– Я каптер, на сборке, – закуривая отвечает Гес, – Грина вот на бугра тянут, а так шлоебани везде хватает.

Я выждал паузу, и наконец Гес сказал то, что хотел. – Тут авторы местные поговорить хотят, щас припрутся. Вроде на мировую хотят.

– Ага! – убежденно говорит Грин, – ты сам то в это веришь?!

Ожидание тянулось, никто так и не подходил, мы сидели и трепались о несущественном и не важном. Каждый понимал, что, в принципе, по выходу из этих стен, идти-то некуда, да и не зачем. Гес крутил четки и мечтательно говорил. – Вот выйдет такой, как я, на волю и будет стоять перед воротами. Россия – страна возможностей: жить негде, работы хрен, денег хрен, а жрать хочется и что делать? – Есть три пути, – продолжал Гес, – через попов, через сектантов, либо опять на нары, причем третье наиболее вероятнее, – Ты забыл про еще один путь, – говорю я ему, – автостопом в Хохляндию, там и прижиться можно, если не завалят.

Рассуждения наши прервал молодой опер, – Сапер, пошли, там поговорить хотят!

Я встаю, идем опять коридорами, по которым нет-нет вальяжно проходили рыжие крысы, размером с хорошую кошку, если не больше. У одной из камер, опер остановился, открыл кормушку и отошел на пару метров. Мать честная, мой бывший визави, из-за которого я в карцере.

– Ну привет, как-то странно по-доброму, говорит тот.

– И тебе не хворать, – осторожно начинаю я. – Как жить будем? – Спрашивает и далее разговор глухих о музыке.

– Я то нормально, а ты? – В ответку задаю вопрос.

– Все кушать хотят, понимаешь? – Он вопросительно смотрит.

– А че, пайки не хватает? Так напиши жалобу, вы же любители, – включаю я дурака.

– Ты не понял меня, гнет свое оппонент.

– Нет, это ты не понял. Вы привыкли жить за счет кого-то и будущее ваше предсказуемо, так что давай краями… – Я разворачиваюсь и говорю оперу, скучаещему у стены, – Гражданин начальник, аудиенция закончилась, верните меня на место. Тот молча закрыл кормушку и повел опять коридорами и тут, на лестнице, вышла реально накладка. Впрочем, у нас как всегда, правая рука не знает, что творит левая. Я спускался, а на встречу мне поднимался, ну естественно, потомственный вор, а также уважаемый в узких кругах, знакомый мне, Тбилиский. Он опешил не менее моего, в руках пакет, а позади улыбается начопер. В принципе, я был готов к такому развитию, поэтому пользуясь тем, что я выше на пару ступеней бью первый. Тот приземляется на пятую точку и вскакивает, между пальцами вижу мойку, но делать нечего бью снова.

– Все! – слышу крик начальника, – заебали! В подвал их обоих, до утра.

Нас очень быстро отвели в непонятное помещение, которое из-за незнания обрастало легендами и байками. И вот теперь мне предстояло познакомится поближе с этим замечательным местом. Нас буквально впихнули в камеру и закрыли. Небольшая три на четыре, в углу параша, кран, раковина, нары, я приготовился к тому, что статья ко мне прилипла намертво, но тут услышал, – Курить будешь?

Оборачиваясь вижу, что несмотря на тяжелое дыхание, настроен тот дружелюбно.

– Кури, ладно тебе, – протягивает он начатую пачку "Винстона". Я закуриваю, а сам жду, чем же закончится все это.

–Не гони, – говорит тот, -ты лучше скажи, долго ментов потешать будем? Они, суки, уже ставки на нас делают, а мы рады друг другу глотки перегрызть.

– Что предлагаешь? – Спрашиваю я его.

– Да ничего, думать надо, – говорит мой сокамерник, – мы тут, блядь, какую-то власть делим, а ее нет, это фикция. Мы выдирать готовы крохи последние друг у друга и чего? А власть, она там у них. И не надо ля-ля, вы и кипешь навели из-за того, что хотите сладко спать и вкусно жрать. Вот только не надо про мужиков мне чесать!.. – делает он останавливающий жест, видя, что я хочу возразить. – И тебе и кентам твоим, и мне на них срать. Скажи, что не так?! Они – лишь средство для достижении цели. Заметь твоей цели. И вот, если ты не хочешь для кого-то стать средством, думай.

Я молчал, по сути он прав, возразить нечего.

