– Судя по размеру этого поселка, тут даже подобия отеля нет, а до первого беличьего поселения шесть километров, или переводя на время, два часа пути для нас. Думаю, что сегодня, раз такое дело, можно будет перейти границу да заночевать вон в той деревеньке,– указал Ушик на какую-то крохотную точку на карте. – Если мы перейдем границу сегодня, тогда самая сложная часть пути будет преодолена. Что думаешь по этому поводу, Толстобрюх?

Тот медленно приоткрыв полусонные глаза (сейчас он как никогда был похож на Темнохвостку Сплюхину, хотя сам он этого не осознавал), сказал Ушику:

– Не знаю как ты, а я хочу спать. К тому же недалеко находится небольшая бобровая деревенька, вон она в той долине виднеется. Можно там заночевать, а утром в путь дорогу. Да и погода начинает портиться, парит как при сорокаградусной жаре. Как говорится: «Утро вечера мудренее». Да и как мы поднимемся к ним на деревья? Беличья страна ведь даже прозвище получила «Страна табличек и веревочных лестниц».

– До той деревеньки тоже идти километра четыре посуху. Не забывай, мы ведь стоим на холме, и поэтому нам кажется, что все как на ладони. Да и у белок уже давно есть такая инновация для иностранцев, называется Автоматическая Самоподнимающаяся Веревочная Лестница – АСВЛ⁷! Так что насчет этого переживать не стоит. А раз мы начали, как я вижу, конкурс «Бобровая мудрость», то и я скажу такую пословицу: «Не стоит откладывать на завтра починку плотины, если ты можешь починить ее сегодня, ибо завтра может быть буря, и ты окажешься бездомным».

Толстобрюху надавили на его больной мозоль, ведь именно эту поговорку всегда приговаривал его отец, когда он ленился нанести щепок или убрать ветки и другой нанесенный мусор на пороге его родной хатки. И подумав немного, он сонно и без лишних слов согласился с Ушиком. Они перешли станцию, и по небольшой дороге вокруг деревни направились к границе.

Уже час наши друзья шли по засыпанной березовыми листками пустынной дороге. Она была совершенно однообразной, так как бобровые хатки и плотины остались позади, вокруг дороги рос однообразный дубовый лес, а единственными прохожими были местные работники – плотники, основной задачей которых было умерщвление местной флоры во благо «Большой бобровой индустриальной машины». Один раз мимо них пробежало четыре пограничника, в бравой зеленовато-серой форме, с теми же щепкострелами наперевес, которых так боялся Толстобрюх. Ушик, который на негласных выборах был выбран проводником, хотя особых картографических способностей у него ранее не наблюдалось, угрюмо остановился под деревом и сказал:

– Ничего не понимаю. Мы же вроде шли по правильному пути, а приграничного канала до сих пор не видно. Может, конечно, эту карту рисовали зайцы, и вместо того, чтобы нарисовать нормальные дороги, они нарисовали маршруты своих петляющих дорожек, по которым они спасались от какого-нибудь лиса-разбойника. Даже не знаю…

Пока Ушик клял издателей этой карты, Толстобрюх лег неподалеку от дерева и попытался быстро забыться и заснуть, и видимо хотел пробыть в таком состоянии всю ночь, как вдруг неведомо откуда прямо с неба на его черный нос упала огромная капля начинающегося дождя. Толстобрюх, кроме тряски в бревноходе, еще страшно не любил дождь, потому что во время ливня все бобровые дороги превращались в вязкую трясину, и тогда ноги Толстобрюха ощущали примерно то же, что ощущают гусеницы танка, когда тот застревает в трясинах. Сон Толстобрюха вмиг испарился, а сам он, кряхтя и ругаясь, медленно поднялся с земли и сказал:

– Иногда мне кажется, что на тучах сидят какие–то невидимые корректировщики стрельбы и направляют капли именно на ваш нос или усы. Ушик ты, кажется, хотел, добраться до беличьего поселка за два часа, верно ведь? Но боюсь, что мы туда не доберемся и до утра.

