Надеюсь это пистолет.

Он бросает меня на кровать, нависая сверху. Я брыкаюсь изо всех сил.

Неужели им мало моего разбитого сердца, что нужно добить меня изнасилованием?

Он заламывает мои руки вверх и садится на меня сверху. Скалится.

- Угомонись, сука, я тебе не братец. Я люблю пожёстче, - после его слов во мне просыпается паника.

Я вспоминаю голые ноги матери, камень, лежавший на ее голове.

- Пусти меня! Ублюдок!

Свободной рукой он разрывает на мне кофту. Рычит от удовольствия или издевки. Спускает лямку спортивного топа и прижимает ладонь к плечу.

Чувствую резкий укол. Он сразу же распрямляется и отходит к двери. Я подрываюсь с места, ощупываю больное место. Смотрю склонив голову и вижу металлическую точку, торчавшую из плеча.

- Не советую вынимать. Боль адская, - замечает он, подходя ко мне ближе.

Я рвано дышу.

Из-за его высокого роста мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. На его острые скулы падает тень, отчего его лицо выглядит более сурово. Взгляд блуждает по мне. Серые глаза холодные, черствые, неживые.

- Как будешь готова, можешь выйти. Не советую сбегать. У тебя не выйдет, - он разворачивается и выходит из комнаты, оставляя меня одну.

Адреналин вновь набирает обороты, бросая мне вызов бежать! Отсчитываю про себя минуту, натягиваю ботинки дрожащими руками. Открываю дверь и выбегаю. Солнце слепит глаза. Фокусируюсь. У меня пропадает дар речи от всего, что я сейчас вижу.

Не может быть!!

Это гигантский стадион! Я стою на верхних трибунах огромного стадиона!

Протираю глаза.

Я наверное сплю!

Оглядываюсь назад, в ряд располагаются такие же комнаты, из которой я выбежала, замечаю на своем уровне трибун каких-то людей. Срываюсь на бег.

Я почти напарываюсь носом на трех женщин, ведущих с десяток детей куда-то. Они смотрят ошарашено. Дети улыбаются. У всех разноцветная одежда. У детей футболки с рисунками. Это не изгои! Не может быть!

Что происходит?

Я бегу по ступенькам вниз. Огромное поле стадиона засеяно деревьями, грядками кустами и цветами, видно даже теплицы. Там есть люди, они что-то собирают.

Черт возьми!

Меня видят все, но никто не останавливает. Бегу в арку, из которой видно внешнюю улицу, попутно подбираю с грядки маленькую лопатку. Хоть что-то в руках.

«Можно убить и ей»

Выбегаю на привычную сухую землю. И останавливаюсь на полпути от увиденного.

Я вижу стену…

Но как?

Это невозможно!

Оборачиваюсь на стадион. Его должно быть видно со стены! Это большое сооружение. Пока рассматриваю, у выхода глаза ловят изгоя. Моего мучителя.

Нет!

Я мчусь со всех ног к стене. До нее несколько километров.

Лишь бы успеть!

Разрывающая боль пронзает все тело. Я падаю замертво на сухую землю. Я не чувствую ни ног, ни рук. Мозг ощутимо пульсирует. Все тело в спазмах. Я даже не могу закричать.

Слышу звук мотора. Он приближается со стороны стадиона. Собираю силы, чтобы посмотреть на источник звука.

Нет! Нет! Нет!

Только не он!

Изгой несется на мотоцикле ко мне. В его очках отражается солнце. На лице победная улыбка. Молюсь всем богам, чтобы я умерла от сбившей меня с ног боли раньше, чем он доедет до меня.

Этот ублюдок тормозит мотоцикл боком, от заднего колеса извергается пыль и грязь прямо мне в лицо. Она забивается в глаза, в рот, в нос. Но я не могу ничего сделать. Не могу закрыть лицо. Боль не прекращается.

- До чего же ты тупая, я сказал не пытайся убежать, - он спрыгивает с байка и направляется ко мне. - Забыла, что у тебя в плече?

Конечно! Как я могла упустить этот момент?!

Он небрежно берет меня на руки. Его ухмылка кривая, рваная, жуткая.

- Скоро пройдет. Нужно только вернуться в безопасную зону, - он разворачивает меня к себе, подхватывая меня под бедра, заставляя обхватить его торс ногами, пальцами врезается в ноги, уверена там будут синяки.

В таком положении он садится со мной на мотоцикл, срывается с места и я по инерции вжимаюсь в его тело. В его твердую грудь.

