Бурый гигант мчался тяжкими прыжками, и каждый из них сотрясал земной пласт массивным двойным ударом. В два-три скачка он настиг Шнурка и сшиб его всей своей массой, не сбавляя бег.

Шнурок упал, как сбитая кегля, на миг мелькнув внизу меж лап. Захлебнулся хриплый вскрик.

Медведь, нерушимым монолитом, нёсся дальше, из пасти и чёрных ноздрей клубами вырывался пар. Сбоку от него, вдруг, возник немецкий пехотинец, чётко щёлкнув автоматным затвором.

Медведь, в прыжке, махнул здоровенной лапой. И немец отлетел далеко в сторону, на землю звонко упала его каска с рисунком двух молний СС.

Медведь же, не запнувшись ни на миг, пёр напролом всей первобытной своей мощью, яростью и силой.

Солдаты поспешно срывали с плеч автоматы, некоторые сдёрнули гранаты с ремней. Полицаи бестолково топтались на месте, как затравленные овцы.

Витя быстро взглянул на беглеца – казалось, вот теперь у него появилась возможность! Но, Бородач, видно помня приказ, схватил пленника за ворот.

Медведь – бешено летящая громада – был уже метрах в двухстах. Солдаты, рассредоточившись вразнобой, ловили зверя на прицел.

Полицаи пятились, винтовки дрожали в их руках.

И только Фарбаутр стоял неподвижно, лишь сузив глаза на стремительно приближающегося медведя.

Грохот массивной туши сотрясал уже ближние осины. По знаку одного из немцев – похоже, тоже офицера, но помладше, пониже званием – трое солдат схватились за чеку на гранатах. Все остальные приготовились стрелять.

Полицаи так же разом вскинули к плечу винтовки. Младший офицер, нервно облизнув губы, рывком поднял два пальца, готовясь дать отмашку.

И тут Фарбаутр что-то резко крикнул: кратко, жёстко, по-немецки.

Всего одно слово – Витя, правда, не понял, какое – но, так металлически звонко, что оно на миг перебило и треск, и рёв, и дикий топот.

На мгновение его голос взвился над кронами и рекой, и лишь его и было слышно.

А затем вновь вернулись все прежние звуки: рычание, громовая дрожь земли.

Но, солдаты и полицаи, словно забыв про медведя, рывком повернули головы к Фарбаутру. В глазах у всех разом застыло недоумение, растерянность и страх.

Младший офицер хотел сказать что-то, но запнулся. Бородач сильнее скомкал ворот беглеца в кулаке.

Фарбаутр же, ни на кого из них не глядя, сделал шаг вперёд, другой, ещё. И плавно, медленно, как барс, двинулся навстречу мчащемуся меж деревьев, медведю.

Мускулистый зверь-гигант взревел сильнее прежнего, и казалось, даже усилил свой тяжёлый, грохочущий бег.

Фарбаутр аккуратно шёл к нему, распрямляя и без того идеально ровную спину. Бесстрастное выражение лица его оставалось неизменным, лишь губы сомкнулись плотнее.

Витя ждал, что он сейчас вынет пистолет на ходу, но Фарбаутр не сделал ни малейшего движения опущенными руками.

Правая по прежнему сжимала металлическую палку-жезл.

Медвежья громада летела страшными прыжками во всю мощь. И это плотное, непробиваемое, косматое чудовище гнало впереди себя такую же внушительную, чёрную тень.

Фарбаутр, мягко пройдя метр-другой, остановился. В упор глядя на рычащего, скачками несущегося к нему медведя, он столь же плавно, развернулся к нему боком. Пружинисто сбалансировав ногами, укрепился в твёрдой стойке – прямой, как штырь, против груды перекатывающихся на бегу, округлых, чугунных шаров под толстой шкурой.

За сто метров до медведя Фарбаутр вскинул, вытянул негнущуюся руку – ровную, с металлическим жезлом. Короткая, чёрная палка, чью рукоять сжимали пальцы в чёрной перчатке, была направлена на зверя, как указка. И Витя разглядел на ней едва заметную кнопку.

Фарбаутр надавил на неё, рука чуть дрогнула, раздался сухой треск электрического разряда. И из жезла – как из дула, вырвался длинный, искривлённый-изломанный луч молнии.

Пылающий, ослепительно-яркий, он метнулся струной и вонзился медведю прямо в лоб.

Витя вжался в землю от сумасшедшего, адского рёва, взвившегося до небес на наивысшей ноте бешенства и боли.

Медведь затряс огромной головой на бегу. Но, Фарбаутр продолжал давить кнопку, и неразрывная нить молнии зависла меж ним и истошно ревущим исполином.

