— Ты прилетел вчера?

В перерыве между поцелуем, как бы между прочим спрашиваю у него, игнорируя дрожь в ногах, когда Эдди развязывает мне домашние спортивные штаны.

— Да. Боже, ты не представляешь, как мне этого не хватало.

На пол летит первая, но не последняя жертва - с грохотом разбивается кружка, которую я случайно цепляю рукой. Не обращая на это внимание, Эдди вполне себе самостоятельно приспускает мои штаны и с томным, жаждущим взглядом чуть расставляет ноги шире.

— Серьёзно? Прямо здесь?

У Эдди глаза горят, зрачки расширенные, но он отвечает уверенно, как ни в чём раньше.

— Говорю же тебе, я безумно соскучился.

Кладёт ладонь мне на обнажённую ягодицу, и мне нужна минута. Просто, чтобы с ног не свалиться. Окей. Окей, блять, будь по-твоему.

Дрожащими, неконтролирующими руками я пытаюсь найти хоть что-то максимально похожее на то, что нам нужно. В нетерпении Эдди вылизывает, захватывает зубами мою кожу, больно оттягивает, пока мои пальцы, наконец, не натыкаются на масло. Подсолнечное. Это пиздец.

Но Эдди выхватывает пузырёк, видя моё сомнение, и щедро выливает сам мне на пальцы, размазывает по ладони, отнимая у меня дыхание каждым своим движением.

— Это отвратительно, Каспбрак.

В ответ Эдди лишь прикусывает губу, и глаза его закатываются от предвкушения, ему похуй на условия, похуй, что стол может не выдержать, и мы рухнем с него камнем. Он постанывает от желания, и этот звук, давно забытый, включает и во мне абсолютно необузданные, дикие чувства.

От первого толчка звёздочки зарябили перед глазами, и я блаженно прикрываю веки, наощупь, как слепой котенок, тычусь губами и попадаю куда угодно - в изгиб шеи, плеча, ключицу. Поэтому когда добираюсь до губ, Эдди восторженно выстанывает и сжимает меня внутри себя слишком сильно.

— Ты, блять, убиваешь меня.

Каспбрак в ответ двигает бёдрами, подмахивает ими и насаживается глубже, лишь усугубляя ситуацию. Ему нужно привыкнуть, а он разгоняется слишком быстро, что просто сводит меня с ума.

— Сильнее, Ричи. Я не хочу, чтобы ты сдерживался.

Эдди звонко, так сладко выкрикивает, когда на секундочку я выскальзываю из него, чтобы вновь заполнить резким, грубоватым толчком. Всё как он и хотел. Стол под нами предупреждающе поскрипывает, но я лишь увеличиваю темп.

Движения ускоряются, и я вбиваюсь в его горячее, изнывающее тело раз за разом. Влажные от волнения руки выскальзывают, но я обхватываю Эдди под коленки сильнее и толкаюсь последний, особенно глубокий, раз. Каспбрак бьётся подо мной и впивается пальцами в плечи так, что они немеют.

Губы что-то беззвучно говорят, но я не разберу. Я всё ещё прижимаю его к кухонной столешнице, а босые ноги - я вообще не обратил внимания - больно впиваются в осколки разбитой кружки.

Но Эдди всё ещё не кончил, и всё моё внимание сосредотачивается на этом. Я тяну руку вниз и провожу влажной ладонью раз, два, на третий Каспбрак вздрагивает и сжимает внутри себя так сильно, достигая пика удовольствия, что мне стоит огромных усилий стоять на ногах.

Уборка заняла чуть больше времени, чем предполагалось. Мы постоянно отвлекались на то, что натыкались друг на друга на тесной кухне, мешались под ногами, но больше всего мешал Эдди, который беспардонно виснул на мне и отлипать явно не хотел. Я тоже скучал, но блин, осколки же повсюду.

— Итого, общий ущерб – две разбитые кружки, треснутый стол и масло по всему полу. Но с этим можно справиться.

Резюмирует Эдди и выбрасывает осколки в мусорное ведро. Пока он не видит, я кидаю на него настороженный взгляд. Он начнёт или я?

— Ты надолго приехал? — решаюсь спросить самый, как мне кажется, простой вопрос.

Каспбрак поворачивается ко мне, и его взгляд, измученный, говорящий сам за себя, так не вяжется с общим видом. Сразу видно, что мы с ним не сидели, культурно болтая. Шея пестрит тёмными засосами, губы ярко-красные, искусанные в кровь. Но всё всегда выдают глаза. От прежней дымки возбуждения не осталось и следа, в лице появилась напряжённость, печаль.

