Вернувшись домой, Хильда торопливо распечатала письмо, прочла его и разрыдалась. Тони! Это он писал ей… Хильда не знала, каких трудов Тони стоило передать это письмо из-за решётки, но понимала, что это было почти невероятно.
Тони просил у Хильды прощения, он писал, что не было ни дня, когда бы он не вспоминал о ней и о сыне. Но, к сожалению, только недавно смог найти способ, чтобы связаться с гоблинами. Тони писал, что любит Хильду по-прежнему и просит прощения за то, что своими действиями испортил ей жизнь. А ещё писал, чтобы она более всего в магическом мире остерегалась двух человек — Аластора Грюма и Альбуса Дамблдора.
«Я понимаю, что ты не можешь покинуть Британию. Но наш сын может быть отправлен в другую школу, у меня нет обязательного контракта с Хогвартсом. Поэтому пусть Джоуи обучается в Дурмстранге. А когда ему исполнится семнадцать лет — пусть он посетит одно из европейских отделений Гринготтса. Очень надеюсь, что у меня всё получилось, и он сможет претендовать на моё наследство полностью…»
Последние строки письма всё-таки заставили Хильду разрыдаться.
«Не думаю, что мы ещё хоть раз увидимся, моя дорогая маленькая жена. Но я хочу, чтобы ты знала — я люблю тебя. Всегда любил. Прошу тебя, вырасти нашего сына достойным человеком. Прости меня, если сможешь, Хильда, сам себя я всё равно никогда не прощу…»
Хильда потом много раз ещё перечитывала это письмо, она запомнила в нём каждую букву, каждую запятую, но потом всё-таки уничтожила. Её твёрдое убеждение в том, что ей и её маленькому сыну нужно держаться подальше от магического мира, стало крепче алмаза. Более того, Хильда надеялась, что Джоуи не обладает магией, выбросов у него не было довольно долго.
Но надежда её не оправдалась. А спустя неделю после того, как Джоуи перекрасил в жёлтый цвет занавески в гостиной и сделал целой разбитую чашку, небольшой домик в пригороде посетил самый нежеланный Хильдой гость. Альбус Дамблдор.
Правда, на сей раз он не был облачён в яркие одежды, столь привычные Хильде. Серый костюм, строгое коричневое пальто, синий, «с искрой» галстук, мягкая шляпа. В маггловской одежде Дамблдор выглядел как старый чудаковатый профессор английской литературы из колледжа, от него так и веяло добродушием, но Хильда перепугалась до безумия.
— Директор Дамблдор? — прошептала она, глядя на старого волшебника, как кролик на удава. — Как вы…
— Имя твоего сына появилось в Книге Душ Хогвартса, и я решил выбрать время и посетить тебя лично, девочка моя… Ты так внезапно исчезла, я волновался о твоей судьбе и рад видеть тебя в добром здравии… — ласково сказал Дамблдор. — Не угостишь меня чаем? Лимонные дольки у меня с собой.
Хильде ничего не оставалось делать, как пригласить Дамблдора в дом и приготовить чай. И только тогда она задала вопрос:
— Но почему вы пришли уже сейчас, директор? Джоуи ещё рано в Хогвартс…
— Хотел увидеться с тобой лично, Хильда, моя дорогая девочка. И убедиться, что с тобой всё в порядке.
— Со мной всё в порядке, — напряжённо сказала Хильда. — Как и с Джоуи. Это всё?
— Не совсем, — слегка нахмурился Дамблдор. — Твой сын Джоуи… Я хотел бы иногда видеться с ним. Общаться. Ты ведь мало рассказывала ему о магическом мире, не так ли, Хильда?
— Я воспитываю сына так, как считаю нужным, — попыталась Хильда дать отпор.
— Не смел бы спорить, — парировал Дамблдор, — будь его отцом какой-нибудь магглорожденный. Но его отец — Пожиратель Смерти, заключённый в Азкабан. Поэтому очень важно, чтобы у мальчика было правильное представление о Тьме и Свете. Ты согласна со мной, девочка моя?
— Я бы не хотела, — с трудом выдавила Хильда, — чтобы Джоуи загружали голову вашими политическими делами, директор.
«Кажется, в Дурмстранг в особых случаях принимают с восьми лет? Завтра же напишу туда и буду умолять, чтобы они приняли Джоуи…» — пронеслось у неё в голове.
— Мне кажется, у тебя не те мысли, девочка моя, — обманчиво мягко сказал директор. — Если я сказал, что Джоуи пойдёт в Хогвартс — он пойдёт в Хогвартс. Если я сказал, что буду общаться с ним — значит, буду.