Ушик, погруженный в нелегкие размышления, совсем не заметил дождя, который в очередной раз заставил Толстобрюха бурчать, а потому недовольно сказал:

– Что-то ты сегодня, ну уж и впрямь слишком пессимистичен. Видишь, вон там какая-то тропинка между деревьями петляет? Может быть, именно она приведет нас к долгожданной границе. К тому же там что-то блестит во тьме, и наверняка это и есть та самая река, а значит, эта дорога должна нас вывести к плотине. Во всяком случае, мы можем сходить туда и осмотреть все побережье. Когда мы здесь строили плотину, речка эта была довольно большой и ровной, а значит, мы легко увидим плотину имени Твердозуба Быстрого, по которой и пролегает наша дорога.

Толстобрюх понял, что на Ушика напал приступ упрямства и что попытаться отговорить его бесполезно. А потому он, кряхтя, встал и потащился с тележкой вслед за своим другом.

Ушик действительно видел отблески реки. Однако эта дорожка, на беду путешественников, оказалась тропинкой лесорубов. Поэтому вместо того, чтобы вывести наших друзей по прямой к реке, она очень долго петляла вокруг массивов обрубленных и целых деревьев, и наши друзья, спотыкаясь об пеньки и рискуя в любой момент сломать колеса тележки, целый час продирались через поредевшие лесные заросли. Когда до берега оставалось буквально сто метров, ливень, который так долго медлил, все же начался, и наши друзья уже через минуту чуть не утонули в вязкой грязи. Но настоящее разочарование ждало их впереди. Когда Ушик с Толстобрюхом подошли к берегу, то из уст обоих в одночасье послышалось: «Черт бы побрал мой хвост!», а сами наши несчастные путешественники застыли в растерянности. С этого места было прекрасно видно, что мост находится буквально в полсотни метров от того места, где они свернули на тропинку, а если бы они не свернули, то идти бы им оставалось буквально минуты три. Толстобрюх раздосадовано сказал:

– Ну вот, что значит проявлять самодеятельность. Вместо того чтобы идти по протоптанной дороге, мы должны были не верить карте и думать, что ее рисовали зайцы! Посмотреть на плотину ему захотелось! Я же говорил, что надо было пойти в ту деревеньку недалеко от вокзала да заночевать там. А теперь что мы будем делать? Ночевать под открытым небом, наслаждаясь всеми прелестями холодного дождя, или как?

Ушик, осознавший свою фатальную ошибку, которая заключалась в непростительном недоверии создателям этих карт, решил исправить свою оплошность и уже менее решительно сказал:

– Вон там вдоль берега пролегает небольшая тропинка. Думаю по ней можно быстро добраться до главной дороги и перейти наконец-то эту чертову реку. Надеюсь, эта река не слишком сильно разливается во время таких «дождиков».

Толстобрюх поднял брови и иронично сказал:

– Искренне надеюсь, что ты не хочешь меня снова затащить в какие-то глухие дебри, из которых мы уже никогда не выберемся.

Наши усталые путешественники медленно и уныло побрели вдоль реки. Однако местность была совершенно ровная, а летний ливень был такой сильный, что прибрежная часть леса вмиг превратилась в болото с небольшими озерцами. Путь вдоль реки, который при хорошей погоде можно было преодолеть за 10 минут, наши недотепы преодолели за час. И вот перед ними предстала старая, но довольно крепкая пограничная будка с красным шлагбаумом и синим мостом за ней. Из окна будки доносились звуки гитары и странная песня:

А я плотину строил, строил

Свою я спину гнул да гнул я.

Землю и ветки из лесу таскал я.

А я плотину строил, строил

Чуть хвост свой не сломал я

В борьбе с бурною рекой.

А что взамен я получил?

Разрушена плотина весенним наводнением

О, бедный бобер, бедный бобер…

– Ха, кажется это мой старый друг по прозвищу Бобер Силач,– наконец-то ожил от меланхолии Толстобрюх. – Только он может своим скрипучим голосом напевать такие народные песенки про разрушенные плотины, разбитые хатки и славный труд бобров под гитару. Он таким был еще, когда мы вместе работали на болотах. М-да, похоже, он недурно устроился на старости лет. Тем более в таком тихом закоулке, где проверять и досматривать почти некого, кроме своих тайных неисчерпаемых запасов березового сидра, который, насколько я могу судить по дрожащему голосу, уже им поглощается. И сейчас мы, скорее всего, сможем увидеть, как бобер с бутылкой может превращаться в матерого плотника, который сможет надавать под зад даже какому-нибудь заурядному лису.