— Смотря на сколько ты меня примешь.

— А как же мама?

Эдди облокачивается спиной о кухонную тумбу и смотрит в глаза – открыто, смело. Как человек, который уже принял решение.

— Ты был прав, Ричи. Касательно всего. Не было у неё никакого рака, и она прекрасно знала об этом.

Несмотря на все мои догадки, я удивлён. Что люди ещё способны на подобные вещи. И в тот момент я вообще не был рад тому, что оказался прав.

Это же хорошая новость, но поздравить Эдди язык не поворачивается. Я ведь так и знал, что она чокнутая, повёрнутая на контроле сука. Но не думал, что она лживая чокнутая сука.

— Это точно? Как ты узнал это?

Мне даже не нужно спрашивать зачем, почему она это сделала. Ясно, как день, что она счастлива только, когда её сынуля рядом с её юбкой, делает, что она велит. Весь смысл её жизни в том, чтобы управлять кем-то. Чтобы кто-то зависел от неё морально, физически, финансово. Так было, сколько я знаю Эдди, и по его рассказам, началось это даже раньше, ещё в его детстве.

— После того, как ты сказал мне насчёт манипуляции, и что она, возможно, врёт, я присматривался к ней. В первую очередь меня напряг врач, к которому она ходила. Сколько бы я ни пытался откопать про него инфу, ничего не было, как будто кто-то подтёр личные данные. Она запрещала ходить вместе с ней на процедуры, я вообще ничего не видел, просто ждал её в коридоре. Единственное, какие доказательства я получал – это бумажки, результаты анализов, которыми она меня кормила не одну неделю. Всё выглядело официально. Ну, и её постоянные отказы лечиться в другом городе, подыскать врача лучше – на это она резко мгновенно реагировала отказом. Не похоже на человека, который действительно хочет вылечиться. А потом я услышал разговор между ней и её врачом. И всё стало понятно.

— Он с ней заодно?

Эдди кивает, а у меня внутри холодеет. Кто вообще может решиться на подобную авантюру? Неужели она настолько ёбнулась и отчаялась, что другого выхода вообще не видела?

— И самое смешное, знаешь что? Я просто этого не хотел признавать. Она ведь запросто может вычудить подобное. В этом вся она. Когда я был маленький, она вечно носилась надо мной и лечила ото всех болезней мира, даже если у меня их не было. Компенсировала свою любовь вот таким ебанутым способом. Это заставляло нас быть ближе друг к другу, и я действительно не представлял своей жизни без неё. Но потом это начало смахивать на сумасшествие, вся эта гиперопека и «забота». И когда она узнала, что я собираюсь уехать от неё учиться в Нью-Йорк, она взбесилась. Она ведь хотела, чтобы я поступил в ту жопу мира в Дерри, который она называет университетом, и был с ней вечно. Просто пиздец.

У Эдди не хватает воздуха говорить всё это на одном дыхании, и он делает паузу, наклоняет голову ниже, утыкает взгляд в пол и даёт себе передышку.

Я решаюсь подойти к нему ближе. Решаюсь приподнять подбородок и мягко провести по щеке пальцем. Слёз нет, всё сказано удивительно спокойным тоном. Но я не могу не чувствовать, как ему больно. Это меня словно пронзает это предательство, меня протыкают иглами эгоизма и обмана.

— Я полный дурак, что понадеялся на лучшее. Думал, что у нас всё ещё есть шанс.

— Это же твоя маман. Конечно, ты будешь надеяться.

Эдди качает головой резко, и я понимаю, как он зол сейчас, как представить себе не может, что ещё хоть раз вернётся в Дерри. Но я уверен, пройдёт время, и миссис Каспбрак снова покажется на горизонте. Она никогда не отпустит. И Эдди всегда будет слаб перед ней, если не вынесет этот урок.

— Сейчас я уже представить себе не могу, как снова начну ей доверять. Столько хуйни было, это просто невозможно.

Я молча, мягко глажу его по щеке и засматриваюсь на гневные, упрямые молнии в его глазах. Если бы я только был рядом. Мне так жаль, что меня не было рядом с ним.

— Ричи.

— Мм?

— Я увидел чемодан в твоей спальне утром. Ты куда-то уезжаешь?