– Все-таки вдвоем, к старой крепости… – задумчиво протянул Гелвин. – Сколь бы ни были благородными твои цели, думаю, вдвоем мы куда быстрее смекнем, что там к чему! Судя по тому, что уже смердит у поверхности этих развалин, то явно мы там повстречаем не беглую банду местных оборванцев.

– Гелвин, – начал осторожно скиталец, дабы не обидеть старого друга, – в Великом Клыке, помимо холода и сырости, нас может ожидать нечто большее, с чем мы можем совладать. Если судить о пробудившемся Коронованном и разросшихся болотах, что расползаются от крепости, то искать источник нужно в самом ее сердце. Наши самые худшие опасения могут оказаться верны, и нечто древнее зреет в старых развалинах. Может след ведет к самому Изначальному в бесконечных глубинах. Поскольку выяснить это нужно наверняка, то один я попробую рискнуть. Серые скитальцы должны знать, с чем им предстоит иметь дело. А тебе, мой старый друг, скажу одно: не думаю, что кошель с золотом, а уж тем более интересы Королевского Магистрата, стоят того, чтобы совать свою голову в петлю.

– Моя голова на то и моя, дабы совать ее куда захочу! – раздраженно отрезал Гелвин. – Хоть я и люблю тебя, Эйстельд, но твое благородство иногда лишает тебя рассудка. Это с каких пор бальторы бросают друзей в час нужды, а? Уж не думаешь ли ты, что за прошедшее время я состарился и стал в драке обузой? Нет, Эйстельд, я пропущу твои нелепые предложения мимо ушей, и давай сделаем вид, что ничего такого ты и не предлагал вовсе. Изначальный, Коронованный или кто ещё, но одному соваться в эту крепость я тебе не позволю!

Следопыт улыбнулся и промолчал, однако внутри у него стало теплее. Старый охотник был надежным другом и умелым бойцом, о большем в этой ситуации просить и не стоило. Окружающие холмы начинали редеть, постепенно все больше припадая к земле. Редкие островки болотной травы чередовались с высокими стеблями камыша. Где-то рядом пробегал свежий ручей, возможно, даже приток к мутному и обширному озеру, раскинувшемуся у самого основания крепости. Эйстельд остановился, внимательно прислушиваясь. В спертом воздухе и монотонном бормотании дождя он уловил тихий шелест потока. Появление первых камышей заинтересовало и старого охотника:

– Похоже, что и впрямь родник недалеко. За глоток из чистого ручья в этих зловонных землях я сейчас не пожалел бы и пары золотых, – сказал бальтор. – Как думаешь, уж не тот ли это из притоков, что питает озеро у Великого Клыка?

– Как раз это мне в голову и пришло, – ответил Эйстельд. – Ручей должен вывести нас аккурат к окраинам крепости.

– Сказано – сделано! – Гелвин, поднявшись, оглядел близлежащий, покатый холм. – Давай свернем с тропы здесь. Мне все еще сводит желудок мысль о неугомонной нежити в окрестностях. Но поскольку брюхо все равно пустое, а к ручью идти нужно, стоит рискнуть. Срежем путь здесь. Нюх мне подсказывает – так к проточной воде и выйдем.

Взобравшись на невысокий, но довольно осклизлый холм, и еще раз внимательно осмотревшись кругом, друзья почти бегом двинулись на юго-восток. По приближающемуся шуму бегущей воды стало понятно, что направление они выбрали верное. Сверху холмы были лишены пышной растительности, если не брать в расчет редкие островки неопрятной травы. На бегу, продолжая изучать местность, Эйстельд подметил, что сырая глина, преобладающая вокруг, иногда чередовалась со странного вида наслоениями белесой породы, выпирающей из-под размокшей грязи.

– Кости Земли, – будто подслушав мысли, бросил Гелвин через плечо, – древняя, загадочная порода. Особо занимательна при полной луне. Бытует мнение, что она как-то связана с селлестилом и Серебророжденными. Ты должен был многое об этом слышать. Одно время ваш орден был очень заинтересован в выработке этой породы.

– Да, мне не раз доводилось беседовать с мастерами, посвятившими себя вопросу о происхождении Cekаlantas или, как ты сказал, Костей Земли. В библиотеке Серого Убежища сведений об этом есть немало. Даже образцы хранятся, с трудом добытые в Серых Пустошах. Камешки размером с горох. Такие огромные месторождения вижу впервые и уж никак не ожидал встретить их в сердце топей. На болотах доводилось бывать и до этого, но ничего подобного никогда не видал.