– И еще, Сапер, запомни, что понятия, что законы они хороши для тех, кто у корыта, а остальные – это стадо, а стадо надо пасти, сам понимаешь. Ты думаешь я завалить тебя хочу? Да на хуй ты нужен, поверь, мне хомут, как и тебе, не нужен. А за понятия на пику идти, долбаебов я тебе пол централа предоставлю. Так что давай думать, до утра время есть….Тюрьма.

– То, что ты сказал, это нормально, но почему я должен тебе верить? – наконец-то говорю ему я, – и вообще, мы разные, знаешь…

– Ну-ну, – перебивает он меня, – сейчас ты начнешь говорить про свои, вернее, ваши боевые подвиги и про то, как мы тут хуем груши околачивали. Ты прав, тут почти все такие. А что ты хотел, у тебя что ли в армейке не так? Или у тебя там, пиздец, как-то по-другому? Знаешь, Сапер, почему так развит шансон? А я тебе скажу, что по количеству уродов армия и тюрьма сопоставимы. Вот они и любят песни про то, какими они хотели быть, но не стали из-за своей трусости и подлости. Жеглов был прав, вор должен сидеть в тюрьме и ему, как родоначальнику ментовского беспредела, это ли не знать. В общем, давай так… – и он прекрасно и доходчиво объяснил план действий, суть которого сводилась к простому дележу активов общака и прочих благ. Но предстояло убрать со сцены некоторых персонажей

И главное даже не в этом, просто впереди меня ожидал выбор. Или я сжираю своих товарищей, либо они меня.

– А ты как хотел? – усмехнулся авторитет, – мать его, покойный Коба Сталин, сам еще тот урка, банки брал на ура. Он то знал, что делать надо, поэтому и шмалял ленинский кагал, и правильно. Так что у тебя не должно быть соратников, должны быть исполнители.

До утра мы с ним обменивались своим видением миропорядка и сошлись лишь в одном, сказки про волков для ущербной молодежи, которая работать не хотела, а хотела вкусно жрать и пить. Но а в остальном решили подвинуть кое-кого и действовать, так сказать, совместно. Уже после утреннего намаза или поверки меня вернули в камеру . Внешне ничего не поменялось, кроме пары новеньких.

– С приехалом! – приветствует меня Шах, – слушай новости…

И минут десять, с наслаждением попивая чифир, я слушаю новости.

– Прикинь, блоть заднию дала. Прогоны пошли, что, мол, по понятиям мы правы. А то, что двоих с пресса ебанули – вообще зачет. Но тут, Сапер, другая проблема, – и он немного замялся.

–Я в курс, Шах, – говорю ему, – два два восемь заебала, сколько их по централу, как вшей расплодилось.

– Во-во, – подхватывает Лесик, – нас тут трое, а этих сучат все больше.

– Привет мужики, – к нам подходит Иваныч, основной из барыг, – дело есть.

– Ну давай, что там? – предлагает присесть Шах.

– Сразу говорю, мы – торгаши, мы меру знаем, но эти нарики ебучии достали в конец. Сегодня они вам предъяву вечером выкатят, но мы с вами, если что…

– Спасибо, Иваныч, – говорю я ему, информация, конечно, пиковая, тем более нас трое. Быстро пишу маляву Тбилисскому, где обрисовываю всю ситуацию. Ближе к обеду ответ, одна строка – "мочить и ставить в стойло". Надеяться конечно глупо, но хоть что-то. В ожидании ждем вечера. В углу оживленно шепчут наши будущии оппоненты по философии, на тему "Чье очко уйдет в общее пользование". Нервы напряжены, прошла проверка. Звонить смысла нет, ибо, если каждый раз дергать, то рано или поздно нас пустят на дно, что за решалы, если сами не могут. Ближе к полуночи, ну все как обычно, выходит Крыл, молодой наглый, да ранний.

– Братва, тут тема, есть, – начинает он, все замерли. – По какому праву вояки погоны сняли и тут порядок устанавливают? Может они краснопогонники? Сапер, выйди, ответь братве…

– Это ты что ли братва? – выхожу я на центр к общаку, вижу что подтянулся Шах, – "блин, где Лесик, где Лесик, мать его? Ладно хрен с ним".

–Ты, барыга дешевая, тебе кто право дал пиздеть? – начинаю буксовать я, Лесика не вижу, это плохо. Толпа небольшая, но все больше нас, потихоньку окружает.