– Отец никогда не сделал бы такого. Он любит меня, – так и не ответила на прямой вопрос сеньорита.
– Именно ведомые любовью и благими желаниями, родители заключают браки, не спрашивая детей. Так вы не ответили… Как бы вы поступили в подомном случае?
– Не знаю… – неуверенно проговорила Эстель.
– Вот видите… Вы не знаете… Поэтому не стоит осуждать других людей. Хотя в одном я с вами абсолютно согласен: дети ни в чём не виноваты. Но зачастую именно они страдают от презрения общества, поскольку вся ненависть лицемерных ханжей обрушивается, прежде всего, на них. Я не понаслышке знаю об этом, – печально улыбнулся пират.
– Вам, наверное, много пришлось пережить в детстве? – сочувственно поинтересовалась девушка, и Корбо удивлённо взглянул на Эстель. Он не привык к жалости, тем более, чтобы жалели его.
– Да, безоблачным моё детство не назовёшь, – усмехнувшись, согласился капитан. – Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы моя мать осталась жива… – задумался Тэо. – Но зато невзгоды закалили меня. И теперь заносчивым господам вроде вашего адмирала приходится считаться с незаконнорожденным сиротой, в чью сторону люди раньше изрыгали язвительные и обидные слова, – гордо вскинув голову, улыбнулся мужчина, и, пристально взглянув на Эстель, добавил: – А сегодня со мной ужинает очаровательная леди, которая при других обстоятельствах не подала бы мне руки для поцелуя. Разве не так? – насмешливо спросил Корбо, и Эстель, понимая справедливость его слов, промолчала, а капитан неожиданно решил подразнить девушку: – А, кроме того, эта леди скрашивает одиночество пирата, согревая его постель.
Эстель вспыхнула:
– Да как вы смете говорить об этом?! Вы взяли меня в плен! Вы, по сути, сделали меня своей наложницей! Вас не интересует, насколько я хотела бы этого!
– Позвольте не согласиться, – наблюдая за горячим возмущением испанки, улыбнулся Корбо. – Я не мальчик! И чувствую, когда женщина желает меня, а когда нет. Вы сдались не потому, что у вас нет другого выхода, и не потому, что я сильнее вас. Просто вас тянет ко мне, – уверено заявил он и, заметив испуганный взгляд сеньориты, не дожидаясь новой гневной тирады, неожиданно сознался: – А меня к вам. И гораздо больше, чем я сам этого хочу.
– Это неправда! Меня вовсе не тянет к вам! Я просто вынуждена вам подчиниться, – пытаясь сохранить лицо, пылко возразила Эстель, но, чувствуя, как затрепетало её сердце, с досадой осознала: пират произнёс то, в чём ей не хотелось себе признаваться.
– Неправда? – переспросил Корбо и встал с места.
Он уверенно направился к девушке. Она тоже непроизвольно поднялась и, не зная, где спрятаться от горячего взгляда пирата, в панике наблюдала за его приближением. Капитан подошёл совсем близко и нежно провёл рукой по лицу девушки. Душа Эстель беспомощно заметалась, а он тихо проговорил:
– Ты можешь отрицать это… Можешь и дальше убеждать меня и себя, что это не так… Но тебя тянет ко мне… Поверь, я больше твоего сопротивляюсь этому влечению. Ты мешаешь мне, – с досадой вздохнул он. – Но раз такое происходит, я больше не хочу бороться с собой. Я должен насытиться тобой и успокоиться, другого выхода я не вижу.
– Так я для вас словно тарелка супа или кусок мяса? – обиженно нахмурилась Эстель. – Или грошовая приглянувшаяся игрушка, которой вы наиграетесь и выкинете? – догадалась она и холодная дрожь пробежала по телу оскорблённой сеньориты.
– А разве я для вас не то же самое? – чуть улыбнувшись, ответил Корбо. – Завтра вы вернётесь к своему жениху и забудете обо мне… Или же будете вспоминать, как о захватывающем приключении, как о некой пикантной интрижке, которая у вас случилась до свадьбы? – предположил капитан.
– Нет! Я не могу так думать о человеке. Нельзя так легко относиться к близким отношениям, – отчаянно возразила девушка.
– Почему нет? Жизнь быстротечна, и надо успеть насладиться ею. Зачем отказываться от радостей, которая она дарит нам? – словно змей-искуситель, вкрадчиво говорил пират.
