Пустышка умнее: этот просто стоит и с выражением досады смотрит, как Нэйш задумчиво поднимает плетку. Нежным, ласкающим движением проводит пальцами, зачем-то начинает играть кончиком.
У него не меняется выражение лица, но Мясник внезапно ухитряется стать страшным. — Господин Поуг, — голос мягок. — Ильма тоже была здесь, ведь правда? Вы наказывали ее за применение Дара? Господин Пустышка переминается с ноги на ногу, кривит пухлые губки. Ему не особо-то приятно внезапно чувствовать себя мишенью. — Господин Нэйш, наказания учениц — дело нашего пансиона… Уверяю, они не настолько суровы, насколько вы… — Так, может, на тебе попробуем? — мой голос отскакивает от стен, в карцерах перестают подвывать. — Обработаю твою скотскую шкуру. Авось, ещё благодарен будешь. Делаю шаг, замахиваюсь. Плевать на то, что там орет старая гымза — про связи и «да как вы смеете». Рука чертова Мясника удерживает хлыст, когда я уже начинаю опускать руку. — Что, — шиплю я, — дружков себе нашел? Тебе ж вроде как тоже нравится мучить. — Господин Нэйш, — блеет скотина-директор, — то, что вы позволяете своим сотрудникам… Мясник не спеша опускает на место плетку. Подходит к директору — тот пятится при его приближении. — О, в какой-то мере Мелони права. Дело в том, что я действительно могу вас понять. Страх, в конце концов, такое действенное средство. Как боль. Роднит человека с животными, правда? Привносит дисциплину. Безвозвратно, потому что провинность и боль намертво скрепляются в сознании. Этот способ подавления Дара не только вы себе взяли на вооружение. Я вдруг понимаю, что Мясник вроде как злится. А до этого как-то думала, что такое невозможно. Он раз сто убивал животных на моих глазах до того, как стал варгом. И все с этой ухмылочкой и хорошим настроением. Ухмылочка есть и сейчас, но о нее порезаться можно. Воблообразная дама застыла у дверей, ртом мух ловит. Директор вжался в стенку, снизу вверх глядя на Нэйша, который интимненько наклонился к нему для дружеской беседы. — Вы наказывали ее за то, что она применяла силы варга. Директор кивает, хотя это был еще не вопрос. — Сколько раз? — Это… началось два месяца назад, — выдавливает Пустышка, — понимаете, несмотря на запреты подходить к нашим сторожевым волкам… Я не мог делать послаблений, вы понимаете… Ее состояние не улучшалось… Мне остро хочется вывернуть его наизнанку. И его, и эту тварь в корсете, которая бормочет про вопиющее непослушание. — Последний раз был этим утром, — Нэйш опять не спрашивает, а утверждает. — Из-за нее наши волки стали беспокоиться, да, такое уже бывало, но в этот раз сильнее… Господин Нэйш, что я должен был сделать? Я попытался привести ее сюда, но атака другой ученицы… — Этой самой Мартены, — выплевываю я сквозь зубы. — Что угодно ставлю — она не смогла смотреть, как ты издеваешься над девчонкой. Использовала Дар огня, чтобы ее защитить. И тут уже им осталось только бежать, потому что они же понимали, что ты с ними сделаешь. — Это было вопиющее нападение! — ревет возмущенная грымза. — Директор чудом… Да-да, так уж и чудом. У директора на ладони — изогнутая линия, знак ветра. Вот каким он чудом спасся — прибег к собственному Дару, да и всё. Мясник наклоняется к уху директора, и тот явственно провисает в коленках. Но Нэйш говорит только: — Менять натуру человека — это приносит определенное удовлетворение, правда? Ощущение власти. Одно плохо: иногда осечки случаются. Нам нужно место, где все случилось утром. И мы тащимся обратно во двор, теперь уже пустой. Видать, тут что-то вроде обеда. Погромыхивают цепями волки-лапочки. Я прикидываю, как хорошо было бы спалить это место. Двое мразей семенят впереди, указывают направление. Третья непринужденно шагает рядом со мной. — Два месяца, — цежу я сквозь зубы. — Как я понимаю, ты знал. Нэйш пожимает плечами. — Два месяца назад я впервые почувствовал присутствие в этих местах варга. Достаточно странные ощущения. Словно краткие вспышки, которые почти сразу же гаснут. Ну да, так