– Леруня, быстренько мой руки – и за стол. У меня новость! – и убежала обратно.

Я полюбовалась ею со спины: в домашних бриджиках и футболке она казалась моей ровесницей. Ей тридцать пять, но нас этим летом в Турции за сестер принимали. Правда, все больше турки, но и наши иногда подкатывали. Маме было приятно, я видела.

Быстренько скинув свои любимые «Конверсы», я ушла к себе переодеваться. Через минуту сидела в нашей пятиметровой кухне за столом, покрытым нежно-голубой скатертью. На нас двоих с мамой такой кухни вполне достаточно. А когда она уходит на сутки, даже с избытком. Не люблю быть дома одна, но что поделаешь. Раньше с нами жила бабушка. Она до жути обожала смотреть бандитские сериалы и фэнтези-фильмы. И, наверное, от нее мне передалась такая сильная любовь к сказкам и волшебным историям. А вот кровавые разборки на экране мне как-то не полюбились. Мы часто проводили вместе вечера, но, когда мне было лет одиннадцать, бабушка вышла замуж и переехала в Великий Новгород.

Мама – наш единственный кормилец, поилец и шмоткопокупалец. Так она говорит. Она работает неонатологом в частной клинике – принимает новорожденных детишек в этот мир.

– Что там у тебя за новость? – Я зачерпнула сметану и плюхнула в тарелку поверх горки пельменей. – Кстати, – вспомнила я, – тебе тут классная привет передавала. В моем дневнике.

– Не поняла, – мама сделала строгое лицо.

– Замечание по поводу моего внешнего вида. – Для наглядности я тряхнула головой, и косички радужными лентами мелькнули у меня перед глазами.

– А, – она махнула рукой и откинулась на спинку стула, – я тебя предупреждала – не поймут. Не все настолько лояльны, как я, и способны дать подрастающему поколению возможность для самовыражения.

– Во-во, – обрадовалась я, – я так и сказала про самовыражение.

Отличная все-таки у меня мама, несмотря на позитивный образ мыслей.

– Так что за новость? – вспомнила я, набивая рот пельменями. – Замуж собралась? – Я хрюкнула, представляя, насколько нелепо это звучит.

– Да, – мама округлила глаза и аккуратно сложила ручки на скатерти.

Недоеденный пельмень едва не выпал у меня изо рта.

– Шутка, – успокоила она, видя мое полуобморочное состояние. – Что, испугалась?

Мама хихикнула, радуясь, что так удачно поймала меня на моей же подколке. Я лишь сглотнула в ответ и спряталась в чашку с чаем.

– Я договорилась с профессором! Ты бы знала, чего мне это стоило, – пожаловалась она. – После уроков ты будешь посещать его подготовительную группу в институте. Он – просто чудо, гений! И главное, все, кто занимался у него, все его ученики поступили на бюджет.

Ну что ж! С профессором так с профессором. Главное – выкроить время для танцев, остальное – позарасти! Мама хочет, чтобы я пошла по ее стопам, поступила в медицинский и стала врачом. Потому что следует обеспечить себе надежную профессию в жизни, и так далее и тому подобное. Очень долго, очень скучно и очень много слов. Сплошное позитивное настроение и правильное направление мыслей. Однако с мамой лучше не спорить – она готова пойти навстречу, когда дело касается внешнего вида, друзей или увлечений. Но только в том случае, если они все вместе взятые не мешают поставленной ею цели. До сих пор явных противоречий не случалось – училась я прилично, и маме этого было достаточно. Мне не хотелось даже воображать, на что способна мама в случае противостояния. Потому что она у меня железная. Вырастить дочь в одиночку, выучиться в вузе и содержать нас троих, пока с нами жила бабушка, дорогого стоит. Так они обе всегда говорили.

Я погрузилась в себя и продолжала рассеянно кивать, пока одна ее фраза не выдернула меня в реальность.

– Оставишь наконец свои дурацкие танцы и начнешь заниматься учебой по-настоящему.

– Мама! – Я возмущенно бросила вилку. В тарелке, в лужице растаявшей сметаны, плавали четыре пельменя. – Я и так занимаюсь!

– Этого недостаточно, – в мамином голосе появились железные нотки: – Ты прекратишь посещать дэнс-студию и полностью посвятишь себя подготовке к поступлению в институт!

– Я этого не сделаю!

