Он стиснул её плечи мертвой хваткой, стал жестким и ледяным, как статуя. Она не видела его лица, но знала, что оно мертвенно-белое, а глаза черные и пустые.

— И я знаю, как поступить, чтобы защитить тебя, школу, всех этих детей от того, что видел, что делал. Я могу выиграть вам время, по крайней мере. Не допустить самого страшного. Это то, что я должен, — он шептал так быстро, что не успевал дышать. — И вместо того, чтобы делать все от меня зависящее, я вдруг решаю, что могу рассчитывать на большее. Что мне достался приз.

Он рассмеялся, хрипло, зло, почти безумно.

— Я так жажду обладать тобой, так хочу, чтобы ты любила меня, верила, ждала, прощала. Чтобы ты оправдала меня. Мне стало казаться, что у меня есть будущее, что… Но это неправильно, Гермиона. Тебе не вытащить меня, это я затащу тебя в свой ад, я сломаю тебя. И у меня нет сил даже на то, чтобы поступить правильно и оттолкнуть тебя. Я увидел что-то другое и теперь не могу просто смириться, как раньше.

Он замолчал и уткнулся ей в шею, она чувствовала, как напряжены его мышцы, как ходят желваки под обескровленной кожей. Он дышал рвано, через раз, ей казалось, что он плачет, но он, очевидно, не мог. Сколько же всего скрыто в нем? Как он умудряется держать это все под контролем день за днем, прятать, играть роли? Она понимала. Северус держался только на отчаянии, ненависти к себе, вине. Он решил свою судьбу и двигался к цели, стремясь получить искупление. А она ворвалась в его мир… Получалось, Дамблдор защищал его от неё?

Гермиона вдруг почувствовала себя воровкой. Она разрушила его такую простую сложную жизнь. Дала надежду, предложила другой мир. Разве любовь не прекрасна? Она же любит его, она его хочет, она готова отдать ему всю себя. Но любовь — это не только симпатия и секс, это принятие. Было ли ей не важно, что он убийца? Разделит ли она всю его боль? Простит ли за то, что он, вероятно, никогда не сможет выразить ей свои чувства? Он был надломлен, почти уничтожен и не ждал от неё этой жертвы, но он, несомненно, хотел этого. Он мечтал, цеплялся, как утопающий, ведь она сама так беспечно предложила ему все это.

— Северус, я на твоей стороне. Не на их стороне, ни одного из них, я выбрала тебя. И я все ещё верю в тебя, я буду рядом.

— Я не вижу выхода. Все, что я делаю — это пытаюсь украсть твое время.

========== 13. Сожаления ==========

Гермиона действительно старалась. Принять ответственность, сделать что-то, исправить. Но как бы она не стремилась быть сильной, в глубине души все равно надеялась, что кто-то все починит — Дамблдор, Северус, Орден. Что у директора есть план, который решит все их проблемы, что Снейп может выйти сухим из любой ситуации, что однажды она проснется, а все крестражи, Пожиратели, Воландеморт уничтожены, не существуют. Что все сделано чужими руками, а её — чисты.

Было так тяжело признать, не на словах, а действительно понять и принять, что нет красивых решений. Что скорее всего всем им придется если не применить Аваду, то, по крайней мере, поспособствовать уничтожению Темного лорда и хотя бы части его последователей. Она бы хотела, чтобы они все исчезли. «Умерли», - шепнуло честно подсознание. И вот непростительное становится простительным. Ей было легко осуждать Дамблдора со своей идеалистической позиции, но если открыть глаза, то, очевидно, он знал больше неё, и это заставляло его принимать непопулярные решения. Не факт, что все они были правильными, возможно они были просто единственно возможными для него. Поэтому он так много замалчивал и притворялся — он не рассчитывал на понимание и прощение. Ему нужно было их доверие, чтобы задуманное сработало. Цинично, но он знал ставки. Она за глаза осуждала и Гарри за его узколобость, но сама отказывалась взглянуть правде в глаза.

Магия была вокруг них, в их палочках, заклинаниях, но как оказалось в них самих — в умах и в сердцах — не было ничего волшебного. Сказка рассыпалась на глазах, она вдруг почувствовала себя взрослой — растерянной, слабой и… нет, она не была одинока.

