После этих слов, Дед пошёл спать. Мы же подтянули Иваныча для предметной беседы.
В общем так, Иваныч, – начал я, – своим передай, напрягать вас не будут, но сами смотрите, хата на голяках сидеть не должна, мне лично от вас ничего вообще не стучало, лишь бы головняка не было, понятно? – Подвёл я итоги минутной конференции, – Вопросы есть?
– Есть, – вздыхает Иваныч, – вы уйдёте, дальше что?
– Иваныч, ты вроде не дурак, а как ребёнок, ей богу. Вставайте на ноги, прикупайте торпед или быков, хоть оперов, мать вашу. Блин, да кому я говорю это?! Ты же сам знаешь, – горячусь я, Иваныч кивает башкой и исчезает в проходнике.
– Сапер, ты уверен, что все правильно? По-моему, мы с ними наплачемся, – говорит Шах. В его словах есть доля истины, но тут история другая – зоны пустые, работы нет, на ширпотреб уповать смысла нет, промки стоят, поэтому барыги кормят зоны, а кто кормит, тот и имеет, перефразируя поговорку можно сказать. Вот это все я, в удобной форме, доношу до Валеры.
Открываются тормоза и… – Принимай подкрепление, повстанцы! – слышим голос коридоров. Батюшки святы, сначала огромные базарные сумки и потом нечто шкафоподобное.
– Здорово мужики! – миролюбиво произносит шкаф.
– И тебе не хворать, – отвечаю я ему, – чьих будешь?
– Славик. Я сразу говорю сто вторая, мент, омон, а в красную не пойду. На хую я там всех видел, – ощетинился мужик.
– Ну, мент, так мент. Сюда греби, – зовёт его Шах. Минут через десять, мы уже, как старые приятели, ржем над историей Славика.
История проста, как вся наша жизнь. Решил Слава после трудного рабочего дня, пивка испить, ну и затарился оным и до хаты, а тут соседка, будь не ладна, мол "сосед, чурки хату сняли, шприцы на лестнице появляются, а у нас дети, сам понимаешь, а участковый с них лаве рубит"…
лава добрый и большой, так что дверь, после того, как Славика послали, вылетела вместе с говорившим чуркой на раз. А так как дерева говорящего много было, ну и устроил наш герой лесоповал. В итоге, один умер, но умер сразу, раскаялся видимо. Слава же, как честный мент, вызвал своих, свои же его и упаковали. Поэтому, мент Слава люто ненавидит ментов и готов стать на воровской путь, со всеми вытекающими.
– Ну ты, брат, даёшь, – говорит Шах, вытирая слезы от смеха, – это не Чечня, это мирные чурбанистанцы…
– А, по хуй, – лениво цедит наш новый друг, – не люблю я их и все тут,
Вечер шёл своим чередом, нарды надоели, а в терца катать было лень. Но веселуха началась после поверки, когда от малолеток пришла малява, если откинуть всю воду, то суть вопроса такова: Во время ужина, один упустил газы, ну бывает, но совет стаи огорчился и генератору сероводорода залили очко расплавленным целофаном. Вот теперь они, малолетки, спрашивали, правильно ли они сделали и зачтется ли это на их авторитете на взрозляке.
– Идиоты, – вымолвил Шах, – сначала делают, потом думают, как и везде, как и всегда.
– Да ладно, Валера, – отвечаю я ему, – просто ещё одному жизнь сломали и все.
– Не, братка, – качает головой Шах, – он сам себе сломал. Он что думал, как в песнях будет? Круга наслушался, да ни хуя подобного, романтики хочет, так пусть жрёт полной ложкой, а то очередь в блатные, как в Мавзолей.
– Щас, нет очереди к вождю, – поправляет слава.
– Поэтому и нет, что все в блатари лезут, – парировал Шах…
Не прошло и ночи, как в дальнем проходняке возникла возня.
– Сапер, иди, разберись, – просит Шах. Делать нечего, топаю на звуки то ли борьбы, то ли ещё чего.
– Не ходи, Сапер, – останавливает меня Дед Шорник, там своя возня.
– В смысле? – недоумеваю я.
– Штаны свисли, – усмехается Дед, – там в семейке Машку завели.
– Они охуели, Дед? -опешил я уже окончательно.
– А тебе ли не по хер? Они с ней полоскаются – посуда своя, все по согласию. А то, что на общак не дают, их право. Если что, я первый, поверь, спрошу с этого стада.
Обескураженный я возвращаюсь назад.
– Что там? – сонно спрашивает Шах.
– А у нас девочка с волосатыми ногами и хером до колен, – сообщаю я Валере.
