Ночью, поддавшись явной ностальгии, Кейси долго перечитывала первые электронные письма, написанные под впечатлением ночного убийства и их прощания. Не ограничивая себя одними “мейлами”, были перечитаны и наброски к книге, хранящие подробное описание того дня, когда она осталась одна в комнате, а через пару часов проснулась с Хедвигом.
От мысли о ночных сновидениях становится не по себе.
Она не впервые контактирует с кем-либо из личностей во сне, позволяя тёмным фантазиям вырваться наружу, компенсируя длительное отсутствие общения в реальности. Время, которое должно было сгладить все острые углы в воспоминаниях, делая их отголоском прошлого, будто специально лишь усиливало былую привязанность.
Сложнее всего смириться с тем, что всё пропало. Как и при смерти отца, Кейси казалось, что происходящее – сугубо её вина и неумение защищать близких людей. В детстве всегда кажется, что будешь жить вечно, а кошмары развеются, когда небо озарит солнечный луч.
Детство — это королевство, где никто не умирает.*
***
На станции Лоример в Бруклине Кейси часто слышала игру музыкантов, зарабатывающих своим талантом. Люди любили эти музыкальные паузы, которые отвлекали от мрачных мыслей, нагоняемых действительностью. Но сейчас меланхоличная музыка, разливающаяся по всем смежным вагонам, давала обратный эффект, ещё больше вгоняя окружающих в тоску.
«… They say that the world was built for two
Говорят, мир был создан для нас двоих,
Only worth living if somebody is loving you
Жить стоит, лишь когда тебя кто-то любит…»**
Изнеможённые, как сонные мухи, пепельно-серые люди заходили в вагон и через несколько станций выходили, а на их место возвращались другие. Молодые и амбициозные, беженцы и коренные жители, мигранты и простые туристы - они становились лишь пятном лиц, которое Кейси видела изо дня в день, из недели в неделю, из года в год на протяжении пяти лет.
Первую половину дня было решено посвятить встрече с Жаклин, которой, по подсчетам врачей, должно было стать лучше, а затем следовало набраться терпения и пережить три часа вечера за просмотром фильма.
«Куда смотрит полиция, позволяя психам разгуливать по улице», - донеслось от тучной женщины, перешедшей с конца вагона. Она придерживала своего сына за плечи, как будто защищая от угроз внешнего мира.
Посмотрев по сторонам, Кейси попыталась понять, кому предназначались эти слова, но безрезультатно. Поезд остановился на пересадочном узле Мертл-авеню — Уайкофф-авеню. Толпа хлынула в вагон, и поиски стали бесполезны. Вероятность, что этот человек не сменил линию Канарси на Мертл-авеню, была приближена к нулевой отметке.
- Поприветствуй миссис Кеннеди, - шепнула медсестра, стоило Кейси появиться на пороге палаты Жаклин. – В этот раз на несколько недель раньше.
Жаклин беспокойно ходила по комнате в одном из лучших платьев от Барри, которое Кейси радушно передарила ей. Будучи самой молодой первой леди из двадцати девяти ранее занимавших белый дом, она чувствовала, как все без исключения принимают ее за тщеславную расточительницу средств, как в своё время Марию-Антуанетту, и ожидают, когда она поднимется на эшафот.
- Доброе утро, миссис Кеннеди, - Кейси поклонилась, вспоминая, как когда-то подстраивалась под общение с Хедвигом. Мысли о ночи вновь дали о себе знать.
- О, моя милая, я так рада, что ты зашла! – Жаклин прекратила свои беспочвенные терзания, учтиво предлагая присесть за стол. – Я так волнуюсь перед экскурсией по Белому дому. С тех пор, как Джек стал президентом, я почти всегда должна держать себя в руках, ведь первая леди - пример для подражания. А ещё нужно следить за восстановлением исторической стороны нашего нынешнего жилища.
Женщина протянула несколько изрядно засаленных пальцами глянцевых фотографий интерьера Белого дома, которые тщательно хранила от посторонних глаз.
- Вы справитесь и покажете этим людям, какой вклад вы внесли.
Лицо Жаклин преобразилось в расслабленной улыбке. Чужие слова чаще вселяли в неё надежду, чем то, что она видела собственными глазами.
