Сегодня ни-ни, предстоит ответственный разговор с директором департамента полиции столицы, с самим графом. В Новгороде небось и сейчас ломают голову в поисках причин, по которым Кукушкина вызвали в Петербург, и никто иной, как сам всесильный Бенкендорф. Виталий вспомнил, как познакомился с командиром егерей, о которых на той войне ходили легенды. Шутка ли, эти части являлись гордостью армии и ее главной огневой мощью. Кукушкин же воевал в легкой кавалерии, а это самые слабые подразделения армии, там всегда не хватало дворян. Сей недостаток покрывали казаки, не любившие немецких стрелков, потому и не было сплоченности в армии, а государю нужны победы. Легкая конница должна была взламывать оборону натиском и скоростью, а егеря, следом идущие, уничтожать солдат противника и закрепляться на занятых рубежах. Друг без друга – это уверенное поражение всей армии. Ведь что конница способна только взломать оборону на короткое время, но вскоре сама заваливала трупами разбежавшихся французов по всему полю боя. Стрелки, как в тире отстреливали молодых и не опытных в бою драгун. В тот день французы надеялись на внезапность и то, что полк не был готов к такой наглости лягушатников, привело его к поражению. Драгуны, откатившись назад с огромными потерями, зализывали раны и считали чудом оставшихся в живых. Внезапно зазвучали барабаны, застучали копыта, и Виталий увидел Бенкендорфа на огромном жеребце. Он помнил, как полковник спешился, снял треуголку посмотрел на запад и перекрестился, оставшиеся в живых после атаки последовали его примеру.

–Здорово молодцы!

В ответ прозвучало очень жиденькое ура. Он приказал строится в боевой порядок, дабы атаковать противника и победить. Казаки и мы выстроились для атаки. Егеря же, пришедшие, наверное, с ним не спешили к нам присоединится и отошли в сторону. Бенкендорф побледнел, потом усмехнулся и сказал:

–Вот все и выяснилось, желаю вам, господа Наци удачи. Я пытался быть своим среди чужих, а чужим среди своих, но видать не судьба. Смотрите же как подыхает Ванька-дурак!

Французы не ожидали повторной атаки русской кавалерии, уверены были, что еще долго будут зализывать раны и готовились к инфантерской баталии с жаркой перестрелкой, но лихой конный натиск застал несчастных врасплох. Разумеется, первым же залпом французы пробили значительные бреши в сводном отряде, но не успев перезарядится, они испытали гнев русских сабель. Стрелки французов побежали, но к ним на помощь уже мчался кавалерийский отряд и нашей легкой кавалерии пришлось разворачиваться и с ходу атаковать французских драгун. Поредевший отряд русских встретили пули французских стрелков, и они покрыли поле своими трупами, не доскакав до линии боя с кавалерией противника.

Одним из первых под мной убили лошадь, и я оказался на земле, одному Богу известно, почему меня не раздавил конь. Когда очнулся, то увидел лишь быстро удаляющихся от меня французских кавалеристов. Голова кружилась от удара о землю, в глазах стоял туман, но я смог увидеть прямо на меня бегущих французских солдат. За моей спиной раздались выстрелы, французы падали, как подкошенные и ни один не успел поднять ружья для выстрела или добежать до меня. Егеря во главе с Бенкендорфом, завершали успех нашей кавалерии. В том бою и я смог отличиться, ведь в Новгороде слыл отменным охотником. Так я познакомился с полковником Бенкендорфом.

В связи с каким делом он нашел сейчас незадачливого кавалериста и вызвал в столицу? Виталий не мог дать ответ на этот вопрос, но то, что это был Бенкендорф, не сомневался. Я взял папиросу и закурил, горячий аромат табака, ворвавшийся в легкие, отозвался дурманом в голове. Все же этот гадкий сон оставил ощущение страха и злости на самого себя, ничего – пройдет.

Виталий вышел из своей комнаты и направился в общую залу на первый этаж дома. В углу, на подставке стояли серебряный сифон и несколько бутылок отличного вина, предназначенные для всех жильцов дома. Бутылки были распечатаны и просто заткнуты новыми пробками, что и говорить, принимали его по первому разряду и не каждый высокопоставленный чиновник полиции, приехавший из периферии в столицу, удостаивался такой чести, а его – Кукушкина, явно баловали.

