Билл идёт уже с Бев, Стэн уезжает с родителями на этих же выходных, а Эдди есть Эдди. Поэтому, конечно же, остаётся самый главный милосердный дурачок, который еще и по воле судьбы одинок.

Беверли - хитрая кобра, о чём я не преминул ей сказать.

— Она заскочит к нам сегодня домой, как раз нормально познакомится со всеми.

Странное дежавю. Уже тогда что-то шевельнулось во мне, предчувствие чего-то неправильного, но похуй. Всего один вечер. Чисто подруге помочь.

Эдди развалился на диване, нагло забросив на меня ноги, а голова чуть ли не свисала на пол. Длинными, чуть вьющимися прядями касался пыльного пола, и как бы я ни шикал на него, чтобы встал - всё равно упрямо лежал в позе странной звезды, прикрыв глаза.

Мы выпили вроде бы немного, чтобы не снесло, разделили с ним на двоих всего пару бутылок крепкого пива.

Бев лишь губы смочила для приличия, а Билл всё никак не мог найти достойную его музыкального вкуса волну на радио. Его уже клонило в сон, как и всегда, когда выпьет хоть каплю.

Эдди качает длинной, стройной ногой, едва не забрасывая мне на плечо. Вот ему уже точно не наливать.

Когда она мелькает прямо перед моим лицом в очередной раз, я не выдерживаю и крепко, резко хватаю его за стопу. Вторую руку кладу на колено и уговариваю себя остановиться на этом. Не поднимать ебучую руку выше, не гладить, не ставить нас снова в запутанное положение, но Эдди приподнимает голову, посылает мне долгий, не читаемый взгляд, и это срабатывает как гипноз. Я скольжу ладонью выше, к бедру, прохожусь пальцами по тонкой ткани штанов, и бляха муха, как же хочется, чтобы этой долбанной ткани не было. Чтобы касаться голой кожи без препятствий.

— Ребят, это Кэти. Ведите себя хорошо, насколько вы вообще умеете.

Беверли заходит, как гром среди ясного неба, и сквозь слегка помутневшее сознание вообще не сразу понимаю, что от меня хотят. Что это вообще-то меня окликают и просят подойти.

Эдди убирает свои ноги и с большой неохотой садится по-человечески. Забрасывает ногу на ногу и хмурится. Даже не глядя, ощущаю, как спину мне буравят его наблюдательные, любопытные глаза. Но он молчит. Пока.

— Ричи, спасибо огромное за приглашение. Мы так классно проведём время!

То ли я перебрал, то ли Бев меня дезинформировала. Это я приглашал кого-то?

— Он будет только рад пойти на бал. Знала бы ты, сколько раз я его уговаривала.

У этой Кэти длинные светлые волосы, маленький аккуратненький носик и губы пухлые, чувственные. У меня сразу возникает ассоциация с Барби. Кукольная, идеальная внешность. И как в игре Симс над головой будто срабатывает мудлет отторжения, несоответствия характеров.

Не успеваю я и слова сказать, как Эдди подскакивает, удивительно ловко для того, кто пару минут назад растекался по дивану, и вольготно, раскованно подходит к Кэти в упор, протягивая руку:

— Я тут тоже есть, кстати. Эдди Каспбрак. Хотя вас я вряд ли заинтересую, потому что на подобную хуйню, типа слепых свиданий, не ведусь. Только Ричи по неопытности соглашается на всё, что ему подсовывают.

Говорит так, будто на рынке продавщица пытается продать мне испорченный товар, и становится ещё ближе ко мне. Но это не очень срабатывает, так как подруга Беверли по-прежнему глаз с меня не сводит, и мне нехуёво так неуютно.

— Эдди, остынь, — Беверли предупреждающе округляет глаза, жестом говоря “съеби и не нагнетай”.

Я поворачиваю голову на Каспбрака, и ком застревает в горле. Челюсти крепко сжаты, взгляд немигающий, он будто гепард перед прыжком.

— Я, по-моему, и не заводился ещё. Вы как раз прервали этот процесс.

Двусмысленно намекает, и я охуеваю с того, как его кроет. Бев и Кэти решают сделать самое умное, что можно придумать - переводят всё в шутку и смеются, будто он отколол невъебически юморной прикол.

— Ты чего нахуй творишь? — шепчу ему в ухо, когда девочки отошли на приличное расстояние.

Эдди врезается колким, беспощадным взглядом, будто пополам разрубить меня хочет. Хватает ртом воздух, что мне испуганно напомнить ему хочется «дыши, блять, всё нормально».