– Сделаешь! Твои занятия оплачиваю я, поэтому и решать тоже буду я!

Откинувшись на спинку стула, я обхватила себя руками. Я чувствовала, что губы мои предательски дрожат, и крепче сжала их. Уставилась на маму упрямым «бараньим», как она его называла, взглядом. Но у самой в глазах уже собрались слезы, готовые выплеснуться, доказывая мое бессилие.

– А как же конкурс в Москве? Ведь он же вот-вот! В осенние каникулы! Я обязательно должна выступать! Как ты не понимаешь?! Я столько работала ради этого, я так ждала!

Я чувствовала, что сейчас расплачусь. Нет – разревусь. Как дошкольницей ревела из-за невыполненного мамой обещания сводить меня в цирк, или в кино, или еще на какую-нибудь ерунду, которая мне сейчас и даром не нужна, а нужно только одно – чтобы мне позволили заниматься тем, что я обожаю.

– Леруня, – мама попыталась перейти на примирительный тон, – нельзя всю жизнь задницей на сцене крутить! Выступишь где-нибудь еще: в школе например…

– В школе?! – Я расхохоталась, и слезы все-таки поползли по щекам, застилая все и смешивая в один разноцветный витраж голубенькую скатерть, календарь с рыжим котом на стене, фиалки на подоконнике и мамино строгое лицо. – Ты сама не понимаешь, что говоришь! Мой уровень – это всероссийские соревнования по современному танцу! – закричала я и вскочила, с грохотом опрокинув стул.

Но мама была непоколебима:

– Не смеши меня! Танцы любого уровня – это только хобби. Если имеешь цель, стремиться к ней надо, не отвлекаясь на побочные развлечения.

– Это ты имеешь цель, а не я! На фиг мне твой медицинский институт сдался, если из-за него я должна бросить танцы! Они – моя жизнь! – Слова полились из меня неконтролируемым потоком: – Если не ошибаюсь, то примерно в моем возрасте ты-то как раз и отвлекалась на побочные… ммм… развлечения!

Это был удар ниже пояса. Мама родила меня в семнадцать. Даже я понимала, что перегнула, поэтому ее приказ уйти к себе выполнила беспрекословно. Правда, не забыв в знак протеста как следует хлопнуть дверью.

Завалилась на кровать и воткнулась в планшет. Пролистала ленту новостей ВКонтакте. Ничего интересного. Помимо нескольких приглашений в совершенно ненужные мне группы, было два личных сообщения. Одно от Sh. Tass – Таськи, другое от Вербицкого Макса. Боже мой, этому-то что от меня понадобилось?

Озадаченная, открыла его сообщение первым.

«Не передумала?» И стикер – клоун с радужной шевелюрой.

Вот докопался! Я разозлилась, отшвырнула планшет и начала судорожно расплетать косички. Но хитроумная Таська закрепила их на концах тонюсенькими резиночками, и теперь я, охваченная яростью, только что не вырывала собственные волосы.

Чтоб оно все пропало! Через несколько минут дерганья себя за волосы я выдохлась и так, с растрепанными патлами, местами заплетенными в разноцветные плети, устало растянулась на кровати. Снова нащупала планшет и проверила Таськино сообщение. Она напоминала мне, что в субботу у нее днюха, и приглашала в клуб «А2» ровно к семи.

Я начала размышлять, что бы ей подарить и как удобнее добраться до клуба. На совместный путь к месту рандеву я даже не рассчитывала, хоть мы и живем в одном подъезде. У Таськи тысяча парней, готовых сопровождать ее куда угодно, и она этим пользуется. При этом умудряется со всеми ними сохранять дружеские отношения и не иметь крепкой привязанности ни к одному. Я так не умею – зациклилась на Кисличенко и не знаю, как вернуть его. Я почувствовала себя самым несчастным человеком на земле.

Пиликнул сигнал еще одного оповещения – на страничке группы, которую вела моя преподавательница уличных танцев, появился репост о соревнованиях в Москве. Я осмотрела красочную картинку с изображением счастливых танцоров, облаченных в рваные джинсы и белые майки, и, откинувшись на подушки, взвыла.

Как же меня бесило нелепое мамино требование бросить танцы! И все из-за какого-то института. Я даже врачом быть никогда не хотела! Это мамина идея. Но, похоже, она настроена серьезно, и у меня нет выбора. Занятия, действительно, оплачивала она, моей заслугой были только награды за выступления.