Хозяин дома, вероятно после вчерашнего вечера, который они провели вместе, отметил любовь своего постояльца к напиткам Бога Бахуса и вот перед Кукушкиным мечта пьяницы. Виталий подошел к поставцу и взял одну бутылку, повертел, погладил и поставив на место, взял другую. Названия вин ровно ничего не говорили, хотя вон и знакомцы стоят: темные и тяжелые бутылки, с сургучными печатями и тесненными надписями. Он даже обрадовался, увидев эти бутылки, будто радуясь встрече с родным человеком в чужом и незнакомом городе. Виталий зубами вытащил пробку из бутылки и отпил, дразнящей ум, огненной жидкости. Зала наполнилась светом и заиграла всеми цветами радуги. Не выпуская бутылку из рук, вернулся к себе в комнату. Голубовато-салатовое покрывало этой огромной, почти на всю спальню постели, подчеркивало его одиночество и дискомфорт. Кукушкину ужасно захотелось выпить всю бутылку.

–А ты не пей! –рявкнуло у него перед глазами расплывчатое лицо Владимира Дармидонтовича и поплыло под потолок.

–Слушаюсь, ваше высокоблагородие! –прокричал Кукушкин, задрав голову к потолку и наблюдая за плывущей в воздухе рожей своего начальника. Туман рассеялся и Виталий, встряхнув головой и прорычав как собака, отставил бутылку от себя.

–Все, приехали, -прошептал он и затерялся на просторах своей постели. Теперь ему снился кабинет начальника.

–Рассказывай Кукушкин все как есть.

–А что собственно рассказывать, Владимир Дармидонтович?

–А то ты не знаешь?.. Бумага из Петербурга пришла, вызывают тебя в управление, в канцелярию самого директора департамента.

–За что?

–А я знаю? В бумаге ничего не сказано. Ни кто вызывает, ни по какой причине, а только вызываем и твоя фамилия имя и отчество пропечатаны. Рассказывай все, что произошло с тобой за последние полгода или лучше год.

Кукушкин молчал, опустив голову и почесывая затылок. Дармидонтович позвонил в колокольчик, дверь отворилась, -Позовите чиновника для поручений, ну того, что бумагу у курьера принял.

–Вызывали?

–В бумаге отписано, что Кукушкин должен прибыть в департамент полиции столицы и явится к директору, а по какой причине не указано. Ты у курьера спрашивал, почему не отписана причина?.. Хоть бы поинтересовался, что да к чему.

–Даже если б и спросил, вы думаете услышал бы вежливый ответ? Владимир Дармидонтович, я чаю курьер сам ничего знать не может. Потому, как у него одна задача взять послание, доставить его по назначению и все.

–Ну да, ну да.

–Давай Кукушкин думать вместе.

–У меня одно дело было, нет два.

–Разбираем оба, докладывай.

–Беглых мы брали, а спрятались они в крайнем доме села Гнилихино. К дому этому не подойти скрытно, кругом него пустырь и все как на ладони, но и им не убежать от наших пуль. Штурмом конечно можно взять, но сколько погубим своих – это страх. Решили ждать до утра, а с первыми петухами и возьмем. Спать договорились по очереди, мое время пришлось на три часа утра, ну проснулся я, зябко и голодно, шутка сказать со вчерашнего не евши. Сижу, стало быть, смотрю, а глаза сами закрываются. Решил взбодриться, у меня фляга с войны осталась, так я ее завсегда с собой ношу и водочкой заправляю на всякий случай. Отхлебнул чуток раз, другой, а потом пришел в себя, а солнце уже высоко стоит.

–Знаю, знаю и как ты в дом тот ворвался, да не один, а с Николаем. Это дружок твой?

–Так точно, воевали вместе и в полицию пришли тоже разом.

–Вы молодцы, да только не отметил в приказе и не похвалил устно, потому как вы напились и чуть все дело не погубили – это не годится.

–Тогда второе дело. Помните брильянты госпожи Чуприной?

–Ты их вернул, случайно на какой-то гулящей девке увидел.

–Совершенно точно, зашел я тогда с горя в шалман, осмотрелся и мать честная, брильянты сияют на грязной шее одной из потаскух, взял я ее за шиворот и притащил в участок. Это уж она после, на полюбовника своего указала. Вы тогда обещали орден дать.