— Добрались! Наконец-то! — крикнул кто-то из женщин, когда впереди показалась каменная крепость, будто бы вырубленная в монолите скалы.
Вся дорога заняла не более часа и прошла без приключений (если не считать революции, что творилась у меня в голове). Даже Стервелла, проникнувшись ответственностью момента, без истерик позволила усадить на себя двоих ребятишек, лишь изредка кидая в мою сторону многообещающие взгляды, в которых явно читалось: «я тебе это припомню». Надо не забыть наградить её чем-нибудь вкусным, сегодня заслужила.
— Это вы провели нас, спасибо, — благодарно взяла меня за руку добродушного вида старушка.
Остальные тоже потянулись ко мне. Кто-то благодарил, иные просто улыбались. Одна не в меру пылкая женщина, даже расцеловала меня в обе щёки. А я шла и чувствовала себя так глупо-счастливо от того, что, возможно, впервые по-настоящему сделала что-то для других, а не для себя. Такое странное чувство: вроде и заслужила, и похвалили, а всё равно неудобно как-то. Но на душе так легко-легко…
Сама Хельмова Падь меня не впечатлила. Издали показавшаяся мне монументальной и величественной крепость вблизи состояла в основном из серых каменных узких улочек, переполненных людьми разной степени оборванности, да мрачных внутренних чертогов, заваленных пыльным старым хламом. Похоже, генеральную уборку тут последний раз проводили в прошлой эпохе (как принято здесь говорить), я уж молчу про элементарную инвентаризацию. Сделав несколько кругов по периметру и досконально изучив интерьер нового временного жилища, не обнаружила никаких украшений и архитектурных изысков: пара статуй, с десяток колонн, грязное сточное озерцо во внутреннем дворе — вот и все достопримечательности. Я, конечно, ещё та привереда, но хотя бы пару простеньких фонтанов можно было бы организовать, раз на лепнину и расписные потолки нет желания тратиться. Нужно будет потом обсудить с Теоденом этот вопрос.
— Дорогу королю! — донеслось со стороны подъездного моста. Заскрежетали тяжёлые ворота, впуская в крепость колонну рохиррим.
«Помянёшь дядю добрым словом, и он тут как тут», — поспешила я во внутренний двор.
Рёбра с внутренней стороны царапнуло лёгкой тревогой. Стараясь не впадать в преждевременную панику, я снова и снова пересчитывала воинов. Так и есть, вернулось меньше половины. Лица мрачные, перепачканные в пыли и чёрной крови (почему-то я не сомневалась, что это была именно она). Ранения разной степени тяжести — почти у каждого. Да, потрепали их знатно.
— Это все, кто вернулся? — одарила я Теодена осуждающим взглядом. Хотя, по сути он не виноват ни в чём. Сам в живых остался, и на том спасибо.
— Главное, что теперь наши люди спасены! — вернул мне недовольный взгляд дядя.
С ужасом я заметила плетущегося в хвосте бледного, болезненно морщащегося Бредлинга. Бровь рассечена, кровь заливает лицо, левая рука повисла безвольной плетью — вывихнул, значит, идиот. Мало того что выглядел он — краше в гроб кладут, так ещё и при каждом шаге лошади норовил выпасть из седла. Догеройствовался.
— Госпожа, — привлёк мое внимание так и не отучившийся от дворцовых обращений Гимли. — Арагорн…
— Арагорн, что? — поторопила я скорбно примолкшего гнома. Видимо, он боялся произнести очевидное вслух, окончательно этим признавая, что его друг, самый сильный, самый храбрый, человек, которому суждено было стать великим правителем…
— Пал, — подтвердил он одним словом все мои худшие опасения.
К горлу подступила лёгкая тошнота, одной рукой пришлось опереться о ближайшую стену и восстановить внезапно сбившееся дыхание. Перед глазами мелькали гримасы перепуганных людей, окровавленные доспехи воинов, бледное лицо Бредлинга. Я переживала снова и снова все события этого дня, удивляясь откуда берутся силы просто не умереть на этом самом месте.