Свет ломкого луча сменился на синий. Его пульсирующая линия корёжилась сотнями острых углов и осыпалась гроздьями искр. И в этих отблесках сверкал голубоватыми оттенками шеврон Фарбаутра на рукаве – «Чёрное солнце», будто мерцал сам по себе, своими собственными молниями-лучами.

Медведь рвался дальше вперёд и утробно дико выл. Поток электрозаряда гвоздём, копьём, пикой, жалом сверлил его – и зверь не понимал, что происходит.

Он с мучительным рёвом бежал на Фарбаутра и наотмашь из стороны в сторону тяжко мотал головой. Но острая молния упорно прожигала ему лоб, что медведь ни делал.

Фарбаутр не отпускал кнопку, и жезл удерживал корявую, синюю огненную черту, соединявшую его с медведем. Рука Фарбаутра дрожала и вибрировала от напряжения. Казалось, ток проходит через него самого.

Люминесцентное свечение озаряло лес белым, мертвенным сиянием. Солдаты и полицаи прикрывали глаза ладонями и отступали, пригибаясь и мучительно морщась.

Медведь хрипел и утробно рыдал, почти по-человечьи. Он выдыхался, броски вперёд ему давались труднее, хоть боль и приводила в ослепляющее буйство.

Не прекращая бег, зверь вскинул лапу к голове, не то защищаясь, не то пытаясь схватить и вырвать горячий, острый клинок молнии, впивавшийся всё глубже. Тотчас его другая лапа подломилась, брюхо с шумом проскользило по траве.

Злая молния так и буравила крепкий медвежий лоб, и исполин-гигант рухнул боком на излёте, на всём скаку. От бронебойного удара глухо вздрогнула земля.

Фарбаутр потерял равновесие и качнулся вперёд. Палец его слетел с кнопки и кривая, сине-огненная нить с треском исчезла, оставив после себя лишь белёсый дымок.

Медведь врубился головой в землю, но не погасшая ещё сила потащила по инерции его бугристое тело дальше. Чёрный нос рыхлил лесную почву, взрезая борозду. С потревоженных деревьев на тушу дождём сыпались листья.

Как огромный червь, он проутюжил полосу, сдирая своим туловищем мох и пласты дёрна, пока мал-помалу не замер на месте. Округлые бока его сдавились, вжимаясь внутрь, а потом обмякли, расслабляясь. И из широких ноздрей – с протяжным шумом вышел, испустился последний дух, рассеивая облака густой пыли…

«Нет больше хозяина леса…» – пронеслось у Вити в голове, как тонкий, ледяной сквозняк.

И глубокий вздох захлестнулся судорожным спазмом, когда рыдание рвётся, просится наружу. Но его приходится держать в себе, ибо нельзя пока плакать…

Витя, казалось, целую вечность неотрывно смотрел на мёртвого медведя. Да и не он один. Все фигурки людей, что россыпью маячили между деревьев, стояли неподвижно, глядя на бурую груду шерсти, внушающую трепет даже сейчас.

Фарбаутр медленно опустил чёрный жезл и чуть склонил голову набок, рассматривая свою добычу.

«Наверно, подойдёт теперь поближе – вяло, отстранённо подумал Витя – Потрогать, попинать ногой…»

Но, Фарбаутр развернулся и неспешно двинулся обратно, к беглецу. Глаза его на миг сверкнули каким-то лихорадочным предвкушающим блеском.

Бородач, так и державший беглеца за ворот, попятился, не сводя затравленного взгляда с чёрной палки.

«Он знает её силу… – интуитивно понял Витя – Когда-то испытал на себе».

Фарбаутр вновь встал перед пленником, словно минуту назад ничего не случилось. Беглец окинул его оценивающим взглядом, кивнул, и устало усмехнулся:

– Да вы, герр капитан, прямо Зевс-громовержец!

Фарбаутр молча поднял жезл. Бородач поспешно скинул руку, сжимавшую воротник беглеца. Пленник не шелохнулся. Разве что просел, согнув спину.

Фарбаутр нажал кнопку на рукоятке, и дёрнул жезлом, намереваясь ткнуть пленника в плечо.

Опять раздался сухой треск электрического разряда, но вместо молнии остриё чёрной палки лишь вспыхнуло жалкой искрой и погасло.

Фарбаутр мгновенно изменился в лице и нажал кнопку снова – жёстко и зло. Однако теперь не возникло даже вспышки: короткое потрескивание и струйка белёсого дымка из тёмного ствола воронёной стали.