- Ты чем-то обеспокоена, Кейси? – она слегка сжала ее руку в дружеском жесте. – Ты не должна мне завидовать и скрывать свои переживания. Я хочу знать, что волнует жителей этой великой страны. Это моя обязанность.
Жаклин верила в то, что говорила, и эта вера губила её.
Некоторые психологи и психиатры, включая её лечащего врача, считали, что диссоциативное расстройство идентичности в случае Жаклин Розенберг имеет ятрогенный или надуманный характер. Когда-то она услышала от матери, что её назвали в честь сороковой первой леди, а потом кто-то назвал её другим именем, и она поверила, что в ней живет кто-то еще, например, Джеки Кеннеди.
Глубина психоза состояла в непринятии реальности, где ей выпала роль педагога в младших классах, отразившаяся в Джоан. Её мучила депрессия и панические атаки, вызванные страхом смерти, забравшимся глубоко под кожу и пустившим свои корни.
- Просто неприятный разговор с психологом. Пустяки.
- Все психологи, за исключением тебя, просто ненормальные, - поспешила заверить женщина. – Когда я думаю о том, что мне пришлось бы находиться в их обществе двадцать четыре часа в сутки, мне откровенно страшно. Что они наговорили тебе?
- У меня стокгольмский синдром, - честно призналась Кук, перехватывая взгляд медсестры, оповещающей, что через пятнадцать минут Жаклин вколют транквилизатор. Ежедневная процедура, превращающая подвижного человека в самый настоящий овощ, не имеющего ничего общего с жизнью, бурлящей в каждом из нас.
- Не верь в то, что тебе говорят.
Легко утверждать, будучи пациентом психиатрической клиники.
- Миссис Кеннеди, - не скрывая комичности ситуации и иронии в голосе, отозвалась Люсиль, занося капельницу. – Вам нужно выспаться перед проведением экскурсии. Вы же не хотите, чтобы публика запомнила первую леди с кругами под глазами?
- Да-да, верно, - немного смутившись, согласилась Жаклин, возвращаясь на кровать. – Я в последнее время так плохо сплю. Джек говорит, это нервное.
Она рефлекторно дернулась, прикрывая глаза, когда игла катетера вошла в вену.
- Кейси, - сдавленным голосом произнесла женщина, как только Люсиль установила капельницу. – Кейси, подойди ко мне.
Кук повиновалась, оказываясь подле неё. Чувство жалости к Кевину, переполнявшее её, не было столь же сильным по отношению к Жаклин, но лишь на минуту представляя, что любящая жена видит смерть мужа в своей голове снова и снова, Кейси переносила это на себя. Смогла ли она смотреть, как в Денниса стреляют?
Смогла ли она просыпаться каждое утро на протяжении нескольких месяцев с этой мыслью?
- Кейси, я потерялась, - прошептала Жаклин, хватая ее руку, как спасительную соломинку. - Я не могу понять, что настоящее, а что….
Она хотела сказать что-то еще, но язык и сознание больше не слушались. Её беспомощный и в то же время обезумевший взгляд бегал по лицу Кейси в поиске ответов на такие простые и одновременно сложные для восприятия вопросы: «Что было спектаклем? Что было реальностью?»
- Пойдем, - Люсиль похлопала Кук по плечу. – Леди нужен отдых. Может, чаю?
- Кофе. Без сахара.
Люсиль было меньше двадцати одного, и здесь она даже не считалась за медперсонал. Её родственники были высококвалифицированными специалистами в области клинической психологии, и её нахождение здесь было предписано с рождения. Она была молода и никогда не сталкивалась с горем, кроме того, что наблюдала каждый день в лицах пациентов.
Если бы здесь оказался Деннис, то Люсиль первая бы отправилась как десерт священного ужина. Беззаботность отражалась в её поступках и жестах, таких как свист и палец у виска, когда происходило что-то из ряда вон выходящее.
- Поражаюсь тому, как ты выслушиваешь её, - заметила Люсиль, отводя Кейси в комнату отдыха, предназначенную для младшего персонала. – Я после пяти минут в компании миссис Кеннеди готова свихнуться.