подцепила, а просто застудила то ли грудь, то ли ноги, иначе бы она много кого прихватила с собой.) В конце концов за свою дурость она заплатила собственной жизнью, а трепать имена её родных и собственного сына в придачу барон даже ордену Пути дозволять не собирался. Вряд ли бы его запрет остановил магистра Фредерика, — да-да, целый магистр приехал разбираться! — если бы тот пожелал предать подробности огласке. Однако брату Фредерику тоже категорически были не нужны разговоры о том, что приличная прихожанка из семьи примерных верующих где-то раздобыла описание наитемнейшего ритуала, чтобы отомстить чужачке, лишившей её даже призрачной надежды на ответные чувства сира Кристиана. Магистр официально заявил на проповеди, собравшей половину баронства, что проклятие, поразившее сиру Клементину, было орочьим, тем самым шаманским, которое так опрометчиво навлёк на своё владение сир Альберт из Вязов. И так же официально объявил благодарность нам — магам! — за своевременно принятые меры по его снятию, а матери Кларе — за то, что со всей доступной ей быстротой и не жалея собственных средств поставила в известность орден (это, как я понимаю, было предупреждением старшей жрице, чтобы не вздумала наказывать подчинённую за излишнюю инициативу).
Кстати, никаких изменений в составе местного жречества не случилось. Кажется, зря мы с Меллером напридумывали себе заговор с целью отправить старушку в отставку: все остались на своих местах, даже матушка Саманта, дальновидно сохранившая ответы храмовой канцелярии на свои вопли о помощи. Я-то ждала, что кого-то из святых матерей или сестёр увезут в Озёрный для разбирательства и наказания, потому что отец Вернон сказал о книге, найденной в доме сиры… э-э… Георгины вроде?.. будто такими обычно пользуются именно служители Храма. Да, это было совершенно законное, приличное издание с наставлениями о том, как своевременно распознать тёмное колдовство. Книга, по словам отца Вернона, обнаружилась возле кухонной плиты, и неграмотная кухарка выдирала из неё по листочку-другому на растопку, знать не зная, что это за пожухлый растрёпанный томик без обложки здесь валяется и откуда он вообще взялся: раз бросил к печке кто-то из хозяев, так стало быть, им не нужен. Ни родители покойной девицы, ни братья-сёстры тоже ничего о нём сказать не могли, а её уже тем более не спросишь. Некромантия, что ни говори, по всем Срединным землям запрещена (тут мне в голосе отца Вернона послышалось лёгкое сожаление, и я при всей моей неприязни к магии смерти могла его понять: толковый некромант на государственной или орденской службе был бы временами очень полезен).
В общем, осталось у меня от этой истории чувство острой неудовлетворённости. Ну откуда в доме обыкновенных деревенских сеньоров взялась книга, предназначенная для служителей Девяти, в основном? Как не слишком образованная (а проще говоря, едва способная прочесть пестрящее ошибками письмо какой-нибудь кузины и нацарапать такой же малограмотный ответ) особа додумалась истолковать наставления из этой книги в качестве примера чего ни в коем случае делать нельзя? Определённо, что-то тут было нечисто, вот только лезть с вопросами не то что к дознавателям, королевским ли, орденским ли — даже к самому отцу Вернону у меня ни малейшего желания не имелось. Следовало радоваться уже тому, что орден Пути в кои-то веки не только не пытался повесить всех собак на нас, особенно на Лоренцо, а наоборот, признал наши заслуги. Магистр ещё и предлагал обращаться прямо к нему, лично, в случае каких-либо проблем с Храмом — приятно, конечно, и полезно, но странно и потому подозрительно.
— Ох, сира Вероника, — усмехнулся отец Вернон, которому я выразила своё недоумение по поводу непривычной любезности орденского магистра, — наше отделение ордена давно уже находится в очень напряжённых отношениях с штаб-квартирой в Больших Кошках. И само Краснолесье второй век старательно ссорится со всеми, до кого может дотянуться, и Архимагистр поддерживает тамошнего короля, вместо того чтобы заняться прямыми обязанностями главы паладинов — борьбой с нежитью, нечистью и вредоносной магией. Наш же Совет магистров в полном согласии с политикой Его Величества старается использовать законопослушных магов для борьбы с преступниками, поэтому мы не только не чиним вам лишних сложностей и неприятностей, но и стараемся наладить добрые отношения на будущее. В конце концов, кто лучше паладинов знает возможности магов?
— Врага надо знать в лицо, — ядовито поддакнула я.
— У самого ордена Пути, в отличие от его членов, нет ни друзей, ни врагов, сира Вероника, — возразил отец Вернон. — Есть только цели и интересы. А они у ордена совпадают с таковыми у большинства населения королевства, включая магов вроде вас: порядок, стабильность и безопасность… — Тут отец Вернон хмыкнул и поправился: — Ну, если можно вообще говорить обо всех этих прекрасных вещах на границе человеческих земель.
Я коротко посмеялась над стабильностью и безопасностью Волчьей Пущи, отец Вернон тоже усмехнулся и продолжил выбирать книгу на вечер. А может, и не только на вечер. Вообще-то, приехал он удостовериться, что сира Клементина жива-здорова. Ну… Она действительно была здорова: и Лоренцо, и Феликс потрудились на совесть, Клементина даже от отёков больше не страдала. Но едва ей полегчало, она тут же уехала в Старицу заниматься любимым делом, так что отцу Вернону предстояло день-другой провести в нашей компании, ожидая её возвращения (и не могу сказать, чтобы он расстроился, услышав эту новость; сидеть почти безвылазно в Волчьей Пуще ему наверняка так же надоело, как мне — в Вязах).
А ещё он в лучших здешних традициях захватил с собой письма из почтового отделения, раз уж всё равно ехал сюда. И одно из них вручил мне. Я схватила конверт в неясной надежде, но письмо было отправлено из Озёрного и отправителем значился какой-то С. Милк, владелец кондитерской «Сладкое счастье». Я в некотором недоумении пробежала глазами строчки, изобилующие кудрявыми росчерками и вычурными хвостиками: господин Милк делился со мной своими печалями по поводу сложности хранения деликатных и недешёвых продуктов вроде сливок и масла, а тем более уже готовых тортов и пломбиров. Особенно учитывая, с насколько взыскательной публикой ему приходится иметь дело. Морозный маг, писал он, тем более опытный и умелый, был бы для него просто спасением. Условия Симон Милк предлагал ничуть не хуже, чем Гилберт Меллер, разве что собирался просто платить мне, а не погасить мои долги Дому Ильфердина.
