– За мной! Руки за спину! Не отставать! – скомандовал старший смены и повел нас в конец коридора, где была то ли комната то ли закуток, в простонародье – козлятня.
– Заходим! – командует старшой, и закрывает дверь. Перед нами майор, почти двухметрового роста и с глазами людоеда.
– Ну, рассказывайте, – я – начальник режима, майор Копылов. И не вздумайте пиздеть, угандошу!
Мы переглянулись и я начал рассказ. Рассказывал долго, минут двадцать, под конец закончил, – нам, гражданин начальник, все равно аминь, но эту шерсть давили и давить будем, вот так вот. А, если буча на централе будет, так, если надо, я лично отвечу….
Копылов подождал минуту, – Все?
Мы кивнули.
– А теперь, слушай сюда, Чегевара хуев. Фартовые вы – наши интересы совпали. На крайний случай поддержка будет, а так сами. Начали, так заднюю не врубайте. Начальник держит все на контроле, щас с вами еще начопер поговорит. Ну, а вам своих надо в хозбанду направлять, будем вставать на путь исправления – и тут он хмыкает, – навязались на мою голову. В Чечне были, знаю. Но тут другие методы, хотя и зря… – он встает и уходит, а на его место приходит похожий, как брат близнец, майор и все по второму кругу. Под занавес он все же не выдержал – значит так, телефоны не палить! Это наши телефоны! Че смотришь, а то ты не знаешь, что вся блоть у нас вот где – и он показывает кулак. Хотите власти? Будет, но под нашим контролем, телефоны в трубке вбиты, записано как мама и папа, понятно? В хозбанду я переведу ваших, ее давно тряхонуть надо. Все, идите! Да, и если смотрящий притопает, а он притопает поверьте мне, то мне по хуй, я понятно выразился? – Мы опять киваем, как китайские болванчики. – Сами заварили, сами и… Ну, в общем-то вы поняли. Все, в камеру! Конвойный, уводи!
В хате нас встретили, как выходцев с того света, напряжение не спадало. Гринпис заварил чай, а Шах просто резался в нарды с Лесиком, при этом делая ошибки за ошибками. Объясняем всю суть наших бесед, Шах въезжает первый, – значит, внутрисемейные разборки? Возьмем мы – централ покраснел, возьмут они – будет повод, и опять централ покраснел. Стратеги, мать вашу..
– А, у нас теперь выхода нет, парни, – Лесик меланхолично пьет чай, – продуем – менты добьют, а возьмем – тоже не факт. Нашим отписал, с Мастером базарил, тот вообще без башки, сказал ему по тяжу, вообще по херу, одним эпизодом больше одним меньше.
– Братва, прогон пришел, – прервал наши размышления дорожник.
По идее, такие вещи должен был вскрывать смотрящий хаты или кто-то из его близких, но таковы покинули наши стены, и поэтому я иду, вскрываю маляву, читаю вслух: "Час добрый, братва, бла, бла, бла, и, наконец-то, главное – вчера в хате такой-то правильных и честных бродяг (конечно, а каких же еще, забыли указать еще, любящих сыновей), по беспределу вынудили выйти из хаты…" Ага, прям так и было. Ну и теперь объявить нас гадами и спросить по всей строгости арестанской жизни. Еще бы написали "довести до всего личного состава", твою мать. Смотрю на точковку внизу листа, отметились только, так называемые, черные хаты (умилила подпись Мастера "тебе надо, ты и спрашивай"); ставлю отметку "ознакомлен" и подпись "Сапер, хата такая-то", отдаю дорожнику, – тусуй дальше! Тот, чуть ли не бегом к дороге и через минуту малява ушла.
– Ну, друзья мои, ждем автора данного опуса, некоего Гошу Тбилисского (охренеть, в центре России, лаврушник учит как жить).
– Сапер, тебя Мастер, – подобострастно зовут меня к кабуре.
– Уру-ру, – доносится из за стены, – как сам?
– Как сала килограмм, – отвечаю избитой шуткой, – че у тебя?
– То не у меня, то у тебя че? На справедлив, к тебе гости сегодня будут. К нам никак – нас тут с десяток, им замес не сдюжить, а вот к вам – в самый раз.
– Спасибо, брат, – принимаю у него увесистую арматуру, невесть как попавшую в камеру. Расход! Пойдем готовиться…
День прошел, как обычно: подходил к кормушке медик с таблетками, да спецчасть приходила, ничего интересного. Да, и зашла пара передач к мужикам, из за чего возник вопрос – сколько уделять на общее. С этим вопросом они подошли к нам.
