Грейнджер выглядела пугающе. Белая рубашка облепила тело, не мокрая, а обледенелая, в смертоносной ласке прильнувшая к коже, обрисовавшая соблазнительный контур, брюки сползли на бедра. Северус срезал пуговицы и пояс выкидным ножом, избавляя Гермиону от одежды, оставив лишь крошечный крестик на черном крученом шнурке, лежавшем на бледной холодной коже, как застарелая рана. Снейп изредка позволял себе думать о том, как сделает это в безопасном уютном домике в Люцерне. Изредка, но не сейчас. Зачерпнув гусиного жира, принесенного хозяйкой дома, он растер щеки, спину, грудь, плечи и ноги Гермионы, обернул её простыней, успевшей немного нагреться на трубе, поверх укутал шерстяным одеялом.

Барбара — так представилась женщина — казалось, была рада случайным гостям. Она разогрела бульон, достала из загашника мёд. Северус вытащил из сумки хлеб, сыр и колбасу, тщательно продумывая, что именно скажет хозяйке, но та сама решила его дилемму.

— Вы идете из Фридрихсхафена? Так много людей осталось без крова… В мирное время в городе не хватало работы, мы так хотели, чтобы и в Констанце появились заводы! А теперь… — она тяжело выдохнула и подняла на Северуса усталый взгляд. — С вашей супругой все будет хорошо. Это настоящий альпийский мёд. Лучше прилягте с ней рядом, я подкину еще дров.

Северус видел не раз, как люди с честными глазами и ласковыми голосами втираются в доверие и сдают новых друзей, как подписывают документы — приговоры тысячам, сотням тысяч жизней. Северус видел, как последний кусок хлеба отдавали чужим детям, как смеялись под пытками, щеря кровавые десна, сплевывали зубами. К числу каких людей относится Барбара, ему лишь предстояло узнать.

— Ей нужен врач. Сильный кашель уже не первый день…

— Что ж, герр…

— Тобиас Зальцгауер, — Северус вежливо склонил голову, представляясь. — Простите мои манеры, я был слишком обескуражен.

— Герр Тобиас, я женщина простая, не до манер тут. Врачей в городе нет, только старый фельдшер. Схожу за ним. Брать у меня нечего, но, если уж… Бог накажет.

Северус двумя ладонями пожал сухую руку Барбары. Беспокойство за собственный скарб добавляло правдивости её намереньям.

— Спасибо! За жизнь супруги я не останусь в долгу.

Женщина внезапно растрогалась, утерла слезинку, сбежавшую по обветренной щеке, и, запахнув пальто, выбежала за дверь. Она с одинаковой вероятностью могла торопиться и к дому фельдшера, и к полицейскому управлению. Северус встал сбоку от окна, взвел курок вальтера и приготовился ждать.

— Воды… воды… — Гермиона бредила на английском, её сиплый рваный шепот зловеще разносился по пустому дому.

Северус дернулся в сторону спальни, но не сделав и пары шагов, вернулся к наблюдательной позиции. Секунды отстукивали, пульсировали в висках, а дорожка, ведущая к дому, по-прежнему оставалась пуста. Наконец из-за поворота показалась Барбара, ведущая за собой скрюченного старика с объемным ридикюлем в руках. Выждав, пока они дойдут до двери, Снейп спрятал пистолет. Женщина, как и обещала, привела фельдшера. Коротко обменялись приветствиями, представились.

— Тобиас.

— Арцт Блайх.

Первым делом старик вымыл руки, снискав этим если не доверие, то уважение Северуса. Впрочем, он быстро поменял поспешное мнение. На Гермиону Блайх едва взглянул, дотронулся по пытающего лба и поцокал языком, послушав её хриплое свистящее дыхание.

— Что вы можете сделать?

Фельдшер, будто обрезавшись о холодный цепкий взгляд двойного агента, спрятался за саквояжем, взявшись деятельно перебирать его содержимое.

— Боюсь, тут я бессилен… В городе совсем нет лекарств. Обтирайте её полотенцем, сбейте жар, заварите зверобоя с мёдом и помолитесь.

Северус медленно выдохнул и преобразился. Любящий муж, испуганный, потерянный, на все готовый. Он спрятал властную осанку и жесткое выражение лица, как и множество раз до этого, делая свою фигуру менее заметной и угрожающей, более располагающей. Пребывание в Констанце затягивалось на неопределенный срок, а запуганного фельдшера было бы труднее подкупить, чтобы уберечься от доноса. Самый надежный вариант — устранение — осложнялся присутствием домовладелицы. Северус не желал брать на душу еще один грех.

