Издержки Дара Варга — то тебе жрать хочется после соединения с яприлем, то фантомные боли после раненых животных, а то вообще — весна, гон, окружающее безумие.
— Звучит мудро, — я поднялся. — Ладно. Забираем животных, запрашиваем побольше транспорта… будем считать, по минимуму отработали и в кашу устроителям боев наплевали. К слову, этот почему еще здесь?
Собачина тыкалась массивной башкой в ладонь, и Нэйш, вставая и направляясь к двери, рассеянно потрепал зверюгу за уши.
— Славный пёс. Мел будет довольна — кажется, он с готовностью забыл дрессуру, откликнулся на зов варга и теперь вот готов последовать куда угодно.
— Боженьки, только не говори мне, что собираешься завести себе питомца… — Мел говорит, у меня уже есть один. — Сукин ты сын, — с чувством сказал я в широкую спину напарника, когда до меня дошел смысл фразы. — Определённо, — безмятежно долетело до меня от двери. — У покойной матушки был… сложный характер.
*
Не то чтобы я ждал засады на складе Баскера — после нашего распрекрасного разговора я был в ней почти уверен. Правда, слегка подогревала душу мысль, что к складу мы таки подходим вместе с маньячным орудием убийства — ну, и еще у нас был пёсик, конечно. Правда, мой вечный внутренний грызун мерзенько посмеивался — и само собой, что не напрасно. Господин Баскер был чудовищно, кошмарно покладист. На обозначенном складе нас разве что с поклонами не встретили его поверенные. Пересчитали доставленные клетки, демонстративно тыкая пальчиками — один, три, вон десятая. Сдобрили это дело списком животных, и даже с кличками. Потребовали расписку. И, глумливо ухмыляясь, сообщили, что могут помочь с перевозкой, и цена будет умеренной — по золотому за клетку. — Мы подумаем, — величественно бросил я, и поверенные Баскера наконец отправились восвояси. — Возможно, стоило им заплатить. Хотя бы чтобы понаблюдать за процессом. Исключительный присох к клеткам от самого входа — возможно, учуяв родственные души. Чёрная огромная зверюга стояла рядом с ним бок о бок — бесшумно щерилась на такую же, внутри. Я не стал подходить поближе — просто на всякий случай. — Что скажешь? — Гриз будет огорчена. — Утиль? — Не совсем. Самец гарпии-бескрылки в ближайшей клетке рванулся вперед с истошным клекотом, заскреб когтями по прутьям. Взревел один виверний в соседней клетке, за ним другой. Пыхнуло пламя — разохотилась какая-то драккайна… За время работы на питомник я успел навидаться бойцовых животных. К нам они обычно попадали в трех состояниях. Утиль — те, кто провел немало боев, ослабел, состарился или не оправился от ран. Таких на арене добивают в первую очередь. Зелень — те, которые еще не успели как следует пропитаться кровью: их надрессировали и натаскали, но настоящего удовольствия от убийств они не ощущают. Ну, и эти. Мясники. Те, которые выходят на арену с предвкушением. Которые видят в боях свое предназначение. И у которых поперек дружелюбных мордах так и написано: «Приблизься ко мне — и я удалю тебе все конечности до единой». И почти нет шанса, что такая тварь приживется в питомнике — она по привычке будет кромсать окружающих до победного конца. Любого, кто окажется на одной территории. В том числе и в мозгах. Я видел, как бьются над такими зверушками Мел и Гриз Арделл, только вот даже опытный и тонкий варг не способен убедить звериного маньяка, что убивать — это не здорово. Просто потому что крайне трудно убеждать кого-то, кому это дело нравится. Ну, и попутно не уехать кукушечкой самому — ведь соединение варга и животного основано на взаимопроникновении разумов, как-никак. — Да, — заметил Нэйш, прохаживаясь вдоль клеток и приглядываясь к зверушкам — словно читал их поверхностно. — Надо же как, до единого. Я-то надеялся, что жажда наживы у Баскера окажется сильнее и мы получим «зелень» либо «утиль». Но желание наплевать в кашу мне и напарнику победило: устроитель боев напихал в клетки отборных экземпляров. Мощные, злобные, отсюда видно — насквозь чокнутые. Голодные к тому же. Накормишь — подобреют ненамного, потому как вон, глаза горят жаждой выпустить кому-нибудь кишки. Таких либо приходится держать в клетках до конца (опять ресурсы искать!), либо… словом, тут кстати пришлась