– А почему у вас два обручальных кольца? Вы двоеженец?

– Просто у меня было две жены, и каждой я оставил по квартире. Одной даже в высотном доме.

– Значит, и положение вы занимали соответственно высокое? Впрочем, ваш брат любит так о себе говорить.

– У меня нет брата. А сам я действительно занимал высокое положение. Я был министром иностранных дел.

– Простите, а ваша фамилия?..

– Чеботарев, с вашего позволения.

– Что-то я не помню министра с такой фамилией.

– Я был министром, так сказать, теневым. Но без моего ведома ничего не делалось.

– Так это вас надо благодарить за успехи нашей внешней политики?

– Во всяком случае, я принимал участие.

– С вами консультировались?

– Нет, участие мысленное, на расстоянии…

– Так вы телепат? Или вы имеете выход в некую ноосферу? – Последнее слово Лаура произнесла с таким преувеличенным уважением к предмету, что за ним угадывалось явное пренебрежение.

– Нет, я баловством не занимаюсь. У меня другие методы.

– Какие же?

– Не знаю, как объяснить. Ну, можно сказать, сакральные…

– Тихо. Объект появился. Работаем, – прервала их разговор Жанна.

Действительно, из подъезда с прямой осанкой вышел англичанин. Он постоял, огляделся, снял и протер очки, брезгливо высморкался и медленным шагом, вынося вперед палку с набалдашником, двинулся им навстречу.

– Мы выйдем вместе? – спросила Жанна упавшим голосом.

– Сиди. Сначала выйду я, а затем Николай. А ты сиди, – повторила она так, словно это повторение было равнозначно объяснению причин, вынуждавших подругу остаться в машине.

– Нет, я должен первым, уж вы простите… – Чеботарев, опередив всех, выбрался из машины.

Он поддернул брюки, чтобы бахрома на штанинах не попадала под каблуки, затянул потуже ремень и смахнул с себя налипшие лепестки роз. Таким образом придав себе соответствующий вид, в чем-то даже угрожающий, он преградил дорогу англичанину.

– Я не помешаю, если пройдусь немного с вами рядом? – спросил он, выбирая слова попроще и произнося их как можно более внятно и медленно.

– Пожалуйста. Лишь бы я вам не помешал, – ответил англичанин слегка насмешливо и презрительно, тем самым показывая, что в русском языке он не ребенок, чтобы пичкать его манной кашей.

– Вы недавно из Лондона?

– Какой там Лондон, приятель! Я живу здесь более десяти лет.

Некоторое время они шли молча, невольно соизмеряя шаги так, словно шагали в одном строю. Тут к ним подоспела Лаура. С сияющей улыбкой она присоединилась к Николаю и даже взяла его под руку.

– Так вас двое. – Англичанин пожал плечами, словно двое были ему так же безразличны, как и один.

– О нет! Нас гораздо больше. Нас трое, но одна из нас не может выйти после того, как ее избили, – посетовала Лаура, заранее готовая принять знаки сочувствия.

– Избили? Как нехорошо! – Лицо англичанина оставалось непроницаемо спокойным.

– И вы догадываетесь, кто именно?

– Не имею понятия.

– Правильно. Не имеете. И наша задача заключается в том, чтобы внушить вам некие понятия, необходимые порядочным людям, – подхватил Николай, с приятностью внушая: это еще не угроза, но он не отвечает за то, что может последовать дальше.

– Тогда вы ошиблись адресом. Я не порядочный человек.

– Как?! Вы же джентльмен… – вмешалась Лаура.

Англичанин немного помялся.

– Да, но я не безупречен. Я с юности страдал от своих порочных наклонностей. Я, как у вас говорят… по… пога… поганец, ха-ха. И этим не гнушаюсь, а очень даже наслаждаюсь, если я правильно выразился.

– Не слишком ли вы самокритичны? – спросила Лаура с ласковым вызовом.

– Не слишком, уверяю. И если вы собираетесь меня бить, я буду защищаться самым недостойным образом, с помощью запрещенных приемов.

– Спасибо, что предупредили. Каких же? – заинтересованно осведомился Николай.

– Все вам расскажи! Между прочим, я могу и укусить. У меня мертвая хватка, как у бульдога. Или, к примеру, воспользуюсь этим баллончиком… – Англичанин нехотя достал красный баллончик из кармана и тотчас спрятал обратно. – Но это так… между прочим…

– Только учтите вы с вашим баллончиком, что перед вами министр иностранных дел, глава теневого кабинета. – Лаура подавила зевок, словно ей давно наскучило слышать подобные угрозы от тех, кто потом в них раскаивался.