— Но я его мать! — возмутилась Хильда.
Дамблдор недобро усмехнулся:
— Это так, мисс Стэнли. Только вот у меня есть бумага, подписанная вами лично, о том, что вы отдаёте вашего сына под покровительство Аластора Грюма и отказываетесь от прав на его воспитание.
— Нет! — возмутилась Хильда. — Я ничего не подписы…
Но тут она вспомнила тот ужасный день ареста Тони и допроса в полицейском участке. Ей ведь давали на подпись какие-то бумаги… и она подписала всё… Неужели?..
— А, — усмехнулся Великий светлый Волшебник, — я вижу, вы кое-что вспомнили.
— Это подло! — возмутилась Хильда.
— Всё это — во имя Всеобщего Блага, — возразил Дамблдор. — Не стоит упрямиться, Хильда. Я не прошу слишком многого. А ведь согласно этой бумаге твой сын — фактически раб Грюма. Аластор, конечно, хороший человек… но ужасно нервный, здоровье его подорвано борьбой с силами Тьмы, да и вкусы могут быть специфическими… Боюсь, что любой его приказ Джоуи будет вынужден выполнить…
Хильда похолодела. Нет, только не это…
— Помогите! Только не Грюм! Что я должна делать, директор? — безжизненным голосом спросила она.
И Дамблдор сказал — что.
***
Когда мы прочли эти бумаги, большинство которых составляла собственноручно написанная бедной Хильдой Стэнли исповедь, то возмущение наше было трудно описать словами. В последней, очень краткой части Хильда описывала, как стал меняться Джоуи после встреч с Дамблдором. Парню явно промыли мозги, вложив в них нужные установки и заточив на определённую деятельность. Боюсь, что именно тогда Джоуи заполучил Рабскую метку от Дамблдора. Древний ритуал, но сцуко, не отменённый, а, главное, не такой уж энергоёмкий. Бедная Хильда пыталась спасти своего сына от явного неадеквата Грюма, не понимая, что попадает из огня да в полымя. Похоже, Светлейший капитально запудрил ей мозги красивыми словесами о защите, о Рабской метке, полученной Джоуи, она явно не догадывалась, а просветить её по этому поводу никто не мог. Как мне уже любезно объяснил Мисти, эту метку, кроме того, кто её нанёс, могли видеть только домовики и только в Месте Силы…
Так Джоуи Стэнли стал шпионом директора с установкой подружиться с Героем Магического Мира Гарри Поттером, напоминать ему о его великом предназначении и о том, что его место — на стороне Света.
Как же мне захотелось четвертовать одну бородатую сволочь!
*Учитывая архаичность классического английского права, предположу, что положение обычных женщин в магмире сходно с положением их же в Британии веке этак в девятнадцатом, со всеми сопутствующими ограничениями. Исключение делается для Леди и Наследниц Родов, которые традиционно имеют больше свободы. Но вот обычная незамужняя женщина становилась финансово независимой только по достижении определённого возраста, до этого она находилась под плотной опекой отца/брата/старшего родственника мужского пола. Что характерно, вдова, вне зависимости от возраста, пользовалась куда большей свободой… до тех пор, пока не заключала новый брак, и как замужняя женщина не оказывалась под опекой мужа, который получал право распоряжаться её имуществом и финансами.
====== Глава тридцать вторая. В которой герой строит догадки ======
Как же мне захотелось четвертовать одну бородатую сволочь! Не заавадить, а именно четвертовать, ведь Авада, как известно, убивает быстро и безболезненно.
Хильду было жалко. Конечно, девушка во многих своих печалях была виновата сама — характер у неё явно был не бойцовский. Этакая смиренная покорность судьбе и желание прислониться к сильному плечу мужчины, который решит все проблемы и выстроит каменную стену между нею и неуютным миром, хороши только в сказках, где кроткая долготерпеливая страдалица получает заслуженную награду из рук феи-крёстной, доброго Морозко или ещё там кого. В жизни это не катит, на то она и жизнь…
С другой стороны — Долохов тоже хорош. Ладно, я понимаю — влюбился он в девушку с первого взгляда. Бывает, учитывая широту загадочной русской души. Ладно, ребёночка заделал — в конце концов, дело житейское. Но потом… Какого чёрта он не устроил для своей жены и сына безопасное убежище? Мог он поговорить с Хильдой и нормально объяснить ситуацию? Мог. Почему не сделал? УПСовские дела столько времени отнимали?