девочку же сразу волокли под плеть или в карцер. — Из-за этого и из-за дальности расстояния я не сразу смог определить — где… до сегодняшнего утра, во всяком случае. — На кой вызвал меня? Использовал бы силы варга — найти двух девчонок… — О, Мелони. В старые добрые времена — я ведь все же был не следопытом. Другая… специализация, — и тихий смешок под нос, из тех, которые меня особенно бесят. — Ага, ты устранял, — свирепо говорю я. — Не забыла, не опасайся. — И потом, появление животного, какого угодно, рядом с варгом в таком состоянии… — Что с состоянием? Бросаюсь короткими фразами, глядя на носки сапог. Голос начальства плавен и спокоен. — Боль и страх, Мелони… боль и страх, варги по-разному реагируют на это. Некоторые закрываются на годы. У некоторых бывают бесконтрольные вспышки Дара, но если мы имеем дело с девушкой, силы которой только недавно пробудились, которая не представляет, что происходит… думаю, у всего этого может быть только одна логическая концовка. — Ну? — Бегство. Больше Мясник пояснения давать не собирается. Место, где случилась утренняя разборка, недалеко от ворот. На спаленной клумбе уже посадили цветочки, копоть с камней отмыли. Я сжимаю в левой ладони вещи двух девушек, касаюсь камней второй — на которой Метка. Шепчу Дару: «Веди», — и легко подхватываю ниточку следа панически несущихся девчонок. Все, можно идти. — С этими что? — киваю я назад. Там застыли Пустышка и Вобла, выражают рожами горячее облегчение. Не надейтесь, сволочи, вернусь — поквитаемся. — Ах, да, — буднично говорит Нэйш и поворачивается к ним. — Совсем забыл. Господин Поуг, как удачно, что мы с вами понимаем друг друга. Так уж вышло, что с моей точки зрения вы совершили провинность. И вас придется наказать. Красивое лицо становится жестким до невозможности. Директор, посмотрев Мяснику в глаза, кажется, заочно прощается с белым светом. — Вы что же, убьёте меня, — и силится улыбнуться, но шутки не получается: репутация не позволяет. Не директорская, понятно, репутация. — Я слышал про эти ваши законы варгов. О том, что вам нельзя убивать. — Точнее сказать — варгу необязательно убивать, — мягко поправляет Мясник. — Да, я предпочитаю действовать другими методами. Ваши вполне подходят. В конце концов, провинность и чувство страха должны быть связаны, верно? Чтобы не было повторений. Он опять подходит к Поугу-Пустышке, приобнимает того за плечи (тот вздрагивает) и неспешно проговаривает:
— Как забавно, господин Поуг. Знаете, как приручают игольчатых волков? Щенят сажают на цепь — на самом деле, не слишком прочную, но много ли нужно? И с течением времени щенок понимает, что цепь не порвать. Привыкает к этому сознанию. И перестает делать попытки. Растет с осознанием того, что порвать цепь невозможно. На самом же деле…
Под ресницами у него высверкивает острая, ледяная синева.
— …достаточно бывает чуть-чуть подтолкнуть…
Во внезапную тишину вкрадываются четыре отдаленных гулких звука, идущих с разных сторон двора.
Четыре звука лопнувшей цепи.
— Мелони, — окликает Мясник, — что отличает игольчатых волков от остальных животных Кайетты?
— Хорошая память. Если ты их не тронул — и они тебя не тронут, скажем. Но если ты вдруг с ними невежливо…
Рычание хриплое, сперва несмелое, потом радостное. Очнулись, лапочки. Учуяли, кто рядом с нами стоит. Предвкушают развлечение.
— Вы… — губы Поуга чуть шевелятся, руки цепляются за белую ткань камзола Нэйша. — Вы думаете, вам такое сойдет с рук? Мои покровители…
— Несчастные случаи с животными так часты, — сетует Мясник, и хлопает директора по плечу. — Думаю, вам стоит заняться кое-чем помимо угроз.
И одним движением отцепляет руки директора от своей одежины.
— К примеру, выживанием, господин Поуг.
Лапочки-волки уже здесь — крадутся брать добычу в кольцо. Нэйш поворачивается и торопится на выход. Я нагоняю его уже за воротами.
Позади тают хриплые призывы на помощь от местной паучихи.
— Кой черт, — бросаю зло, — потом волков запишут в людоеды. Расправятся с ними.