Краем глаза, словно на автопилоте, я отмечала, что Бредлингу помогает спешиться его отец (значит, пока за него можно не переживать, Хенгель кого угодно на ноги поставит), Гимли, грустно качнув головой, отправился внутрь крепости. Спустя минуту следом за ним прошествовал Леголас. Эльф держался молодцом, как всегда: лёгкий шаг, на одежде ни пятнышка, на коже ни следа пыли (будто бы и не было того кровавого сражения буквально несколько часов назад). Только плечи чуть поникли. И в глазах — даже не грусть, нет, грусть — это лишь временное состояние, закономерно сменяемое радостью. Бессмертие же накладывает другой отпечаток. Тоска (и как я раньше не замечала?) — удел тех, кто вечность обречён наблюдать, как всё живое вокруг рождается и умирает. Каково ему было, этому наглому лихому лучнику, находится сейчас здесь, вдали от своего народа, среди обречённых?
Раньше я могла себе позволить не замечать многое, но сейчас пазл сложился, заново открывая мне глаза на происходящее вокруг: молчаливые чувства Бредлинга, то, как сильно скучает по родным горам Гимли, тревожные сомнения Арагорна (мозг отказывался принимать факт его гибели), ещё не переросшая в вынужденную покорность судьбе тревога Теодена, серая меланхолия эльфа, наконец… Он ведь, как и я, чужой тут, может, поэтому мы смогли в итоге договориться и понять друг друга? А может, потому что во мне живёт та же тоска? Сколько бы людей не потерял за всю свою долгую жизнь Леголас, что может сравниться с потерей целого мира?
— Леголас! — пыталась я догнать удаляющийся по каменной галерее высокий силуэт.
— Не сейчас, — коротко бросил через плечо остроухий, даже не сбавив шаг.
Он что, правда решил отделаться от меня «несейчасом»? А я должна, смиренно пожав плечиками и потупив взгляд, удалиться лить слёзы в тёмный чулан? Ну уж нет!
— Да подожди же, — запыхавшись, попросила, когда всё же смогла нагнать его на одном из бесчисленных поворотов.
— Ты знала? — без лишних предисловий вперил в меня задумчивый взгляд эльф.
— Конечно, не знала, я бы рассказала, сразу же. Хоть я совсем мало проводила времени с Арагорном, но…
— Нет! — оборвал он меня на полу фразе. — Пообещай, если увидишь мою смерть, промолчишь и ничего не станешь предпринимать.
— Совсем спятил!? Может, мне тебя самой легче убить в таком случае? Ночами кошмары мучать не будут.
— Поклянись, что не станешь, — гнул свою линию Леголас.
— Обойдёшься. И тебе расскажу, и гному твоему. А потом ещё и на главных воротах объявление повешу!
— Да причём здесь гном? — возмущённо воскликнул он. — Речь идёт о моей жизни. Я не хочу ничего знать, Эовин. Ты снова ведёшь себя как неразумное дитя.
— Ты хотел сказать — о смерти, потому жизнь свою ты, видимо, не ценишь, — во мне медленно начала закипать злость.
Арагорн погиб, Бредлинг совсем помешался на идее умереть за всех и вся, теперь ещё и Леголас досрочно в мученики записывается… Дурдом для больных с суицидальными наклонностями какой-то, честное слово.
— Тебя это не касается, — жёстко возразил он, бесцеремонно стягивая с моей головы платок. Оригинально, однако, эльфы уходят от неприятных разговоров. Я собралась было высказать ему всё, что думаю о подобных методах, но замерший явно в ступоре эльф заставил меня вспомнить о недавно приобретённом оригинальном имидже.
— Да, розовые волосы, — тряхнула я головой для пущей убедительности. — Сам же меня непонятными отварами травил.
— Не совсем… — неуверенно протянул он и, схватив меня за руку, поволок дальше по коридору, распахивая по пути все смежные двери. Зеркало нашлось примерно за шестой по счёту. — Смотри.
— Ятъ, — только и смогла выдавить я, глядя на растрёпанное и чумазое нечто с синими волосами ниже плеч!
Каким образом произошла метаморфоза из коротко стриженной «Барби» в длинноволосую «Мальвину», не мог объяснить внятно даже Леголас. Только недоверчиво обходил меня то с одной стороны, то с другой, будто проверяя, не решила ли я таким образом просто подшутить над всеми.
— У местных жителей должны быть семена белой костяники. Если их растереть их с корнем черношлемника и приготовить отвар, то можно попробовать смыть цвет. Хотя я не до конца уверен что это поможет.
