— Не могу взять в толк, Вольфхантар, почему вас так заботят эти иммигранты.
Его тяжелый мертвый взгляд когда-то приглянулся высшим офицерам гестапо, но ученое звание увело Северуса от службы в этом подразделении. Вольфхантар выдержал несколько секунд, ожидаемо занервничал, смущенно, слегка виновато разулыбался.
— Вам, герр Снелл, надо допрашивать пленных.
— Иногда мы все это делаем, не так ли?
— Все так, мой дорогой друг, — с заметным сильнее обычного баварским акцентом ответил офицер.
“Нервничает”, — удовлетворенно подумал Северус. Он никогда не поддерживал слухи о своем участии в делах тайной внутренней полиции, занимающейся кадрами, но и не стремился их отрицать, что иногда бывало очень на руку, а иногда служило помехой. Остаток часа обсуждали нейтральные темы. Встречей Снелл остался недоволен.
Мог ли знать штандартенфюрер Вольфхантар, что Северус преподавал у дочери Грейнджеров? Если знал, не стоило ли обсудить это? Нет. Фамилия арестованных не звучала ни разу. Северус вырулил на пустынную темную улочку и погнал Хорьх в сторону загородной штаб-квартиры. Если его проверяли, то делали это по-дилетантски, если нет, то он упустил возможность больше узнать о вероятном местонахождении девочки.
Он уже отъехал достаточно далеко, когда началась бомбежка. Огненная вспышка взметнулась над домами слева, тяжелый нарастающий звук, сопровождающий авиаудар, вспорол уютную тишину автосалона. Северус выжимал из Хорьха все, на что тот был способен, и неосознанно радовался всплеску нездоровой бурной энергии, поднимающейся изнутри.
Светлое пятно метнулось впереди, и Северус едва успел затормозить. Достав оружие, он вышел из машины. Перед авто, трясясь от ужаса и холода, сжалась маленькая женская фигурка. Бомбили совсем рядом, Северус затащил девушку в автомобиль и погнал дальше.
— Что вы делали на улице?
— Я не успела… бомбоубежище… — она дрожала и заикалась, размазывала слезы грязными ладонями. — Спасибо, герр.
— Вы недавно в Берлине?
Девушка удивленно посмотрела на Северуса и робко кивнула, она не могла знать, что выдаёт себя с головой и говором, и животным страхом, с которым выбежала на дорогу. Жители Берлина уже успели привыкнуть к авиаударам. Вероятно, приехала заработать хоть немного еды. Очень может быть, что в каком-нибудь кабаре.
Он отвез её подальше, туда где было почти тихо. Вытер лицо, накормил хлебом и молоком из своего пайка. Марта оказалась симпатичной в своей нежной молодости и очень благодарной. Северус взял её прямо в машине, потом отвез домой, дав немного денег, полбатона колбасы и початую бутыль молока. Позже, добравшись до штаб-квартиры, он долго не мог уснуть, слушая ночь и размышляя. Короткая близость женского тела, недоступная ему уже много лет, мутила рассудок. Хотелось уехать. Сбежать от Рейха, будь он неладен, от Ми-6, с людьми не менее безжалостными и жестокими. Во время Первой мировой он потерял свою любовь под завалами взорванного дома. Пусть она выбрала другого, пусть не хотела видеть его в своей жизни, но Северус был счастлив хотя бы тем, что она жива. Война отнимала все светлое. У всех.
26 февраля 1945 года
Северус коллекционировал обрывки донесений, случайно услышанные фразы, мимолетные новости, как драгоценные ключи. Никто не собирался убивать пленных англичан, по крайней мере, сразу. Те, кто клялся Фюреру в верности, все чаще засматривались в сторону Британии и за океан на США. В оперативные задачи Северуса Снейпа, агента Ми-6, работающего под псевдонимом Принц, входило отслеживание лиц из Верховного командования, способных пойти на заключения мира. Если миру суждено было быть, то только с Британией.
