— Да-да, идём, — пробормотал Сириус немного изменившимся, как бы охрипшим слегка голосом, и дверь закрылась.

Уффф… кажется, пронесло. Хотя, кто знает, что будет с утра?

С утра был целитель Сметвик, который самым внимательным образом меня осмотрел и заявил, что признаки магического истощения прошли, что я могу вставать, но всё-таки в течение недели мне следует не использовать энергозатратные заклятья. А через неделю он осмотрит меня ещё раз.

Довольный Сириус тут же пригласил Сметвика к завтраку, но тот отказался, заметив, что у него назначена срочная операция в святом Мунго, причём такого сорта, что желудок лучше не набивать. Затем целитель сердечно распрощался со мной и Сири, сказал, что с завтрашнего дня мы возобновляем наши занятия, и отбыл.

А я отправился на завтрак. Конни и Драко ужасно обрадовались, что моё заточение закончилось, Римус и Регулус улыбались, Вальпурга смотрела благосклонно, только вот Старый Сигнус был немного не в духе. Я напрягся. Если Старый Сигнус не в духе — это всегда серьёзно, а у меня, если что, сегодня с ним занятия.

В общем, едва завтрак закончился, Сигнус завладел мной, словно коршун цыплёнком и, несмотря на протесты Малфоёнышей, утащил всё в ту же библиотеку, запечатав двери заклятием, так что войти в неё теперь не мог никто. Разве что Вальпурга, но что-то мне подсказывало, что она вмешиваться не будет.

— Итак, молодой человек, — невозмутимо произнёс Старый Сигнус, и я понял, что это плохой знак, обычно он обращался ко мне по имени, — могу сказать, что Ваше воспитание оставляет желать лучшего. Мало того, что Вы вчера нарушили предписания целителя, так ещё и умудрились подслушать разговор, который для ваших ушей пока не предназначался. Неужели Вы думаете, что мы стали бы скрывать от вас эти события? А Вы, юноша, только-только оправившись от магического истощения, перекидываетесь в анимагическую форму… да ещё и подслушиваете. Не стыдно? Я думал, что для Вас характерно более взрослое и ответственное поведение…

— Извините, — вздохнул я. — Мне очень стыдно, но то, что я перекинулся, не навредило мне, а напротив — помогло, что и подтвердил целитель Сметвик. По поводу подслушивания… Я прошу прощения, просто мне очень хотелось узнать, что же произошло в Америке.

— Извинения приняты, — кивнул Старый Сигнус, — но за любой проступок должно следовать наказание. Я относился к Вам, как ко взрослому, юноша, но этот поступок показал, что Вы — глупый ребёнок. Поэтому и наказаны Вы будете, как ребёнок. Тэмус, розги!

Что-о-о?! Он что, выпороть меня собирается? Нет, не спорю, виноват, да и боль меня не особо пугает — у меня высокий болевой порог, сомневаюсь, что Сигнус садист… Просто его самого так воспитывали, он искренне желает мне добра… Но есть одно большое «но»… У меня… у меня что-то вроде пунктика. Я терпеть не могу, когда меня бьют. То есть, не просто бьют, а стараются унизить. Не знаю, как объяснить, дело тут не в боли… Я просто не могу позволить применить ко мне такое наказание.

Между тем в библиотеке материализовался Тэмус и притащил симпатичную такую деревянную кадушечку, из которой торчали срезанные прутья.

- Снимайте рубашку, юноша, — спокойно предложил Старый Сигнус, — я не собираюсь затягивать. Пять розг для первого раза будет вполне достаточно.

— Нет, — спокойно сказал я. — Я не позволю меня пороть. Только не это.

— Мальчиш-шка, — прошипел Сигнус, и я вновь почувствовал его силу — тяжёлую, клубящуюся. — Ты должен слушаться старших… Или ты так боишься боли?

Ох, не стоило ему это говорить. Я сделал пару шагов вперёд, и Старый Сигнус усмехнулся. Он думал, что я подчинился, но на уме у меня было совсем не это. Между мной и Сигнусом оставался стол. Красивый стол из чёрного дерева с лежащими на нём книгами и подсвечником, в который были вставлены горящие свечи. Они всегда горели на этом столе — почему-то именно в библиотеке без освещения всегда было полутемно.

Нет, они были зачарованы, и пожар библиотеке точно не грозил. И воском не капали, и менять их нужно было раз в год. Но при всём при этом пламя оставалось горячим. Я протянул руку к подсвечнику и спокойно сказал:

— Я не боюсь боли. И я сам назначу себе наказание.