— Вы ведь могли бы сделать внутривенную инъекцию? У меня есть рейхсмарки и несколько колец супруги. Прошу вас!

— О… Я бы сделал все что угодно для этой прелестной фрау, но лекарства…

— Колите! — Северус вытащил из внутреннего кармана ампулу и содрал алюминиевую пломбу с армейской маркировкой. Мутные стекляшки с новым препаратом — антибиотиком — были доступны далеко не всем командующим, но он раздобыл несколько перед побегом из Берлина и держал при себе. Снейп мог самостоятельно сделать внутримышечный укол, но это снижало эффективность лекарства.

— Вы уверены, герр Тобиас? Что это такое?

— Герр Арцт, я прошу! От этого зависит жизнь двоих людей!

Барбара тихо охнула, зажимая рот ладонью, а фельдшер просто кивнул.

— Пусть будет по-вашему. Молитесь, герр Тобиас. Молитесь за двоих!

Рука Гермионы была настолько тонкой, что шприц на её фоне выглядел пыточным орудием. Северус неотрывно рассматривал эту белую руку, нежную кожу на сгибе, нечеткий узор вен. Фельдшер провозился еще полчаса, давал рекомендации по уходу за больной, обещался заглядывать ежедневно, отказался от золота, взяв рейхсмарками, на границе со Швейцарией практически не имеющими ценности.

Солгав о беременности Грейнджер, Северус испытал странное, ни на что не похожее удовольствие, но он отдавал себе отчет в том, что правда такого рода могла расколоть его маску непритворным ужасом, а ужас — чувство деструктивное и парализующее.

Гермиона, опутанная тревожным сном, стонала и бормотала, мешая немецкий с английским. Северус сидел над ней, обтирал пылающий лоб влажным полотенцем и бросал частые взгляды в окно, в любой момент ожидая увидеть группу вооруженных людей в форме. Иногда Грейнджер замирала, и его пальцы ложились проверить, бьется ли жилка на бледной шее. Каждый раз, когда такое происходило, Снейп задерживал дыхание. Вечером Гермионе стало совсем худо. Не спасали обтирания и неслышные молитвы жалостливой Барбары.

— Принц…

Дрожь волнами разливалась по телу от звука слабого, легкого, как ветерок, голоса, выдыхающего его позывной. Северус раскутал Гермиону и поставил еще один укол. На молочно-белой ягодице выступила капля крови. “Будет синяк”, — с горечью подумал Северус, его руку никто не назвал бы легкой. Всю ночь он продежурил у постели, рассказывая сказки, все, которые мог вспомнить, но больше про принцев и принцесс. На немецком, ради конспирации и спокойствия спящей в соседней комнате фрау Барбары. Маленькая Грейнджер так сладко мечтала в бреду, что Северусу захотелось подкормить её волшебные грезы. Шла уже вторая ночь без сна, и даже привычное к недосыпу тело заторможенно отзывалось на команды, но Снейп продолжал с лекторской дикцией вспоминать одну историю за другой.

Барбара, вошедшая в комнату ранним утром, всплеснула руками и почти силком уложила Северуса рядом с Гермионой.

— Герр Тобиас, она дышит ровнее, чем вчера! Дева Мария услыхала ваши молитвы, поспите хотя бы немного!

Северус смежил тяжелые веки, и ничто не потревожило его сон в последний день зимы.

05 марта 1945 года

Арцт Блайх навещал пациентку каждый день и даже начал давать утешительные прогнозы. Он привязался к Гермионе — молоденькой молчаливой девушке с грустными глазами. Подолгу засиживался, рассказывая многочисленные предостерегающие истории про смерть от коварного воспаления легких. Снейп ненадолго покидал её, чтобы исследовать город. Домовладелицу он поставил перед фактом, что продукты на всех будет добывать сам. Первый раз, когда Северус начал собираться, Грейнджер открыла мутные больные глаза и, не мигая, следила за каждым его движением.

— Вы скоро вернетесь? — вздох, поворот головы, скрытая обреченность человека, немощного в болезни.

Конечно, она боялась остаться одна, и не было ничего личного в том, как тонкие пальцы перехватили его запястье. Барбара, стоящая у дверного косяка, вроде как протирала глубокое блюдо. “Приглядывает или подглядывает?” — подумал Северус и наклонился к Гермионе, невесомо целуя пересохшие губы, только чтобы шепнуть в порозовевшее ухо: