Ах, как это прозвучало! Пламя в очаге – и то поднялось, зашлось ярко-алым огнем страсти, языки вытянули шеи из очага в праздном любопытстве: вот оно! Противник безмолвствует! Сражен! Отступает!
Он опустился на ложе, не пытаясь снять ее руки с плеч. Пробормотал:
- Ну, оставайся… - и она легко вспорхнула с ложа рядом с ним, изящно повернувшись, сбросила с плеч легкое одеяние, чтобы он мог оценить…
Когда она обернулась, он спал. Мертвенным, тяжелым сном, сжимая в пальцах меч (когда успел уложить его по левую сторону?!), второй рукой вцепившись в одеяло, будто боялся соскользнуть на землю во сне.
- Аид? – окликнула она, переступая с ноги на ногу.
Подлец Кронид отозвался тихим всхрапом.
«Не победа…», - устало вздохнуло сердце. Афродита протянула руку – потормошить спящего – посмотрела на меч, отдернула руку. Подумала мстительно: ничего, голубчик. Утром проснешься – все равно будешь моим. Только устроиться на этом проклятом жестком ложе… да, в соблазнительной позе. Жаль, нельзя пристроить ему голову на плечо. Ну, ничего, главное – проснуться раньше него или вообще не засыпать…
Перед тем, как смежить веки, Афродита явственно услышала хихиканье и шелест крыльев, почему-то показалось - белоснежных.
Разбудило ее встряхивание за плечо. Синяки останутся, - в полусне подумала Киприда, прежде чем открыть глаза и обнаружить над собой лицо Старшего Кронида.
Брррр…
- Посейдон на Олимпе? – вопрос продрал холодом по коже еще больше. Непонятностью. Неуместностью. Какой Посейдон, она же должна ему сейчас сказать, что нужно продолжить ночь…
- Н-нет…
- Сволочь, - выбросил сквозь зубы Кронид. Развернулся, в три шага пересек комнату и исчез за дверью. Только сейчас Афродита поняла, что он стоял в хитоне, при доспехах и опоясанный мечом.
А синяки на плече всё-таки остались – долго сгоняла примочками, по-лавагетски ругаясь сквозь зубы. Думала: ну его, этот пояс. Ну ее, эту Ату. А Кронида - его вообще… в этот, в подземный мир! Правда, толку-то, он же и так туда шастает…
И как это он еще не посватался к воинственной Афине, - истекала ядом Пеннорожденная. Влюбленный в войну чурбан. Солдафон! Его – любовником?! Да один раз с таким… ни за что, да!
- Не получилось, да? – сочувственно кивнула Ата в день победы над титанами. Афродита засверкала зубами, блеснула золотом волос: что?! о чем?! А, об этом, мрачном… который заздравную чашу, как заупокойную поднимает?! Ой, нашла о чем, в праздник-то!
- Дорогуша, мне и Ареса хватает! И… - завела глазки, но не стала перечислять, а то вот, Геба недалеко, а у нее слух ого-го какой, все имена тут же ревнивому Эниалию и выложит. – А с этим… ставка больно высока.
- Правда, - задумчиво согласилась Ата, начиняя оливками пухлый рот, - меняю ставку. Один раз. Одна ночь – и пояс твой. Согласишься, Любовь?
Афродита повела плечами неопределенно, встала с остальными, закружилась в танце, в вихре восхищенных, масленых взглядов.
Любовь обожает вызовы. Преграды. Сложности. Какая радость очаровывать тех, с кем это легко?
А здесь просто не нужно спешить. С таким противником нужны союзники. Поле битвы – получше.
Таланты терпения, гекатомбы хитрости…
Кто сказал, что любовь не умеет ждать? Умеет – когда ей брошен такой вызов.
Союзники прибавлялись один за другим. Нереида Левка - молодец, вовремя ушла с дороги. Зевс - решил, что брата непременно нужно женить.
Безутешная Деметра – настоявшая на том, чтобы дочь вернули ей на восемь месяцев…
Персефона, брезгливо поджимающая губы при упоминании о муже.
Арес на ложе пространно повествовал о кровавых подробностях битв. Афродита щебетала восхищенно: «Ах, какой ты храбрый, какой искусный! Ах, эта Афина ничто рядом с моим Эниалием!» А сама выжидала, готовила удар: подождала, пока Персефона уничтожит Минту – смешное и ненужное препятствие, выждала почти восемь месяцев, чтобы голод тела стал невыносим…
И обрушилась со всем мастерством: ароматом волос, тонкой улыбкой, дразнящими прикосновениями, чувственным шепотом: «Ты разве не соскучился по женской ласке?», многообещающим румянцем на щеках, легким движением обнаженных плеч: «Какой смысл дожидаться ту, которая не любит?»
