Да и вообще непонятно, где взять такое, чтобы его на месте не укокошили. Чтобы произвело достаточно страха, чтобы…
Последний год над этим маюсь, уже сроки подошли — а у меня все нет нужного. До края света доходил, смотрел на драконов, на великанов, на порождений подземелий… Гипноса слушал. Перебирал чудовищ, словно бусины, которые собираюсь пришить к подолу парадного плаща.
Не настолько жуткое, не настолько сильное, не настолько внушительное, не то, не то, не то…
— Чего тебе не хватает?
Я не повернул голову в ее сторону. Утки у нее больше нет, в конце концов, на что там смотреть?
— Думал, ты ушла.
Представил, как она хмыкает, упирает руки в бока… точно, хмыкнула. Но руки, вроде, никуда упирать не стала. Подошла, оперлась о молодое деревце. Сказала:
— Уже скоро. Так?
Пожал плечами. Какой смысл запираться, если она сама додумалась?
— И как ты собираешься это сделать? Появишься на площадке, победишь победителя? Нет, наверное. Тогда ведь останутся обиженные — проигравшие. А ты хочешь сделать так, чтобы даже братья никогда не подняли голос. Как?
Я поднял глаза, поймал ее взгляд — синюю стрелу вопроса, оперенную темными ресницами.
«Скажи мне, как, я хочу помочь тебе…»
«Для чего тебе…»
«Мужчины заключают союзы. Чем женщины хуже? Я пришла заключить союз с тобой — хватит твоей хваленой мудрости, чтобы осмыслить это? Ты готовишься к царствованию, как к войне, и тебе нужна будет сильная союзница в этом. Нужна будет… царица».
Погасил взгляд ресницами. Откинулся, прислонился к теплому входу пещеры, закрыл глаза.
— А ты почему-то решила ей стать. Что там — пророчество Мойр? Или мать…
— Не надо о матери.
Кивнул — не надо. Рея Звездоглазая… то, что от нее осталось — скитается по краю Света под присмотром подруг-океанид. Песни поет. Говорят, наведывается к Мойрам — непонятно только, зачем.
Небось, узнать о роковом пророчестве. О том, что было бы — если бы она все же скормила Крону первенца.
Или не только первенца.
— Я предлагаю тебе это, потому что это выгодно. Для меня и для тебя. Зевс не забыл моей стрелы. Сейчас он занят Состязанием, но потом… рано или поздно — возьмет свое. Не знаю, хотел ли он раньше сделать меня женой, но теперь… теперь хочет только — взять. Показать, что может. Я могла бы принести обет девственности, но я… не хочу, брат. Я выбрала свой путь — я хочу беречь семьи. Быть богиней домашнего очага нельзя, если сама не нянчила детей.
Голос сестры, ровный и надтреснутый, тихо плыл в воздухе — комарье заслушалось, дудеть перестало. Амалфея изогнулась, скосила желтый глаз — что там, мол, такое?
— Собираешься закрыться мной от Зевса? — спросил я с пониманием.
Гера передернула плечами.
— Думай как хочешь. Ты ведь тоже не останешься внакладе. Аид, я наблюдала за тобой… Я знаю, зачем ты возьмешь трон. И знаю, как ты будешь править.
— И как же?
— Наверное, мудро, — сказала Гера неохотно. Будто одолжение сделала. — Ты будешь справедливым правителем. Не как отец. Но власть — это не только правление. Еще толпа сплетников. Пиры. Танцы. Подарки сыновьям и дочерям братьев и дальних родичей. Плачущие жены, которые просят приструнить их мужей… Одежды, церемонии, славословия… В этом бою тебе нужен кто-нибудь, кто прикрыл бы тебе спину.
— И ты думаешь, я выберу тебя.
Здорово она все же хмыкает. С разными интонациями, я иногда говорю менее выразительно. В этом вот звуке так и слышно: «Ну давай, давай, назови мне других».
— Могу выбрать кого-нибудь из титанов, — сказал я. — Стикс занята, но вот Фемида Правосудная, к примеру…
Жаль, Метида не согласится: не любит она дворцовой суеты.
— И будет укорять тебя за каждый поступок, который ты совершил неправедно, — мягко добавила Гера. — За ложь. За уклончивый ответ. За то, что ты дружен с богом снов…
Согласен, с этой титанидой я промахнулся.
— У меня есть еще сестры. Гестия, к примеру…
Главное — чтобы не Деметра. Во-первых, на Деметре, кажется, собирается жениться Зевс, во-вторых, у меня пока мозги на месте — такое в свой дом приводить.