— И тебя это устраивает? То, что тебя сватают непонятно на ком, без твоего разрешения.

— А ты не перегибаешь палку? Это всего лишь танцы.

— Тебе что, десять лет? Танцы - это завуалированное прикрытие для школьников, чтобы потрахаться.

Если я стараюсь говорить тише, то Эдди не стесняется показать, что он думает. В полный голос говорит, будто мы одни в комнате.

Хорошо, что Билл врубил музыку громче.

— И? Тебе ли не похуй?

Не успеваю я опомниться, как Эдди хватает меня за руку и без слов тащит из комнаты. Его неслабо так качает, и, когда он захлопывает за мной дверь, вталкивает в комнату Беверли, понимаю, что выпили мы больше, чем бутылочка пива. Я ощущаю это в остекленевшем, мутном взгляде Эдди, в его состоянии не присутствия, будто здравый смысл щёлк и вырубился. Остались голые пьяные эмоции.

— Давай-ка проясним. Тебе значит можно трахаться направо и налево, знакомить со своими ёбарями, а мне на танцы с девушкой пойти нельзя?

Эдди смотрит на меня абсолютно расфокусированным рыбьим взглядом.

— Да трахайся ты сколько хочешь, — выплёвывает. — Только…

— Только что?

Мои нервы уже на пределе, и сам не замечая, я тоже поднимаю голос. Сердце вырвется сейчас из груди и плюхнется ему под ноги, трепыхаясь как полудохлая рыба на берегу. Я чувствую себя виноватым, ответственным за его состояние.

— Только не влюбляйся, блять. Я этого не выдержу.

Он тяжело дышит, заламывает руки, вижу, как сильно они дрожат. Это как раз один из тех случаев, когда Эдди демонстрирует свою дуальную натуру. Он злой, как тысяча чертей, но я вижу, как слёзы стоят в его глазах, а губы, готовые разразиться, искривиться в самых обидных ругательствах, подрагивают, сдерживая истерику.

Каспбрак нихуяшечки не уверен в себе. В нём бродит столько комплексов и сомнений касательно собственной привлекательности, собственной важности, и сколько бы раз он ни пытался вести себя, будто он бог секса и любви, внутри он всё ещё мальчик, который боится сказать даже своей маме, что ему нравятся мальчики. Сколько бы подтверждений его охуенности, его сексуальности, липких, пошлых взглядов в свою сторону он ни получил, он по-прежнему глубоко не уверен в себе. И сейчас самый главный его страх - что он не нужен. Не нужен мне.

Будто я растворюсь и исчезну, ни слова не объясняя.

— Я знаю, что веду себя очень глупо. И эгоистично. Но просто, блин, не могу смотреть, как к тебе кто-то клеится. Ещё и таким банальным, тупым способом.

Обхватывает себя руками, и от этого умилительного, чисто детского жеста, в этой попытке защититься, проскальзывает Эдди, который давным-давно пропал с радаров. Скромняга Эдди. Эдди, у которого раньше лицо стыдливо заливало от слова член. Это ведь не так давно было, а кажется, что в прошлой жизни.

— Я, наверное, надумал совсем не того, — заплетающимся языком лепечет Каспбрак. — Просто иногда ты так смотришь на меня, что я… Хуй знает, может, я вообще ни в чем уже не разбираюсь.

Горло сдавливает от его слов, тело бросает то в жар, то в холод, а ноги едва держат. Сейчас бы прилечь и вернуться к этому всему на трезвую голову. Не рубить с плеча, не выяснять отношения под градусом, но ёпт твою мать, так гораздо честнее. Сейчас я точно знаю, что Эдди не врёт. Боится, но говорит, пока алкоголь, как маска, придаёт сил.

На ватных, негнущихся ногах подхожу к нему, но не успеваю и коснуться, как в дверь барабанят, как на пожар.

— Какого хуя вы закрываетесь в моей комнате?

Беверли убить готова за вторжение на частную территорию, и мне не остаётся ничего, кроме как отойти от Эдди, который чудом не свалился, и открыть дверь.

========== Часть 4 ==========

***

У Эдди активная половая жизнь вообще началась довольно рано. Рано - даже по моим понятиям. Он первый из всех нас потерял девственность, у первого начались отношения, хоть так он никогда их не называл. Мутки, я бы сказал. Гуляния, которые обязательно ведут к сексу и ничего больше. Первый попробовал покурить. А потом и меня подсадил, хотя удовольствия никакого ни я, ни он не получали от этого.