– Как и я! – отозвался бальтор, – но, можешь мне поверить, что это они и есть! И лезут они наружу, видно, по той же причине, по какой здесь вообще вся ерунда и творится.

Туман, начинающий редеть, словно внезапно передумал, и вновь начал сгущаться, однако в окружающей влаге чувствовалось изменение. Издали доносился запах свежей воды, и через пару сотен шагов, сквозь пелену стали прорисовываться стройные шеренги высокого тростника.

– Вот мы и на месте, – сказал Эйстельд, осторожно раздвинув сухие стебли и внимательно осматривая ручей. – Похоже, что приток чистый, не отравлен ни испарениями, ни скверной болот. Как считаешь, Гелвин? Думаю, что он сгодится освежить и себя, и фляги.

Бальтор, задумчиво наклонившись, пристально всматривался в неспокойную воду. Затем, зачерпнув немного в ладони, долго вынюхивал нечто, ведомое ему одному. Громко вздохнув, точно перед прыжком, сделал большой глоток и застыл, прислушиваясь к своим ощущениям. Через пару мгновений, обернув свое довольное лицо, произнес:

– Чище только водка в таверне! Доставай флягу, еще неизвестно, когда в этих затхлых краях чего получше найдем!

Как следует умывшись и утолив жажду, путники занялись пополнением запасов. На вопрос Эйстельда, почему Гелвин наполнил только одну флягу, хотя к поясу у него была пристегнута еще одна, куда больше, а из котомки торчало горлышко объемного бурдюка, бальтор проворчал:

– Куда воды столько глушить? Я ж не окунь тебе какой-то! Сам знаешь, не всю жажду водой утолить можно, – весело подмигнул старик. – Потом сам еще рад будешь, что в глотку не водичка родниковая льется!

Ручей, окруженный тростником, убегал дальше к югу, теряясь в зеленовато-серой дымке. Солнце медленно клонилось к закату. Странник нехотя поднялся с земли, где на самодельной подстилке из примятых стеблей сидеть было довольно тепло и удобно. Эйстельд оправил снаряжение и набросил свой сырой плащ, вздрогнув и поежившись от прикосновения холодной тяжелой ткани.

Он припомнил, что у подножия Высокого Клыка раскинулась когда-то оживленная, но теперь давно заброшенная деревенька. В молодости он бывал однажды в ее окраинах, когда болота являлись лишь небольшим подтоплением. Это были скромные трясины, что располагались в долине между холмами, которые даже не отмечали на карте. Сейчас для этих десятков миль стоило составлять отдельную карту.

Скиталец растолкал Гелвина, который, радуясь свежей воде и мягкой подстилке, а может и паре добрых глотков из большой фляги, решил вздремнуть, не особо тяготясь нынешним положением. Бальтор должно быть прекрасно понимал, что второго такого пристанища найти в скором времени не удастся, и был крайне раздосадован поспешностью Эйстельда со сборами в дальнейший путь.

– Ты конечно пропустишь мимо ушей ворчание старика, но должен заметить, что к окрестностям крепости мы выйдем уже к позднему вечеру. А ты и сам помнишь всякого рода жутковатые истории о том, как заводь у подножия однажды начала меняться. Как опустело некогда процветающее селение. Как потом все эти тайны от пронырливых глаз укрыл разрастающийся туман, и в опустевшие дома той деревни темными безлунными ночами из озера наведывалось нечто не самое радостное. Не нравятся мне ночные прогулки в заброшенные деревеньки, чую, что добром это не кончится.

– Я тоже не горю желанием туда соваться, – ответил Эйстельд, – но перспектива еще одной ночи в этих проклятых топях мне нравится еще меньше. Прошлые сумерки для меня чуть не стали последними, и я не хотел бы испытывать свою удачу дважды. Мы уже уяснили, кто несет стражу в этих болотах, и поскольку ночь излюбленное время для любой нежити, вплоть до Коронованных, думаю, что стоит рискнуть и заночевать в заброшенной лачуге. В ней мы сможем согреться и вздремнуть у небольшого, но надежного костра, чем выжидать второй встречи в сыром мраке болотной ночи.