Меня тошнит от такого близкого контакта. Судороги становятся меньшими, но я до сих пор не чувствую ног.

Я не знаю, что я сейчас увидела. Что это было. Мозг отклоняет мою попытку разобраться с этим.

Мотоцикл несется в сторону стадиона. А я смотрю, как моя родная стена отдаляется. Сил хватает только на слезы.

Он резко тормозит. Скидывая меня на пол. Я сильно ударяюсь головой. Слышу его усмешку.

Ненавижу!

Он хватает меня за то, что осталось от кофты и тащит обратно в арку. Я дергаюсь с героизмом и упорством.

Но перед смертью не надышишься?

Над моей головой лампы. Откуда у них электричество? Меня волокут словно какой-то мешок. Мои ноги бесчувственно ползут, ударяясь обо все углы на поворотах.

Изгой останавливается, открывает дверь и затаскивает меня во внутрь.

Нет!

Это та же самая камера. Меня тащат дальше, в моей камере остался лишь стул. Он останавливается и хватает меня за волосы, усаживая на табурет. Облокотившись спиной на стену мне открывается вид на все, что находилось в этой комнате. Мониторы заставили весь длинный стол. В них было видно все уголки стадиона. Картинки сменяли друг друга: вот дети сидящие полукругом перед женщиной; вот люди поливающие что-то в теплицах; комнаты; внешняя улица.

- Я ничего не понимаю, - перевожу взгляд на мужчину.

Он стоит ко мне спиной, облокотившись руками на стол. У него широчайшая спина. Мощные руки и длинные пальцы, которые обхватывают сейчас стол, белея на костяшках. Не могу поверить, что это брат Фора.

- Где я? Вы братья? Что здесь, черт возьми происходит! - повышаю голос.

В моей голове тысяча вопросов.

- Здесь живут афракционеры. Здесь наш дом, - заключает он.

- Как? Его не видно со стены. Его нет на картах?! - продолжаю.

- Защитное поле. Это место сохранилось со времен войны. Бывшие правители старого мира разделились на два лагеря. Многие были против будущей системы фракций, для них казалось диким и неправильным разделять людей на пять видов качеств. В старом мире не выгоняли женщин, мужчин, стариков и молодых людей за стену из-за несоблюдения законов и кодекса, как делают сейчас. Кучка людей из правительства собрала ученых, которые поддерживали их взгляды и создали это место. К сожалению времени у них хватило только на этот стадион, так как уже началась война. Бомбы выжигали земли и города, все, что попадалось по пути, кроме Чикаго и этого места. Все было защищено куполом. Это оказался не совсем плохой выбор. Большая площадь поля позволяла выращивать еду, огромное место на крыше, для размещения солнечных батарей.

Я не верю своим ушам.

- Мы с Фором братья, но не по крови. Нас растила одна мать. Она родилась в Эрудиции, жила жизнью по всей строгости законов. Чем она взрослее становилась, тем больше сомневалась в хороших намерениях совета. Устроившись в лабораторию, на подработку, она увидела весь ужас Эрудиции. В лабораториях держали мужчин и женщин, которые добровольно отдавали свои тела на опыты, на них ставили опыты, пробовали на них новые разработки: от ядов до сывороток. Это считалось лучшим, чем сдохнуть на мертвой земле без крова над головой, еды и воды, - он сильнее сжал стол. - Ей не давало это покоя. Когда она ездила по поручениям Эрудиции по другим фракциям, она знакомилась с людьми, которые разделяли ее мнение, которые ненавидели систему от нее они потеряли родных и близких. В Бесстрашии выгоняли калек, - он разворачивается и смотрит мне в глаза. - Да ты и сама это знаешь. В Дружелюбии выгоняли злых и озлобленных, из Искренности за ложь, в отречении за блядское зеркало, в которое ты смотришься….

Он делает глубокий вздох и продолжает.

- Чем больше она узнавала, тем больше ненавидела систему. Когда ей исполнилось восемнадцать, она перешла в Отречение, чтобы быть ближе к людям, которые потеряли дом из-за системы фракций. Дежуря на улицах, она познакомилась с мужчиной изгоем. С моим отцом. Он вербовал тогда отреченных, с ними было сложнее всего, они по сути трусы, но не моя мать. Она прониклась его идеями сразу. Разделяла их, он учил ее. Рассказал про это место, про перемены, которые должны случиться. У нее родился план. Она вышла замуж за Маркуса Итона, который уже был в совете. Когда она забеременела, она поставила его перед фактом, что уйдет за стену. Итон был в бешенстве, но так и не смог ее удержать.