– Ааа, тогда я спокоен. А то какая же правильная хата без петуха, непорядок. Давай спать, утром, не дай бог, дернут куда..
В общем, накаркал…Утром, ещё до поверки, меня разбудил дорожник и протянул маляву – Тбилисский был обеспокоен тем, что блатари в двух хатах решили голодовку замутить и все остальное стадо вроде как за. Это было не очень хорошо, ибо, после такого гайки завинтят, мама не горюй. Бужу Славика и Валеру, ввожу их в курс. Шах, почесав репу, выдыхает, – Звони маме, папе, кому хошь короче.
Делать нечего, звоню…
Нач опер, как-будто живёт на работе, берет трубку и, молча выслушав, говорит, – Сиди на жопе ровно, сейчас переговорим. Сейчас длилось почти до обеда. Я уже до гудения в ногах наматывал круги на пятаке, Славик сходил на прогулку и принёс неутешительные новости, – Две хаты под нами голодняк будут объявлять, это сто пудово, нас красными объявят и крест поставят, что делать будем?
– А ты, что предлагаешь? – спрашиваю я бравого омоновца.
– Да, головенки поотшибать и на хуй, – спокойно говорит Слава.
– Так, они же в хате…– начинаю я, но Слава меня перебивает.
–-Я тя умоляю, не смеши пизду, она и так смешная. Те ли не по хер?! Мы в Чечне не боялись этих маромоев, а тут шурки. Да эту стаю ссаной тряпкой разогнать, как два пальца.
Слава, по ходу, настроен решительно.
– Он, прав! – вдруг, говорит невесть откуда-то появившийся Дед Шорник, – тут либо вы возьмите верх, либо вас раком поставят, без вариантов.
– И, что делать? – спрашиваю я, хотя ответ знал на перед.
– А то ты не знаешь? – хмыкает Дед, – Предложи начальнику, пусть вас выведут на ночку к ним в гости, там и порешите свои проблемы.
– Понятно, – говорю я, хотя, помимо понимания, приходит понимание тупика. Хата остаётся, по сути, без присмотра, поэтому любой вариант перспективу имеет лишь одну, хреновую.
"Думай, Лис, думай, – подстегивал я себя, наматывая круги в хате. – Перспектива нулевая. Шах, оставаясь в хате один без присмотра, сольет меня, к бабке не ходи. Два медведя в одной беплоге, как говорится, не уживутся. И что делать? Ладно, по ситуации", – решил наконец-то я, и тут загромыхали тормоза.
– Сапер, давай на выход, ждут тебя, – коридорный лениво как то обколотился о косяк, за ним маячит конвойный. Выхожу, все как обычно, руки за спину, топаю знакомым коридором. Вот и знакомый кабинет, больно частый я гость тут, ой не к добру.
– Ну что, дебилы, с порога наезжает Нач опер, довые? Если, не дай бог, хаты на централе бунт будет, проверками заебут, да и деньги ты дашь на проверяющих, мы же их на свои кормим и поим, да блядей подгоняем. Есть идеи-то, умники?
– Есть, гражданин начальник, отвечаю я и, была не была, вываливаю свой план.
– Вы охренели? – Только и смог вымолвить Нач опер. – Вас же порвут к хуям, там блатарей, как грязи.
Майор качает головой, – вам оттуда хода назад не будет, сто пудово.
– Нет, начальник, – смелею я, – это у вас выхода нет. Был бы, не вызывали бы меня, ситуация патовая. А должности ох как лишиться не хоца, правда?
– Ты охуел, гнида?! – орёт майор, – Я же сгною тебя.
Я, чувствуя, что рубикон перейден, несу свое, – про сгною я слышу не первый раз, начальник, ты бы лучше Шаха убрал, а я со Славиком разберусь, да и шваль эту боятся, как-то не оченно. Поэтому, начальник, я пойду со Славой в хату и там, как кривая вывезет.
– Ну смотри, я тебя предупредил, – начинает Нач опер.
– Спишешь, первый раз что-ли, – усмехаюсь я.
Мы ещё несколько минут обсуждали детали, причём больше говорил я, и наконец-то выработали что-то вроде плана. В хату я вернулся уже к ужину. Наскоро прожевав заваренные "запарики", я все рассказал Шаху и Омону. Славик с энтузиазмом воспринял мою сумасшедшую идею, а вот Шах как-то смущенно спрятал глаза. "Да, Валерик, расходятся наши пути-дорожки, – думал я, – прав был старик Коба, у кормушки не может быть друзей и соратников, даже если ты их держишь за горло, и то не факт. Поэтому Коба и расстрелял своих сподвижников, и правильно сделал, ибо не хуй. И с тобой, Шах, мы расстаться должны, всему свое время"…
