Майское солнце приближалось к зениту. С городских улиц медленно исчезали длинные тени. Ярко искрились золотые купола церквей.

Базарная площадь напоминала растревоженный улей. С примыкающих улиц на нее въезжали гружёные телеги, сновали люди – продавали, покупали, прогуливались скуки ради.

Среди них привлекала внимание высокая стройная девушка в черном платье. Стараясь не смотреть по сторонам, она опустила голову и поспешила затесаться в толпе. Разодетый мужчина лет пятидесяти смотрел на красавицу полным восхищения взглядом.

Девушка торопливо пересекла площадь и вышла к зданию почты. Когда она остановилась у входа, преследовавший ее мужчина замер в стороне.

Девушка перешла через зал к прилавку и, не задавая вопросов, жалобно посмотрела на пожилого служащего, занимающегося сортировкой писем.

Тот поднял голову и, глядя на неё поверх очков, натянуто улыбнулся:

– А-а-а, снова пришла, милая? А я вот тебя и нынче порадовать не могу. Нет весточек от мужа: ни письма, ни похоронки. Я же тебе не раз говорил, горюшко луковое: коли на твоё имя что будет, я сам тебе в Зубчаниновку принесу.

Тяжело вздохнув, девушка развернулась к выходу, сопровождаемая полным сочувствия и сожаления взглядом.

Заинтересовавшийся красавицей мужчина терпеливо дожидался её выхода у двери почты. Занятый своими мыслями, он не заметил, что рядом остановилась коляска. Сидевший на козлах кучер лёгким покашливанием прочистил горло и поинтересовался:

– Иван Ильич, домой-то когда поедем? Нам ещё…

Мужчина вздрогнул от неожиданности, развернулся и погрозил кучеру кулаком.

– Понятно, барин, – вздохнул тот. – Моё дело маленькое, затыкаюсь и жду.

– Эй, дружище? – и кучер лениво повернул голову влево.

Рядом остановилась коляска.

– Чего тебе?

– Да так, – хмыкнул кучер. – Вот и мой барин такой же обормот, как и твой. Как куда уйдёт, так разом и провалится. Бывает, часами его дожидаюсь. И слова ни скажи, слухать не станет. А ежели под мухой будет, то и в рыло садануть горазд.

– Не-е-ет, мой барин кулаками не шалит, – усмехнулся кучер. – И к слугам своим относится заботливо. Человек он в Самаре уважаемый, значимый. Может, слыхал про купца Ивана Ильича Сафронова?

– Не знай, может, и слыхал, – хмыкнул «коллега». – Судя по коляске, видать, человек большущий, барин твой, и немалых денег стоит.

– Верно, таков он, – согласился кучер. – Больших, очень больших денег стоит барин мой. И баб красивых недуром любит. Как завидит красотку, так и разум из башки вон.

Выйдя из здания почты, девушка тут же оказалась в объятиях купца Сафронова. И оба кучера замолчали, наблюдая за этой картиной.

– Позволь представиться, красавица, – горячо прошептал Сафронов, обнимая девушку. – Меня зовут Иван Ильич, а тебя как?

От неожиданности девушка вскрикнула и упёрлась ему в грудь обеими руками.

– Твое красивое личико полно печали, – не замечая сопротивления, горячо шептал Сафронов. – Только прикажи, и я брошу к твоим великолепным ножкам всё, что пожелаешь!

Девушка затрепетала, у неё подкосились ноги. Тяжело дыша, она тщетно пыталась высвободиться из рук незнакомца.

– Ну, чего артачишься, красавица? – наседал тот. – Я как тебя увидел, так и разум потерял. А ты… Ну чего ты кочевряжишься, красотка?

Горящий взгляд Сафронова прожигал девушку насквозь.

– Негоже так, барин! – в отчаянии воскликнула она, резко откинув голову. – Что люди-то скажут! Замужняя я и не нуждаюсь в ваших ухаживаниях.

– Да-да, я дурно воспитанный грубиян, – отпуская её руку, ухмыльнулся Сафронов. – Если тебя постигло какое-то горе, только скажи? Я берусь утешить тебя в своих горячих объятиях!