Чем дальше прорывались Союзные войска, тем сильнее накалялась обстановка. Северус все чаще приходил к мысли, что уже раскрыт, но до сих пор не схвачен лишь потому, что от него ожидают Шага. Грандиозного решающего выпада. Это походило на паранойю. Он передавал донесения связным и крутился-крутился-крутился в бесплодных попытках найти следы девочки, которую не видел почти четыре года. Это желание превратилось в навязчивую идею, ничем не обоснованную необходимость. С ней можно было бы поговорить на родном языке, с ней можно было бы поговорить…
“Шварцштрассе, 19”, — он просто проснулся с этой мыслью, вспышкой, озарением, вспоминая адрес, когда-то услышанный из её уст. Это могло ничего не значить, но адрес не фигурировал в той части дела, в которую Северусу удалось заглянуть. Днем он припарковал Хорьх в переулке, недалеко от нужного адреса. Северус поднял воротник плаща, прячась от глаз случайных прохожих и острых снежинок, подхваченных ветром. На Шварцштрассе располагалась церковь. Узкая, когда-то устремленная вверх, она бездушно скалилась стрелами выбитых витражей, часть здания вместе с входом осыпалась в провал двухсаженной воронки. Северус обошел церковь с другой стороны и, осмотревшись, забрался в провал окна. Внутри было темно, холодно, пахло свечным воском. Купол устоял, и темные скамейки заметал снег, между рядами тянулась короткая цепочка свежих следов, слишком крупных для девичьей ноги.
Ругая свою опрометчивость, Северус достал пистолет и медленно осмотрел зал. На второй раз ему удалось обнаружить низкую, хорошо спрятанную дверцу, явно запертую изнутри. Он ждал около сорока минут, не чувствуя холода и усталости. Человек, живший в церкви, мог знать, где скрывается Гермиона Грейнджер, и Северус во что бы то ни стало желал заполучить эту информацию.
Он не думал, что скажет девочке, если найдет её.
“Я не мог оторвать от тебя взгляд, пока читал лекцию”.
“Я горжусь тем, что у меня была такая ученица”.
“Ты похожа на женщину, которую я любил”.
“Давай уедем куда-нибудь в горы”?
Нет. Он просто возьмет её за шиворот, затолкает в машину и увезет. Он уже решил, куда.
Взвыла сирена, обещающая скорый авиаудар. Северус потер замерзающие руки и подумал о портсигаре, оставшемся в машине. Маленькая дверца тихо скрипнула. Он среагировал мгновенно, вытаскивая, скручивая, выходящего.
Худая, лохматая, ставшая одновременно и взрослее, и меньше. Она в отчаянии открыла рот, но, конечно, не закричала, брыкнулась, и тяжелый мужской ботинок слетел с ноги, перевязанной какой-то тряпкой.
— Я нашел тебя…
Он зарылся лицом в её грязные, спутанные волосы и медленно, тяжело выдохнул, впервые во взрослой жизни позволяя себе такие эмоции.
— Гермиона, это профессор Северин Снелл. Я не причиню тебя вреда.
Она знала, что ординарный профессор её факультета вступил в СС, но все равно обмякла, расслабилась, а потом заплакала. Северус не умел утешать. Он перехватил девочку поудобнее, подобрал уродливый ботинок и вышел из церкви. Во время бомбардировки на улицах было пустынно.
Северус считал себя стариком, списанным товаром; власти своей страны – сборищем лжецов и лизоблюдов; власти Германии – опасными фанатиками, ибо печальна нация, гордящаяся фактом своего рождения. Ему не хватало идеологии или просто идеи, ради которой стоило бы жить. Вместе с войной закончилось бы и его существование, питаемое адреналином. Гермиона Грейнджер, шмыгающая простуженным носом, не очень-то тянула на идеологию, но вполне годилась в роли идеи. Запуганная, одинокая, она ни в чем ему не откажет. Потом, когда-нибудь потом, он отпустит её учиться, искать настоящую любовь, строить семью. Машина плавно ехала на запад, покидая город, впереди ждали блокпосты, что не посмеют остановить штандартенфюрера СС, четыреста шестьдесят восемь миль до безопасности и два месяца, двенадцать дней, шесть часов до окончания войны.
Комментарий к Берлин 1939-1945 год
НАПОЛАС, НПЕА, Национал-политические учебные заведения (нем. NAPOLAS; NPEA; Nationalpolitische Erziehungsanstalten) — система политических учебных заведений в «Третьем рейхе».
========== Боден - Люцерн 1945 год ==========
Точки морзянки - следы от пуль.
Шифрование. Дешифровка.
На белье у неё шнуровка,
Под глазами бессонниц тени,