– Знаете, мужики, общак – дело добровольное, есть возможность – помоги, нет – не страшно. Считаешь нужным – ради бога, нет – так и спроса нет. Таким ответом я поставил мужиков в тупик, они привыкли отдавать по фиксированной ставке, а тут самим думать, и самим решать.
– Да ты, прям как законник, – ржал Шах надо мной, – хотя свято место не воробей…
После вечерней проверки стали готовится к приему гостей. Справедливы были готовы, на острие были я и Гес, Грин отошел чуть назад (ненамного, но назад), а Шах с Лесиком ушли за общак и занялись нардами. Ожидание тянулось, чифир уже булькал в горле, сигареты не успевали гаснуть, как закуривались новые. Вскоре шрифт стал все чаще и чаще дергаться, нас проверяли, и вот наконец ключ в замке лязгает, засов отпирается, на продоле тишина, я уверен – все обратились в слух. Дверь открывается и во всей красе заходит татуированный бабуин и с ним еще четверо, спецом, чтоб на равных.
– Я – Гоша Тбилисский…ТЮРЬМА
Проходит почти на пятак перед общаком один из его подручных, подобострастно ставит раскладной стул. Гоша сразу взял неверный тон, начав, – Значит так! Вам ломится с хаты. До мусоров тут порядок черный был, есть и будет, крест на хате ставить не буду…
– А ты сам-то кто? – сбивает его с тона Гестапо. – Слышь, чурка козлорогая, ты только недавно стоя ссать научился и тут, на моей земле, в России, порядок устанавливать будешь?!
– Я тебе больше скажу. Вы, русские – бараны, у меня отец – вор, дядя – вор, а вас ебать надо и доить, вы – никто!
– Слышь ты, абрек хуев, – встревает Шах, – мама – вор, тетя – вор… То, что вы купили, это нам насвистать, прикинь! И, если блатота на цырлах пляшет за шмаль, то мне лично по хую, веришь? И в армейке я вас гадов давил!..
– Короче, слушай меня, – начинает Гоша, но Шах повышает голос.
– Ты, чмо кавказкое, думаешь я предъяв твоих боюсь? Да вот хер тебе по всей морде! Я выйду, а я поверь – выйду, по притонам и блатхатам тусить не буду, это вам деваться некуда, у вас нет ничего, вы – голодранцы по жизни. Государство отобрало у вас все, любой барыга с охраной на правиле очко в лепесья раздерет вам…
Гоша стал вставать, но Шах точным ударом ноги отправляет его в дальний угол, четверо его подручных вынули не заточки, нет, настоящии ножи.
"Ну, с богом!" – промелькнуло в голове. Гринпис позади вкладывает мне в руку справедлив, и все – ходу нету пароходу, как говорила одна бабка.
Урка с ножом против Лесика – так, пыль из под ногтей, не успел и шага сделать, как нарвался на нокаутирующий удар ногой в голову. Войска дяди Васи – это вам не это. Трое, еще до конца не успев понять что происходит, получили сразу. Бью ближнего ко мне притом по голове, но он подставляет руку, слышен сухой хруст – нож падает; второй удар и все. Двое других зажались было в углу, ощерившись ножами, но Лесик с туборя хватает фаныч с кипятком и выплескивает им в лица, минута и все готово. Стоим, тяжело дышим.
– Обоссать их что-ли? – Говорит Гестапо, – вытирая кровь с руки.
– Зацепило, однако, – отвечает он на мой взгляд, – старею, брат, старею.
Как в сказке, открываются тормоза, новый ДПНСИ, осмотрев поле боя, ухмыляется.
– Я вижу встреча прошла на высшем уровне?
– А то! – отвечает ему Шах, – мы не виноваты, гражданин начальник, чес слово!
– Ладно, – безлобно ворчит начальник.
– Выноси! Из глубины продола появляются персонажи из хозбанды и, опасливо косясь на нас, забирают двоих, трое кое-как выбираются сами.
Все, теперь можно передохнуть. Мастер тем временем дежурит у кабуры.
– Ну чего, как там, встреча? – спрашивает он меня вместо здравствуйте. Я вкратце поясняю ему суть.
– В транзитке блатных щеманули не хило; в три пять и в три девять тоже наши верх держат; в осужденке – раздрай, ждут маляву с воли (там сходняк по вашу душу, вы популярны, как Майкл Джексон). Мастер настроен по-боевому, поэтому у него любой кипишь, кроме голодовки, приемлен.