Купец пытался взять девушку пальцами за подбородок, но она уклонилась. Тогда он снова попытался обнять её, но она развернулась и побежала под хохот и улюлюканье толпы.

– Ну? Чего скалитесь? – раздражённо закричал на гогочущих людей Сафронов. – Делами займитесь, пока зенки не полопались.

Бежать за девушкой и искать её в толпе купец не решился. Тяжело вздыхая, он направился к двери почты и зашел внутрь.

Войдя в зал, Сафронов осмотрелся и, увидев разбирающего почту мужчину, подошел к прилавку.

– Чего вам? – прерывая работу, спросил тот. – Я не принимаю и не выдаю корреспонденцию.

– Мне до твоей корреспонденции дела нет, любезный, – ухмыльнулся Сафронов. – Знаешь ли ту девушку, которая только что вышла из здания?

– Евдокия Крапивина это, – задумчиво ответил служащий, – только не девушка она, а замужняя женщина и души не чает в своём муже.

– А ты откуда знаешь? – удивился Сафронов.

– Так уж год прошёл, как он на фронт ушёл, бедняга, – вздохнул мужчина. – Видать, сложил где-то головушку на поле брани. А она вот от него всё весточку ждёт и едва ли не каждый божий день к нам заглядывает.

– Спасибо, старик, – выдохнул воодушевлённо Сафронов. – Спасибо за весточку добрую. А теперь говори, где живёт она, и я больше не буду мешать твоей работе.

– Не взыщи, барин, но я не могу тебе сказать, где она проживает. Ты же к блуду склонять её собираешься, а я не приемлю такого безобразия, – покачал головой служащий.

Сафронов достал из кармана пятирублёвую купюру.

– А ты не думай о совести, старик. Говори, где живёт эта девка, и здоров будь. У меня нет времени с тобой тут рассусоливать.

– Скажу тебе, барин, – нерешительно произнес служащий. – Не простая она девка. Ну ежели желанье в том есть, ищи её в Зубчаниновке у хлыстов-христоверов.

У Сафронова от удивления вытянулось лицо.

– Так что, эта девица сектантка?

– Я сказал всё, что знаю, – усмехнулся мужчина. – А теперь прощай, барин.

Сафронов с озабоченным лицом поспешил к выходу. Служащий пригладил ладонью карман, в который положил полученную купюру, и продолжил свою рутинную работу.

Мария Белова, сестра Евдокии Крапивиной, была высокой красивой девушкой. Она хорошо знала все заповеди христоверов, соблюдала их обычаи. Сектанты отвергали все родственные узы, считаясь духовными братьями и сёстрами. Мария изо всех сил пыталась относиться к Евдокии как к духовной сестре, но не получалось. Сердце противилось подобному кощунству.

Мария была младше Евдокии на пять лет и всегда относилась к ней с почтением и уважением. Вслед за старшей сестрой и ее мужем она ушла к хлыстам. Родители отказались от них, и Мария всю свою любовь отдавала теперь ей.

В избе стало совсем темно. Девушка зажгла свечу и стала накрывать на стол в надежде, что сестра вот-вот появится. Огонёк свечи тускло освещал горницу, и она казалась мрачной темницей с гладкими скамейками, используемыми хлыстами для собраний и радений.

В очередной раз вздохнув, Мария вышла на крыльцо. Сердце наполнилось тревогой.

– Никак в церковь снова зашла и теперь выстаивает там все службы! – в сердцах высказалась девушка. – Если не побоится идти в темноте, то скоро явится. А если побоится? К кому на ночлег попросится?

Мысль о том, что сестра может попасть в беду, не на шутку встревожила девушку. Сердце болело и ныло в груди, и дальнейшее ожидание превратилось в пытку.

Евдокия вошла в дом, когда на улице уже совсем стемнело. Мария сухо поздоровалась с сестрой и выставила на стол ужин.

– Что с тобой, Маша? – спросила Евдокия. – Ты сама-то поужинала?

– А чего мне ждать, – едко ответила Мария. – Я уже давно поела, покуда ты отбивала в церкви поклоны.

Евдокия начала есть приготовленную сестрой пищу и…