и Кани, но можно и без нее — с ядами Аманды. — Покойники, — тоскливо сказал я. — Ну что, выводим в ноль и не докладываемся? Сам ведь знаешь — чем кончится. Мел на двоих с Арделл зависнут над ними хорошо если не на месяц, убрать все равно не дадут, зато будут ходить, как тени самих себя, а этим тварям — хоть бы что. У нас таких сейчас сколько — шестеро? — Четыре, если посчитать, что у тех керберов есть прогресс. — А ч-черт, десяток сверху, кто ж знал, что так выйдет. Исключительный, да убери ты пса, они прямо заходятся. Губы Нэйша чуть шевельнулись — отдали безмолвный приказ. Болотный сторожевой недоверчиво убрал оскал и поплелся к выходу из склада — сторожить. — Ну, — сказал я, глядя на замершего напарничка. — Решаем проблему здесь или тащим в питомник? — Гриз полагает, что убийцу можно исправить… но до определенной черты. Если хищник перестает убивать ради пропитания, а начинает — ради удовольствия, его не остановить дрессурой или воздействием. Сняты внутренние запреты. Убийство становится самоцелью, наслаждением, наконец даже необходимостью. Забавно, по аналогии с людьми… — Ну, не знаю, я как-то знал одного убийцу, — откликнулся я, пялясь в морду алапарда. —Насквозь был отбитый тип, просто вот насквозь. Маньяк да и только. А как сошлись поближе, оказался ничего таким парнем. Нэйш повернул голову и вопросительно вскинул брови. — Да… лет за пять до моего прихода в питомник было, — добавил я. — Потом-то я начал работать с тобой и понял, что бывают совсем конченые. Гриз считает так же, Мел считает иначе, обе расстроятся, Аманда за компанию — мы будем травить или тащить тварей в питомник?! — Ну, я подумал… Раз они все равно что мертвы — возможно, маленький эксперимент… — Боженьки. Почему я ожидал, что ты это скажешь? Потому что привык ждать от него худшего, конечно. Потому что грызун так и не замолкал — как только я увидел физиономию Нэйша, сперва задумчивую, теперь вот вдохновлённую. — Просто маленькая проба сил, Лайл. Да-а, да-а, давай, и вот эту издевательскую улыбочку, которая так и говорит: «О да-а, я наслаждаюсь тем, как ты бесишься, каждой вот прямо секундочкой твоего бессилия, потому что я ведь все равно это сделаю, Лайл Гроски». Кем бы там ни была мамаша нашего исключительного — его категорически мало пороли в детстве. — Полезешь к ним в мозги. — Ну, можно и так сказать. — Одновременно? — Возможно. — Что, есть идеи, как рассказать им о добре и свете? Нэйш, повествующий кому-то о добре и свете, уже вполне себе странное зрелище. — Что-то вроде этого. Фирменная неопределённость: «Да ничего, все будет в порядке, я просто Истинный варг-недоучка, который решил залезть в мозги к десятке животных-маньяков разных пород. Что тут может не так пойти, Лайл?» — Можно хотя бы вызвать кого-то, кто в этом понимает — ну, хоть бы и Гриз? — Боюсь, ей могут не понравиться результаты моего эксперимента. — А ты хоть их имеешь в виду или себя? Нэйш перестал мерить глазами очередную зверушку. Теперь он мерил глазами меня. — Не уйду, — отрубил я. — Не отвернусь. Если тебя хватанет сердечный приступ — я хочу, чтобы последним, что ты услышишь, было моё «А я ж тебе говорил». А если уйдешь слишком далеко в их мозги — кто-то должен дать тебе по морде, чтобы ты вспомнил, что есть места, куда стоит возвращаться. — Ну, вообще-то, я хотел просить тебя кое-о-чем другом, Лайл. — Считай, уже заткнулся. Нэйш поблагодарил рассеянным кивком, какой мог бы достаться тумбочке. Постоял секунду или две с закрытыми глазами. Потом без всяких переходов шагнул к ближайшей клетке — с вивернием и прихватил того по бокам чешуйчатой морды ладонями. Просунув руки сквозь прутья. На секунду казалось — сейчас виверний откроет пасть и дохнет пламенем… нет. Зверюга застыла. Сколько-то мгновений Нэйш держал зрительный контакт — буквально ввинчиваясь взглядом в желтые глаза хищника. Потом шагнул дальше, а виверний так и остался торчать неподвижно. Второй виверний. Опять — длинные пальцы по бокам головы, синь во взгляде, оцепенение, несколько секунд, шаг, следующий. Замыкает, — пришла вдруг в голову нужная мысль. Он же будто всех их собирает в себе, будто кует единую цепь, хотя мог бы и сразу сквозь силы Истинного — в мозги