- Да.

- Спасибо. Ты хотел историю, да? В общем, слушай. Ситуация, конечно, такая веселая, что до сих пор болит живот от смеха. Но сначала. Подожди. Я расскажу тебе одну историю, а ты мне поможешь определиться, - (бармен кивнул), - Слушай. Есть две сестры. У одной было прекрасное детство, и отец любил ее, а другую обделял вниманием, но жили они очень хорошо. Потом у первой сестры жизнь пошла по пизде, и она стала пить, даже копы обнаружили в мотеле с неизвестным парнем. А она была так пьяна.… Так пьяна, что ничего не помнила. В том числе, кто она.Полицейские ударили ее по лицу и сказали, что по ее вине, сестра теперь прикована к инвалидной коляске. Они впустую потратили свои жизни, но загвоздка в том, что прикованная сестра сама подстроила это и поплатилась ногами. Скажи мне, Эдвин Карсон, кто я? Я та сестра, что потратила свою жизнь впустую или та, что своими руками забила гвозди в крышку гроба?*

Он внимательно посмотрел на ее лицо и пустой безжизненный взгляд и впервые за долгое время испытал к ней жалость.

- Я думаю, что тебе хватит пить, Молли, - спустя время ответил Эдвин, успев приготовить еще парочку коктейлей. – Но если ты действительно хочешь услышать мое мнение, то ты, наверное, та, что сама заколотила свой гроб. Ты любишь портить себе жизнь.

Ригс повела плечами, принимая этот ответ, и снова залпом осушила бокал. Ее уже тошнило от водки с содовой или водки смэш как ее называли бармены и записывали в карту. Ее уже тошнило от людей, выпитого, неудач и жизни.

- Вызовешь мне такси? Я продала пикап, и завтра утром отгоняю его в какой-то пригород. Ты же сейчас спросишь меня о пикапе, поэтому я отвечу чуть раньше. Мне нужны были деньги. Джейн же в больнице, и я должна была рассчитаться с ними. Я работала. Я работала, Карсон, постоянно как крестьянская лошадь, как раб на плантации, собирающий хлопок или девочка негритянка, машущая опахалом до боли в запястьях, чтобы порадовать господ. Я даже драила полы в местной юридической компании, убирала грязь с чужих ботинок, чтобы найти деньги. Продала все, что было как последняя наркоманка. Разве, что тело еще не продала. А денег все было мало! Я работала, а это никто не видел, никто не оценивал, никто не гладил по головке, хваля и утешая. Сроки поджимали, а мне нужна была еще тысяча сраных долларов. Тысяча, Эдвин! Я не расставалась со своей крошкой последние годы, но продала, чтобы погасить долг и потом облегчить жизнь сестры, которая всю свою жизнь была у меня на поруках. И теперь хочешь смешную развязку?

- Ты проебала деньги?

Молли отрицательно покачала головой. Смех вырывался из нее какой-то истерикой, а на лице застыла безрассудная улыбка, от которой становилось жутко.

- Лучше, - она хлопнула ладонями по поверхность стойки. - Я оказалась в больнице с тремя тысячами, готовая просто бросать эти деньги в лица буржуев, демократов и республиканцев, а знаешь что? А Джейн умерла. Ха! Она умерла! Ты понимаешь? Она умерла! Она просто взяла и умерла, когда я уже чуть ли не из кожи вон лезла. Она умерла. Джейн мертва. Труп. Покойник. Мертвец. Джейн лежит себе в холодильнике и не заботится о проблемах. Почти ничего не поменялось, да? Ей снова не до проблем окружающего мира!Все равно! Она мертва, а мне приходится жить. Смешно, Эдвин? Почему ты не смеешься? Тебе не смешно?! А мне смешно! Ха! Ха! Мне очень смешно! Ну, посмейся, чего ты смотришь на меня?

Она залилась в припадочной истерике, ударяя ладонями по своим коленям, и со стороны могло показаться, то ей вспомнился какой-то забавный случай или анекдот, который до такой степени смешной, что невозможно прекратить смеяться. Если бы не перекошенное в гримасе отвращения, ужаса и жалости лицо бармена, замершего с грязным бокалом в руке.

Эдвин не мог отвести глаз от этого безумия, выплескивающегося со слюной, вырывающегося вместе со смехом отчаяния, лишенного веселья и здравого смысла. Он хотел нажать на кнопку вызова полицию и запереть ее за решеткой на пару часов. Пусть помечется как загнанный зверь, но перестанет заставлять его чувствовать это.