– Браво, браво. Кажется, у вашей молодежи это называется «прикол».

– Важно не название, а важна суть. Что ж, приступим… – Лаура достала свой пузырек, а Николай стал теснить англичанина в подворотню дома, пытаясь заломить ему за спину руки.

– Это насилие… Вы не имеете права. – Англичанин попятился, споткнулся, чуть не упал, но затем изогнулся, ловко вывернулся, рывком освободил руки и произнес: – Знаете что… ну-ка откройте рот… откройте, откройте…

Он прищурился, словно дантист, собирающийся осмотреть ротовую полость своего пациента.

– Зачем? – с недоумением спросил Николай, но все-таки открыл рот (Лаура не успела предупредить, чтобы он этого не делал).

– Вот зачем, – сказал англичанин и прыснул ему в рот из своего баллончика.

– Ну вот… удушье проходит, кашель уже не такой сильный…

– И дыхание, похоже, восстанавливается, глаза почти не слезятся…

Николай полулежал-полусидел на топчане в своем подвале с низкими потолками и обмотанными войлоком трубами (под спину были втиснуты подушки), а над ним с видом заботливых сестер милосердия склонялись Жанна и Лаура, перечисляя признаки улучшения его состояния и по поводу каждого из признаков обмениваясь пугливо-радостными улыбками.

– Может быть, чаю? – Жанна чуть-чуть изменила голос, подчеркивая этим, что обращается к пострадавшему, постепенно приходившему в себя.

Николай едва заметно кивнул, но тут же беспомощно огляделся по сторонам, отдавая себе отчет в том, что они вряд ли сумеют отыскать все необходимое для чая.

– Я попозже сам заварю.

– Вот деньги за вашу работу. – Лаура взяла пострадавшего за руку и накрыла ею лежавший рядом конверт с деньгами.

Николай отдернул руку и замотал головой.

– Не надо. Лучше книгами.

– Какими книгами?

– Если у вас есть ненужные, принесите.

– Зачем они вам? Вы так любите читать?

– Люблю больше всего на свете. Но именно поэтому книг не читаю.

– Что же вы с ними делаете?

– Храню, – со значением произнес Николай, словно хранение книг превосходило по важности все прочие занятия.

– Так у вас здесь книгохранилище? Как в бывшей Ленинской?

– Да, но только тайное. Там я даже не зажигаю свет.

– Почему же вы отказываете себе в удовольствии читать, имея столько книг?

– Потому что книги слишком зачитаны, захватаны, залапаны, замызганы, замусолены, ведь они прошли через множество рук. Их смысл искажен из-за нелепых комментариев, предисловий, послесловий, чьих-то дурацких мнений и оценок. Поэтому они утратили свое сакральное могущество и перестали благотворно влиять на жизнь. Особенно это касается Библии, Корана и других священных книг. А без таких книг жизнь – это рахитичный уродец. Зачитанность Корана, потеря его священного смысла порождает терроризм, а зачитанность Библии… Но это долгий разговор. Может быть, когда-нибудь… после… – Николай снова закашлялся.

– Да, вам лучше не переутомляться… После, после, – заставила себя согласиться Жанна, несмотря на все желание услышать продолжение. – Теперь мне ясно, почему я ничего не читаю.

– Я думаю, что ты не читаешь по другой причине, – словно бы нечаянно обронила Лаура. Под предлогом того, что она сама себя не слишком понимала, Лаура не стремилась к тому, чтобы другие ее до конца поняли. – Какой же он все-таки поганец, этот англосакс.

– Здесь все не так просто. – Николай сел, подобрав под себя ноги. – Раньше погаными называли племена кочевников, совершавшие набеги на Русь, но теперь их сменили поганые книги. Я к вашему англичанину давно присматриваюсь. И вот что я выяснил, хотя, возможно, это мои домыслы. Нет, не домыслы. – Николай сам же себе возразил. – Ваш англичанин отвечает за проникновение поганых книг в Россию и возникновение наших собственных, таких же поганых. И, надо сказать, ему это удается. Поганые заполонили прилавки, книжные полки библиотек. Сейчас начинаешь понимать, что призывы ввести цензуру или даже жечь книги – не пустой звук. Однако давайте пить чай…