ко всем одновременно, но вот — осторожничает, соединяет вместе постепенно, четко, методично… Выглядит даже так, будто знает, что делает. Размеренные, уверенные движения. Все выверенно, с точностью до секунды — и нет, не хочу я думать о бабочках, которых он препарировал. Пройдя последнего, Нэйш постоял еще немного. Опустился на одно колено — еще не легче, предполагает, что может потерять равновесие — для надежности оперся ладонью об пол. Я на всякий случай приказал себе не закрывать глаза. Только внутренняя крыса знала о том, что я не терплю на это смотреть. Как он превращается из Рихарда Нэйша — просто мощного недоучки, руководителя ковчежников и моего напарника — в нечто до черта непонятное. Вместе с хлынувшей синевой в глаза. Как он становится каким-то там сосудом для этого вот безграничного, незнамо откуда приходящего и данного ему при рождении. Когда непонятно — что может случиться в следующую секунду: он удержит Дар? Уйдет слишком далеко? Промахнется и спалит мозги десятку единорогов на далеком северо-западе?! Хотя в последнее время Нэйш и Дар, вроде бы, пришли к определенному пониманию, так что результаты получались вполне себе удовлетворительными. Можно было надеяться, что и в этот раз пронесет. Да и вообще, сердце у Нэйша не останавливается, он не падает, дышит ровно, с неба не валятся драконы, животные тоже живы и не бьются в конвульсиях… Так что, размышлял я, сидя на ящике и глядя в неподвижный профиль напарника, — всё вроде как не совсем плохо, да? Можно даже сказать, всё вполне себе хорошо. МЕЛОНИ ДРАККАНТ — Какого черта, Нэйш?! Я торопливо тру ладонь с Печатью — Дар, зараза, сбоит после горяченького дня. Не оглохнуть бы. Рулады Грызи в Сиреневую Гостиную долетают без всякого Дара, можно даже различить, чем она потчует Синеглазку. Вот сейчас интересуется — сколько раз его роняли головой на днях и какой болотной мантикоры они не вызвали ее сразу же. — Обожаю, когда она на него орёт, — признается Балбеска и утаскивает у Конфетки с подноса одну из этих приторных медовых сладостей. — Надеюсь, папочка-то не попал под раздачу? Конфетка приторно усмехается и заверяет, что хотя гнев начальства был близок и силен — Пухлик успел совершить эпический побег. Небось, под предлогом срочных дел. — Бедный Рихард, — закатывает глаза Конфетка с ядовитой ухмылкой. — Кажется, гроза разразится лишь над ним. — Милые шшшорячша… — пытается выговорить Балбеска и тут же намертво склеивает зубы шедевром кулинарии нойя. — Ы-ы-ы-ы, да мы ш Дешми… Мы с Конфеткой хором таращимся на неё, чтобы показать, что она сравнивает пурру с алапардом. — … хоть соображаешь, что сотворил?! — доносится сверху. Балбеска находит способ челюсти разлепить. — А что сотворил-то? Ну, с этими бойцовыми бестиями? Папаша, вроде, сказал только, что они теперь смирнёхонькие, прямо лапочки. — Лапочки, — выплевываю я, — только теперь они ни черта вообще не хищники. Помесь пуделя, пурры и этих дрянных аристократических недособак — ну, у которых еще вишневое желе вместо мозгов. Балбеска застывает с чаем во рту. — Он к ним сознание пуделя в мозги запихал? То есть, я в смысле… откуда у Нэйша в голове сознание пуделя? Э-э, стоп, у меня мир сейчас рухнет — а вдруг еще окажется, что наставничек — добрый, душевный, обожает единорогов и… — Сахарная моя, — выпевает Конфетка и быстро-быстро придвигает к ней цукаты из груш, — насколько мы смогли понять — он просто удалил у них из разума все, что отвечало за агрессию. Вообще всё. — Но это ж вроде как… шикарно? — Ага, лучше некуда, — шиплю я. — Тебе бы, небось, понравилось такое, а? Ходила б вся такая безмозглая, любила б окружающих, — описание как-то подозрительно похоже на саму Балбеску. — Он их искалечил. Не переубедил, не исправил — просто сжег часть их натуры, просто как… орган какой-то отсек, понимаешь?! Смял, будто это не живые существа, а кусок глины, а потом вылепил что-то другое, только это совсем не они, ясно?! Если кто-нибудь видел, как бойцовый алапард, весь в шрамах, тянется лизать руки, подставляет брюхо… Гриз вот с первого взгляда сообразила. Потом глянула в сознания. Потом дождалась, пока животные будут размещены и накормлены, осмотрела их со мной и с Конфеткой.