— Да, — согласилась Гера. — Она будет хорошей женой. Будет пытаться согреть тебя. Будет жалеть тебя и взывать к твоей жалости, а если ты будешь жесток — она будет дрожать губами, молчать и разжигать очаги.
Жаль. Хорошая сестренка — Гестия… только вот правда — сестренка. С Посейдоном она дружнее, чем со мной — неужели меня не нужно согревать?
Или нельзя согреть?
— Кто тебе сказал, что я вообще собираюсь жениться.
— Здравый смысл, — отчеканила Гера и пригвоздила меня к пещере очередным хмыком. — Владыка без детей — тоже, нашел сказку. Не говоря уж о том, что тогда ты станешь завидным женихом, и каждая — слышишь, каждая дура в Элладе…
Я приподнял руки — сдаюсь. От такого роя стрел не укрыться.
Я вообще-то думал, мне чудовище нужно. А вот оказывается — еще и жена.
Я бы все-таки предпочел чудовище, наверное.
— Там ведь вообще-то еще Афродита где-то бегает…
Засмеялись вдвоем — и она, и я. Владыка женат на ветреной богине любви. Ну да, как же.
— Я думал, женятся по любви, — сказал я потом. Неправильно, наверное, вышло. Не грустно, не по-философски.
Насмешливо, колко.
— О нереиде своей думаешь? — вдруг спросила сестра. — Об этой… Левке?
И пожала плечами в ответ на мой взгляд — болтают, мол… кто только не болтает!
Левку мне не удалось найти. После той истории, с отцом. Может, стоило тогда к ней и отправиться, но я пошел к Ате…
А потом все не было времени.
Не знаю, может, я думал — она дождется.
Не дождалась. А сестры так и не смогли сказать — что с ней. Говорят — давно не слышали ее песен.
Больше ничего не говорят почему-то.
Не знаю, может, мне стоило пристальнее искать.
— Ты же ее не любил, — тяжело вздохнула Гера. Показалось — это море где-то в отдалении — тоже вздыхает, укоризненно. «Не любил, не полюбиш-шь…». — Аид, кого ты обманываешь, какая любовь… ты на себя-то посмотри. У тебя на уме, кроме трона, хоть что-нибудь есть? Кроме этого — как избежать войны? Как договориться с титанами? Кроме мыслей, как будешь править?
«Ты чудовище, Аид, — ударило синевой из глаз. — Спроси у самого себя — кого ты любил, хоть когда-то?»
Мать. Наверное. Когда-то.
— Судьба прихотлива, — сказал я, не обращая внимания на тихое хихиканье из-за плеч. — Кто знает. Что будет, если вдруг ты полюбишь? Если я полюблю?
Она опять хмыкнула. На этот раз — ухитрилась запихнуть в этот звук пропасть сомнения. Мол, с Атой в обман играй, а со мной…
— Останусь тебе верна, — сказала потом. — Долг превыше всего. Очаг превыше всего. Для меня… от тебя я такого ждать не стану. Если вдруг ты… воспылаешь — я уйду с Олимпа. Расторгну наш союз, если вдруг ты решишь последовать за стихией Афродиты и жениться на той, в кого влюбишься. Объявлю, что ты свободен. Об одном прошу — если вдруг соберешься бегать по любовницам — не бери их на Олимп, не дари бессмертия. Позора я не потерплю.
— Не собираюсь, — сказал я. — Царю не к лицу.
Потом мы еще молчали, глядя как Амалфея и Эвклей решают возобновить прерванное выяснение — кто тут у пещеры хозяин. Выясняли бурно, с переворачиванием котелка, прыжками через котел, воплями. Эвклея коза все-таки отогнала, подошла победительницей. Ткнулась лбом в колени Гере — признала хранительницу очага.
Предательница.
Ох, и пара из нас будет — вообразить страшно.
— Так что тебе нужно? — нарушила молчание Гера. Уверенно. Громко. На правах союзницы.
Я почесал нос. Покосился на овец Нефелы — облака лениво гуляли по небесному пастбищу.
— У тебя, случайно, нет чудовища?
— Какого?
— Лишнего. Которого не жалко. И желательно, чтобы еще — могучее и жуткое. А?
— А тебе оно нужно?
Качнул головой. О-о, как оно мне нужно. Нужно до того — хоть к бабушке иди, проси, чтобы она родила что-нибудь. Только ведь потом бабушка обидится — когда увидит, что с чудовищем случилось.