— Я тоже не вижу выхода. Возможно его и нет, — она отстранилась от Северуса и посмотрела ему в глаза, — но мы попытаемся.

— Не слишком то оптимистично, — его голос охрип, он был разбит из-за своего срыва.

— Пришло время для реализма, — Гермиона улыбнулась и взяла Северуса за руку. — Тебе надо отдохнуть.

Она затащила его в спальню и заставила выпить снотворное зелье. Он выглядел опустошенным и больным, так отличаясь от своей педантичной утренней версии, которой она восхищалась. Но это не делало его слабым, он просто был человеком. Он признал, ему пришлось признать, что в его жизни есть не только цель. Это сделало его уязвимым, сомневающимся в себе и в своих действиях. Он испугался её, за неё и своих чувств, но он раскрылся перед ней. И хоть они оба не ожидали, что все так обернется, единственное, что она могла — взять его за протянутую руку и поверить. Они либо выплывут, либо утонут. Вместе.

Гермиона смотрела, как Северус засыпает. Его черты разгладились, маска боли спала, он выглядел умиротворенным. Она провела пальцами по морщинам, из-за которых он выглядел суровее и как будто вечно недовольным. По волосам, разметавшимся на подушке. По горбинке носа. Пускай Северус был гораздо старше её, но ему все равно было только тридцать семь. Это не тот возраст… Впрочем, он поставил на себе крест гораздо раньше. И она сделает все, что в её силах и даже больше, чтобы оправдать его слабые, едва теплящиеся надежды на жизнь и любовь. Но сначала надо было отыграть свою роль.

— Я ждал вас раньше, Гермиона, но лучше поздно, чем никогда.

Дамблдор стоял у окна, заложив руки за спину. Одна ладонь, видневшаяся из-под длинного рукава мантии, была совершенно черной. Он даже не обернулся.

— Чего вы ждали? Моего просветления? Так и умерли бы, никому ничего не сказав, если бы не дождались? — она хотела злиться, но пришло почему-то только смирение.

— Вероятно так, — его голос тоже был совершенно безэмоционален.

— А если бы все пошло не так, как вы планировали?

— Все уже пошло не так.

— Ваша скорая смерть… это случайность. Вам пришлось все переосмыслить из-за неё. Но как?

— В проклятый крестраж, кольцо Мракса, был вставлен один из Даров смерти — Воскрешающий камень. Я не удержался от соблазна.

— Дары смерти?

— Нам предстоит длинный разговор, Гермиона. Присядьте, он вам не понравится.

Когда они закончили, она полулежала в кресле, чувствуя себя обессиленной. Дамблдор тоже вернулся к себе за стол и смотрел в никуда, напоминая скорее восковую фигуру, чем того могущественного волшебника, что она знала когда-то.

— Как вы жили с этим?

— Мой брат, Аберфорт, считает, что я играю с жизнями людей, чтобы достичь высших целей. Наверное, так и есть, но не думайте, что я получаю от этого удовольствие или не считаюсь с потерями. Я бы предпочел, чтобы их вообще не было, но в эти игры… в эти игры играю не только я.

— Теперь и я тоже, — отозвалась она бесцветно.

— О, дорогая, — он, казалось, вернулся к своему обычному тону, — надеюсь, что нет. На самом деле, в сложившихся обстоятельствах, у вас гораздо больше возможностей, чем у меня.

— В чем? Дожить до лета?

— Не только. Северус никогда бы не принял помощь от меня, честно говоря, я удивлен, что он до сих пор не покончил с собой, — Гермиона вздрогнула. — Теперь у него есть шанс.

— Шанс? В таких обстоятельствах…

— Я надеюсь, что и у Гарри он есть, — он резко прервал её, но в голосе его чувствовалась горечь.

Она не ответила.

— Я говорил вам ранее и говорю сейчас, мне жаль, что я взвалил на вас эту ношу. Будьте осторожнее с информацией. Вы все честные, сильные люди, но…

— Но вы предпочитаете сначала загнать человека в безвыходную ситуацию, а потом спрашивать? Или, что хуже, вообще не ставить его в известность, а манипулировать, обставляя все так, как будто он сам пришел к нужным вам выводам и действиям.