- А спать с той, которую не хочешь? – спросил он холодно.
“Поражение”, - всхлипнуло сердце. Армия бежала, полуголодные воины попрятались по оврагам, стрелы заржавели в поле. Стены этой крепости не прошибешь: кованы из черствости напополам с упрямством…
Афродита умолкла, спрятала лицо за маленьким зеркальцем в драгоценной оправе - рассмотреть реснички. На самом деле раздумывала: говорить дальше или нет?
Он тогда всё ходил по комнате, ерошил волосы. Она сидела на его ложе - подобрав ноги и глядя с удивлением.
- Какого Тифона? - дождалась вопроса. - На кой тебе? Тот спор с Атой?
Как будто Обман могла утаить что-то от дотошного ученичка.
Афродита молчит. Легким движением смахивает ресничку со щеки. Убирает из памяти постыдное: свой задыхающийся голос:
- Ты… ты… лавагет - и не понимаешь?! Ты - знаешь, каково терпеть поражения? И не понимаешь?
И его насмешливый взгляд, проникающий в самую глубину. Ровный голос:
- Воины обычно умеют отличать поражения от побед. Мне нужно готовиться к встрече жены. Возвращайся к себе, богиня… любви. И передай Ате, что спор закончен, и пояс останется у победительницы.
Наверно, не буду об этом, думает Афродита, оглядывая собеседниц. О моменте, когда они посмотрели друг другу в глаза – это не надо, лишнее. Тем более – бррр, вспоминать не хочется. И о том разговоре с Персефоной, много позже, после ссоры двух цариц… («Хочешь нектара, дорогуша? И не слушай Геру, она бесится, потому что ее муж не любит», - «А меня, можно подумать…» - «А твой от тебя без ума. И не спорь с любовью, дорогуша, она этого не терпит!»).
- Поражение, - весело признала Афродита, разводя руками.
Потянулась за гребнем, провела по волосам, заставив их заискриться.
Геба прыснула, закивала, прикрыв рот рукой. Пробормотала что-то невнятное: то ли о встрече с Иридой, то ли о свидании с Гермесом. Бочком-бочком – и за дверь. Побежит разносить, - вздохнула Афродита, рассеянно поглядывая на себя в зеркало (ах, какие ямочки на щеках). К вечеру весь дворец знать будет… Ну, и хорошо. Персефона еще дуется на ту историю с Адонисом. Услышит о верности подземного муженька – дуться перестанет.
На проигравших не обижаются.
Афина ушла следом (какие-то дела, то ли с философами, то ли с войнами). Напоследок усмехнулась многозначительно.
- Надеюсь, до Ареса эта история не дойдет. У него, в конце концов, гораздо больше поражений в битвах.
Макария осталась. Нашла в ларце ожерелье из черного и белого жемчуга, теперь весело щелкала жемчужинками – восемь-четыре-восемь…
Похожа, - думала Афродита, молча глядя на нее. Очень похожа. Не умеет проигрывать, как и он. Кто бы ни был избранником юной Макарии – лучше бы ему не трепыхаться.
- У тебя красивый пояс, о Киприда, - лукаво сказала наконец подземная царевна. – Можно посмотреть?
Улыбнулась, обвела пальчиком тонкую вязь цветов, кованных из золота.
- Однажды Деметра Плодоносная сказала, что моему мужу очень хорошо удались эти лилии, - призналась Афродита заговорщицким шепотом. Взбила волосы и легкомысленно добавила: - А Гера говорила, что тюльпаны тут чудо как хороши.
- Потому что ни одна из них не помнит, как выглядят асфодели, - кивнула Макария. – Это работа подземных кузнецов.
- Чудесный пояс, - подтвердила богиня любви. – Красивый, удобный…
- …очаровывает того, на ком окажется, - в тон подхватила царевна подземного царства. – Ата отдала его…
- Ата отдала его победительнице, - Афродита надела пояс и с очень довольной улыбкой покрутилась перед зеркалом. – Все подземные знали, что твой отец любит жену. То есть, покорен моей стихии. Запомни, милочка: любовь проигрывать не умеет.
========== Враг мой (Геката) ==========
Нарочито написано в рвано-таинственном стиле, чтобы воспроизвести Трехтелую. Она тут такая.