– Вы дьявол! – воскликнула Эстель, отшатнувшись от мужчины.
– А ты ведьма! – огрызнулся Корбо и, не позволяя отойти, схватил её за плечи, но уже более мягким голосом добавил: – Нет, русалка, – поправил себя капитан. – Русалки заманивают моряков своими песнями и своей красотой, а потом губят их, увлекая на дно морское, – улыбнулся он. – Я не позволю тебе погубить меня, и намерен, избавиться от твоих чар, как бы ты этому не сопротивлялась.
Мужчина стоял рядом и не спускал с Эстель глаз. Нежно прикоснувшись к щеке, капитан провёл пальцами по её губам и неожиданно проникновенным голосом начал читать стихи:
О, женщина, услада из услад1
И злейшее из порождений ада,
Мужчине ты и радость, и награда,
Ты боль его и смертоносный яд.
Ты добродетели цветущий сад
И аспид, выползающий из сада,
За доброту тебя прославить надо,
За дьявольскую ложь – отправить в ад.
Ты кровью нас и молоком взрастила,
Но есть ли в мире своенравней сила?
Ты шелест крыл и злобных гарпий прыть.
Тобою нежим мы сердца и раним,
Тебя бы я сравнил с кровопусканьем,
Оно целит, но может и убить.
Корбо произносил четверостишия столь нежно и в то же время страстно, что девушку буквально обдало жаром. Слова мужчины вновь звучали, словно признание в любви, и Эстель почувствовала, как запылали её щёки. Сердце сеньориты заметалось в бешеной скачке, готовое вырваться из груди, и если бы ему это удалось, наверное, оно упорхнуло бы в окно, только бы избавиться от завораживающего голоса и обжигающего взгляда пирата.
Но Эстель не была настолько наивна, чтобы поверить, будто отпетый разбойник испытывает к ней глубокие чувства, и, справившись с нахлынувшим волнением, сеньорита как можно спокойнее проговорила:
– Не понимаю, в чём вы меня обвиняете? – обиженно нахмурилась испанка. – Вполне по-мужски свою похоть и распущенность вменять в вину женщине. Я вовсе не пыталась вас погубить. Это вы только тем и занимаетесь, что губите меня. Вы лишил меня чести, чего ещё вам от меня надо? Оставьте меня! – взмолилась Эстель. – Позвольте мне до конца путешествия оставаться в своей каюте.
– Не позволю, – спокойно ответил Тэо. – Поскольку на самом деле ты этого не хочешь.
– Прекратите решать за меня, чего я хочу! – разозлилась девушка. – Я…
Но капитан не дал ей договорить, а, обхватив хрупкую фигурку, запечатал губы пленницы поцелуем. Некоторое время она пыталась вырваться, потом, осознавая тщетность своей попытки, смирилась. Вскоре Корбо, отпустив её губы, прошептал:
– Главное, я этого не хочу…
– Отпустите, – чувствуя, как мужчину охватывает желание, жалобно пропищала сеньорита. – Я же вам говорила! Я больна… – стыдливо опустила глаза Эстель.
Озабоченно нахмурившись, Тэо попытался выяснить, что с ней. Девушка смутилась, не зная, как рассказать мужчине о женской болезни. Наконец, догадавшись о причине недомогания пленницы, капитан проронил:
– Простите, сеньорита дель Маркос.
Неожиданно для себя Корбо осознал, что он совсем не задумывался, чем для девушки может закончиться близость с ним. Хотя Тэо всегда помнил о своём зароке, что у него не будет детей, о которых он не сможет позаботиться, и всегда был осторожен с другими женщинами. Теперь капитан с облегчением отметил: слава богу, всё обошлось, и тут же поинтересовался, какой по счёту день её «болезни».
От бесцеремонного вопроса мужчины аристократка густо покраснела и нехотя сообщила, а Корбо в уме прикинул, сколько ему можно не заботиться об осторожности. «Пожалуй, на самом деле будет лучше, если она уйдёт, – чувствуя неловкость, охватившую гостью, подумал пират. – Иначе меня и её «болезнь» не остановит», – осознал он и, выпустив добычу, отошёл к окну.
Мужчина налил вина и, стараясь успокоиться, отпил из бокала.