И протянул руку над пламенем, так что над самым огнём оказалась та часть, что ближе к локтю. Боль меня пронзила просто чудовищная. Но я сдержался, сам не знаю как, но даже не вскрикнул.

— Гарри, не смей! — рванулся ко мне Сигнус. — Не смей, я верю!

Но близко подойти он не смог — между мной и Сигнусом мгновенно воздвигся невидимый, но прочный барьер.

— Раз. Два. Три. Четыре. Пять, — посчитал я утиным, крякающим от боли голосом, и с облегчением убрал руку. Было такое чувство, что она побывала в котле с раскалённым железом, кожа в этом месте стала тёмной. Пахло палёным.

— Этого достаточно для наказания? — ровно спросил я. — Или мне повторить?

Голова закружилась, невидимый барьер исчез и бледный как полотно Сигнус рванулся ко мне. Но я торопливо перекинулся в рысёнка, вспрыгнул на подоконник, с него — на ветку дерева, растущего за окном, потом на другую ветку…

— Гарри! — кричал мне вслед Сигнус. — Гарри, вернись! Гарри!

Но меня уже несло вперёд, я ещё успел расслышать крик Сириуса:

— Сигнус, ты что натворил?

Но больше прислушиваться не стал. Прыжок… прыжок… прыжок… потом я соскочил на траву и помчался со всех ног подальше от дома. Левая передняя лапа болела просто чудовищно, шёрстка на ней была опалена, но я всё бежал и бежал.

Более или менее я пришёл в себя, когда плюхнулся в пруд, поплавал там… Вроде, рыси не любят плавать, но мне в тот момент было глубоко по барабану… а когда я выбрался, боль почти утихла. Я огляделся и понял, что успел добежать до той самой рощицы, где, по уверению Северуса, жили летучие мыши.

Возвращаться не хотелось, я фыркнул и стал карабкаться на толстую старую оливу. А когда выбрал ветку понадёжнее, улёгся на ней и задремал. Вроде бы, рядом со мной как-то оказались несколько летучих мышей, они тихонько попискивали, шевелились, а потом пристроились на ветке рядом и замерли, глядя на меня. Вроде бы, я пару раз просыпался, жаловался им на жизнь, непрерывно урча и фыркая, потом меня попустило, и я жаловался на собственную несдержанность и глупость… Мыши слушали внимательно, потом подобрались поближе и стали обмахивать меня кожистыми крыльями, покрытыми тонким редким пушком. Мне стало спокойно, и я окончательно уснул.

А проснулся оттого, что кто-то тянул меня за ухо. Я открыл один глаз, понял, что всё ещё нахожусь на ветке дерева в аниформе, и недоумевающе огляделся. Нетопырей рядом уже не было, лапа не болела, а за ухо меня тянул огромный чёрный ворон. От удивления я перекинулся и понял, что сидеть на высокой ветке дерева в человеческом виде было не так удобно, как в рысином. Ворон снова сердито каркнул. Ой… Это же…

— Северус? — недоумённо спросил я.

Ворон сердито каркнул и мотнул головой — спускайся, мол.

— А пороть больше не будете? — вырвалось у меня.

Ворон раскрыл клюв и издал серию звуков, очень похожую на смех. Я вздохнул, перекинулся, и начал спускаться. Едва я оказался на земле, ворон подлетел ко мне, уселся на загривок и требовательно каркнул. Понятно, придётся мне возвращаться домой под конвоем, вряд ли Северус оставит меня в покое.

Я сердито мявкнул в ответ и молча отправился назад, к дому. Не успел я пройти и трети пути, как ко мне подлетел огромный чёрный пёс, ласково фыркнул и лизнул в нос. А потом тоже подтолкнул лобастой головой в сторону дома. Угу, спелись товарищи супруги. Я сердито зашипел на пса, но тот взглянул на меня так умилительно, что злиться расхотелось, и даже прыжки громадной чёрной псины вокруг меня показались забавными.

Интересно, насколько сильно мне влетит за все выкрутасы? Подумаешь, выпороли бы… Не в первый раз. Дурсли вон, тоже обычно Гарьку не трогали, только мозг выносили, но пару раз ему перепадало за всякие странности. Мне. Мне перепадало. Что-то я опять на фоне стресса начал дистанцировать себя от Гарьки, а это не есть хорошо.