— Пошёл вперёд, щенок!

Я молча подчинился, про себя отметив, что Джон не просто злобный. Он какой-то показательно злобный и неадекватный, какими были Дурсли до того, как я снял с них ментальное воздействие. Интересно девки пляшут… Кто же его так обработал? Или я ошибаюсь, и он такой, потому что он такой и есть? Как бы этот неадекват не сотворил с Конни что-нибудь нехорошее…

Джон провёл меня по уже знакомому низкому коридору, но на этот раз открыл другую дверь, и мы оказались в выложенной белой и голубой плиткой комнате, весьма похожей на операционную или палату реанимации. Множество всяких непонятных приборов, провода, какие-то инструменты не самого приятного вида на небольших столиках… Только вот вместо операционного стола или функциональной кровати в центре комнаты стояло кресло с высокими подлокотниками и подголовником. Похоже, это та самая комната, которую мне описывал Конни. М-да, исследователи хреновы.

— Сними майку и сядь в кресло, — приказал Джон.

— Зачем? — быстро спросил я и заработал очередную оплеуху.

— Ты забыл, о чём я тебе говорил! — рыкнул Джон. — Делай, что сказано, и без фокусов!

«Скотина черножопая!» — мысленно произнёс я, но подчинился. После этого Джон зафиксировал мои руки, лодыжки и грудь плотными жгутами, напоминавшими эластические бинты. Двинуться стало совершенно невозможно, и все мои силы стали уходить на то, чтобы не поддаться панике. Конечно, чем больше я паникую, тем больше накапливается во мне стихийной магии и если рванёт, то этому милому местечку придёт, как выражался один из моих особо продвинутых шестиклассников, большой капец. Но в этом случае меня может унести в неведомые ебеня, а как же Конни? Нет уж, у Драко должен быть братишка, хотя бы для того, чтобы он не вырос канонным избалованным засранцем, который начал хоть что-то соображать только перед лицом смертельной опасности. Хотя… если он потерял своего магического близнеца, то другим вырасти просто не мог.

Пока я это обдумывал, паника потихоньку улеглась, и я заметил на лице Джона нечто напоминающее недоумение и, как ни странно, обиду.

— И что ты не ревёшь? — недовольно спросил он. — Другие-то на твоём месте такие сопли разводили, хи-хи…

Мерзкий смешок. Я невольно вспомнил иллюстрацию к журналу «Вокруг света» за 1897 год с милой подписью «Новозеландскiя аборiгены-канiбаллы». Ну да, имелось у меня несколько номеров этого журнала родом аж из девятнадцатого века — внучка старенького соседа разбирала антресоли после его смерти и кое-что нашла. Для неё это было поеденное молью старье, и она вознамерилась выкинуть его на помойку, но мне удалось кое-что отвоевать. В том числе и эти старые, пожелтевшие номера с гравюрами вместо фотографий. Так вот, именно эта иллюстрация запала мне в память, так как на ней несколько татуированных дикарей тащили привязанного к палке пленника прямо к разведённому костру, возле которого маячила старуха с отвисшими грудями и всклокоченными седыми волосами, сжимавшая в руке каменный нож. Так что в дальнейшей судьбе несчастного пленника не было никаких сомнений. Так вот, Джон со своей противной рожей вписался бы в это общество людоедов без всяких проблем. Представив своего тюремщика в перьях, покрытого татуировкой с головы до ног и в чисто символической набедренной повязке, я невольно хихикнул.

Джон воззрился на меня с недоумением. Всё шло не по плану. Жертва должна быть испуганной и трясущейся от страха, а вместо этого она ведёт себя спокойно, да ещё и хихикает, глядя на своего предполагаемого мучителя.

Наконец шарики в голове Джона мучительно (мне показалось, что я даже скрип слышу, честно-честно) провернулись и он нахмурился и заявил:

— Посмотрим, будешь ли ты так веселиться после беседы с профессором. Сейчас я его позову, сейчас…

И вышел. Я на некоторое время остался один, повертел головой и сделал вывод, что без стихийного выброса выбраться из этой клетки — ноль шансов. Обездвижили меня качественно, я попробовал вертеться, чтобы ослабить путы — не тут-то было. Только взмок зря. Между прочим, я приметил совсем недалеко на столике, аккуратно покрытом белой салфеткой, несколько разложенных скальпелей и настроение стало снова падать. Но тут я вспомнил, что Конни ничего не говорил о том, чтобы его резали, и слегка успокоился.