Отвращение.

Всегда неприлично громкая Молли Ригс стихла и вынула из кармана мобильный телефон сестры, утыкаясь в экран. Она водила пальцем из стороны в сторону, листая две домашних страницы на экране, и не могла понять, почему не выкинула телефон вместе с вещами. Устройству с сотней семейных фотографий там и место. В могиле. Под толщей земли. Рядом с костями и призраками прошлого.

Она приближала школьную фотографию и лицо четырнадцатилетней сестры. Еще не родившей, не испорченной. Ее младшей сестры без какого-то компаса и планов на будущее. Может, тогда Джейн уже все знала? Что умрет в Дерри, покончит с собой в месте как это, ее душа, неупокоенная как у всех самоубийц, будет бродить по Дерри и пугать детишек на День всех святых. Нагадала себе, что потратит семнадцать лет жизни и уйдет тихо, заблудившись в коридоре лабиринта вечного сна.

Я просто хочу быть рядом с тобой.

Часы показывали начало одиннадцатого.

Еще на один день меньше.

Видите, какова цена свободы тех, кто живет на пособие?

Молли собиралась вызвать такси, чтобы не ждать автобус и не видеть приевшихся ночных локаций Дерри, но предварительно заплатить по счетам здесь и впервые оставить чаевые, чтобы Эдвин знал, как она дорожит его умением слушать. Она на минуту задумалась, чтобы предложить ему уехать к ней или прождать его до конца смены, но это было лишним. Хватит пары долларов на чай.

«Одну «Кровавую Молли», пожалуйста»

Ригс слышала это своими ушами и, оторвавшись от телефона, бросила взгляда на бармена, который принялся за работу с непоколебимым выражением лица, будто бы заказали что-то обычное. Она повернула голову в сторону, натыкаясь на профиль этого парня, что буквально преследует ее. Куда бы ни отправилась, они обязательно встретятся. И дело не в маленьком городе, где все друг у друга на виду.

Это что-то напоминает.

- О, Молли, здравствуй, - Грей развернулся к ней в пол-оборота. Ей показалось, что раскосость глаз выпячивалась на первый план как никогда до этого. – Расслабляешься после рабочего дня?

Она кивнула и отвернулась, перехватывая запястья Эдвина, который собирался забрать еще парочку пустых бокалов, и потянула на себя с просьбой наклониться ближе.

- Что он заказал? – прошипела Молли, борясь с накатившим океанской волной приступом безумия. – Что?

- «Кровавую Мэри» с соусом табаско, - Эдвин смерил ее недоуменным взглядом, все еще не до конца переварив последнюю историю и последующий за ней припадок. Она его беспокоила, но он не решался сказать это вслух. Еще разнесет что-нибудь об его голову.

- Он почти постоянно здесь. Мне кажется, что он меня преследует, - продолжила Ригс с той же интонацией. – Он такой странный. Постоянно рядом со мной почти как этот припизженный кл…

Молли запнулась и отстранилась назад. Скажи же это. То, что давно надо было понять. Кто всегда оказывается рядом с тобой по неведанной причине, словно вживил в нее «маячок» и ведет себя слишком странно? Один временной промежуток, разные маски.

Клоун. Как же легко одурачить.

Она сдавленно сглотнула, не замечая ошарашенного взгляда Эдвина, отмахнувшегося от нее, и как в замедленной съемке повернула голову в сторону. Роберт делал глоток коктейля, возможно, наивно полагая, что там будет настоящая кровь. За ухо снова была убрана сигарета.

- Мне нужно идти. Вы же принимаете карточки?

Бармен кивнул и достал терминал для безналичного расчета.

- Ну что ты, Молли, - вмешался Роберт, доставая из кармана рубашки бумажник. – Я могу оплатить. Почему бы и нет?

Как это по-джентльменски. Но еще навязчиво. Чтобы она не потратила своих денег, чтобы проиграла суд, чтобы осталась здесь навсегда.

- И все же. У меня здесь приличный долг.

- Я настаиваю.

Он протянул пятьсот долларов с легкостью, с которой тратятся деньги, но никак не зарабатываются. Откуда он их берет? Грабеж, продажа органов на черном рынке? Или он, в самом деле, социальный работник, убивающий детей из неблагополучных семей, а потом продает их?