Наверняка это такое психологическое давление… Оставить мальчишку одного в комнате со всякими непонятными и наводящими ужас штучками, привязанного, беспомощного… Да тут можно всё что угодно напридумывать и напугать самого себя до белых искр перед глазами. Зачем? Чтобы спровоцировать стихийный выброс? Но зачем, если детский выброс может всё это место уничтожить на раз? Неужели мы с Томми в чём-то просчитались?

И я снова стал вертеть головой, а потом взглянул вверх и удивился. Прямо надо мной к потолку была прикреплена странная конструкция — что-то вроде чёрной воронки с широким раструбом. В раструбе блестели тонкие металлические нити наподобие паутины. А в центре этой паутины блестел довольно крупный камень размером с мой кулак, огранённый в виде яйца. Камень был тёмно-фиолетового, грозового цвета с редкими серебристыми точками внутри.

«Томми, это что за фигня? — спросил я. — Есть идеи?»

«Есть, — отозвался Томми. — Это очень нехорошая вещь. Ты правильно подумал — в этой комнате никаких стихийных выбросов. Лучше не надо».

«Да что это за пакость-то?» — удивился я.

«Ловушка Магии», — ответил Томми.

«То есть, эти исследователи таким образом постепенно лишают своих подопытных волшебной силы?»

«Да, — ответил Томми. — И подпитывают этот артефакт. Я так понимаю, каждая белая точка в нём — это магия, отобранная у одного ребёнка. Не знаю, что потом было с этими детьми — но вряд ли что-то хорошее. Но с Конни всё в порядке. Пока».

Я попытался пересчитать белые искорки… Их было не то десять, не то двенадцать, и я почувствовал, как во мне вновь начинает подниматься отчаянная яростная злость.

«Гарри, держи себя в руках! Не давай этим ублюдкам того, что им нужно!» — отрезвил меня Томми, и я попытался успокоиться. Ничего, в нашей с Томми камере нет никаких устройств. Надо дождаться профессора, вытерпеть всё, что он будет со мной делать, и вернуться. Думаю, что мне уже хватит сил, чтобы разнести это место по кирпичику. И я взял себя в руки и стал ждать.

Некоторое время спустя дверь отворилась, и вошёл «профессор». К сожалению, я не мог понять, знаком ли мне этот человек, видел ли я его хоть раз в жизни. Довольно худощавый и высокий, он был облачён в свободный белый халат, волосы закрывала медицинская шапочка, а лицо — медицинская же маска. Видны были только глаза — серые и какие-то стылые, словно прихваченная морозом отмель.

Профессор приблизился к креслу, некоторое время постоял, глядя на меня, а потом заметил:

— Так вот ты какой, Гарри Поттер. Похоже, твои опекуны не слишком заботились о тебе.

Я пожал плечами, ибо вопрос явно был риторическим.

— Ты ничего не хочешь спросить? — поинтересовался «профессор». Я покачал головой.

— Ты удивительно нелюбопытен, Гарри Поттер, — констатировал мужчина. — Ну, раз так… Я проведу некоторые исследования, после этого тебя вернут твоим опекунам. Будешь послушным мальчиком — вернёшься домой. Нет… Тогда всё будет куда хуже. Ты понял?

— Да, сэр, — выдавил я.

«Профессор» удовлетворился этим кратким ответом и пробормотал в какую-то штуку, прикреплённую к запястью:

— Дженет, зайдите. Нужно взять кровь у объекта номер два.

Дверь отворилась снова и вошла высокая тощая женщина, экипированная примерно так же, как и «профессор», то есть видны были только одни глаза. Обычные, карие глаза, вполне себе красивые. В руках женщина несла небольшую коробку с пустыми пробирками.

— Приступайте, Дженет, — сказал «профессор».

Женщина ловко перетянула мне руку жгутом, воткнула иглу и стала подставлять пробирки. Одну, другую, третью… на четвёртой она остановилась, вытащила иглу и обработала мне руку, аккуратно заклеив ранку кусочком пластыря.