–Я не боялся убивать рабов и господ предателей. Во время войны я судья и палач надменного графа, такого же солдата, как и его крепостной. Все они рабы войны. Граф Ростопчин, хозяин Москвы, был мной осужден, как предатель, а ведь он только и хотел, чтобы Наполеон не разрушал Кремль. С этим предложением граф пошел к узурпатору, взял у того письмо к императору России и, мечтая спасти от разграбления святая святых, помчался прямо ко мне в руки. Граф в подвале и под пыткой, вот миг блаженства – тело сиятельного графа у меня под ногами…

–Этой смертью ты признался в своем призрении к чести, человеческому достоинству и справедливости, разве не так? Тебе ведь нравилось лишать человека жизни, чувствовать себя его господином. Граф ведь не боялся смерти?

–Не боялся – правда.

–Для него честь офицера и дворянина – это невеста в белом платье, этакая недотрога без единого темного пятнышка и поругание чести, для таких как он, значит больше чем смерть.

–Так и есть господин судья, он был горд своей смелостью, своей любовью к отечеству и к императору, но пришло мое время, и я отплатил ему смертью, которую он желал. Я не жадный. Приговор окончательный и произнес его я. Никакого сострадания, я выполнял волю русского народа и императора. Приговор предателю исполнил сам и не имею я право быть милосердным, слабым и добрым – иначе меня затопчут, как ненужную вещь.

–Да, да, конечно, надо признать, было, -рассуждал этот маленький человек в слух, потом задумчиво посмотрев в список и продолжил допрос, -как вы считаете, сударь, на вас можно положиться? Вам можно верить?.. Ладно, не отвечайте, вы еще не знаете, куда вас могут привести необдуманные ответы. У графа на вас есть свои виды, тем более, что список написан рукой вашей сестры, погибшей княжны Муравьевой. Этот список вы получили не из ее рук?

–Не из ее.

–А не потому ли, что она была убита вами? Впрочем, об этом вы расскажите графу, а меня интересует Кукушкин.

–Списки у вас – это заслуга Кукушкина.

–Кто руководил операцией? Кто отдавал приказы? И наконец, кто осмелился подписать документ вместо графа?

–Санглен.

–Берите бумагу и пишите докладную на имя графа Бенкендорфа, изложите в нем все разговоры со следователем, перечислите всех, кто имел отношение к этому делу и дайте оценку их действиям. Постарайтесь перечислить всех, кого видели и о ком слышали. Объясните, для чего понадобилось подделывать приказ, дающий неограниченные полномочия и подписанный якобы Бенкендорфом? Пишите.

–Этот документ князь вручил не мне, а корнету своего полка.

–Князь собственноручно передал корнету сей документ?

–Я не видел. В это время я сидел в камере подземелья княжеского дворца и услышал о нем от Кукушкина во время допроса.

–Вот об этом поподробнее.

Когда Серж закончил писать, чиновник взял бумагу, прочитал не спеша и улыбнувшись, позвонил в колокольчик. Зашел конвой.

–Отведите в камеру. Сегодня, быть может, с вами пожелает встретиться граф.

За окном уже стемнело и слуги зажгли свечи в коридоре. Его отвели в подвал. В камере было не так сыро, как в подземелье княжеского замка, но приятного конечно мало. Серж уже почитай сутки ничего не ел, а кормить заключенного похоже не собирались.

Князь хоть кормил своих узников и неплохо, надо сказать, злился Серж. Уже была глубокая ночь, когда Салтыкова вызвали на допрос и вывели из камеры. Его провели по узеньким полутемным коридорчикам, а для острастки завязали глаза. Конвойный положил руку на плечо арестанта и остановился. Повязку сняли сглаз, но Серж все равно ничего не видел, перед глазами плыли черные круги. Конвойный слегка подтолкнул его и Серж бессознательно сделал шаг вперед.

–Закрой дверь! –прозвучал хриплый голос.

Бледный свет от свечей, который проникал из коридора в этот черный кабинет, пришлось перекрыть массивной дверью. Серж погрузился во тьму и на секунду исчезли все звуки, вязкая тишина была разорвана звуком падающей ткани и вдруг яркий луч света вспыхнул, ослепив его и парализовав тело. У меня было несколько секунд смерти, пронеслось в голове у Салтыкова. Послышался звук отодвигаемого кресла. Серж закрыл глаза руками, пытаясь спастись от режущего света, исходящего от большого фонаря – вероятно в десять свечей.

–Стой смирно.

Серж опустил руки и еще сильнее сжал веки, но свет проник внутрь головы, вызывая боль и резь, даже при закрытых глазах.

–Говори, я слушаю, – и он прикрыл маленькую дверь, которая вела в комнату, где прятались тысяча солнц, -представь, что ты говоришь с мятежными солдатами и призываешь их восстать против царя… У меня нет времени тебя уговаривать, я слушаю.

В памяти Сержа моментально возник силуэт подвыпившего офицера Семеновского полка, читающего прокламацию мятежников.

–Мы хотим дать вам мир; сильное государство; закон, защищающий вас от беспредела власть имущих. Мы гарантируем мирную жизнь, но не будем преклонятся перед французом и заставим уважать наше отечество и французов, и англичан, и австрийцев. Обещаю, что, как только мы избавимся от царя и его прислужников, ни один человек в России не погибнет и не умрет от голода и рабства.

Война закончилась, а что лежало в основе этой бойни? Прежде всего презрение к закону, как и в любом другом преступлении, где кто-то желает ухватить побольше себе. Страсть к наживе убивает все остальные чувства в таком человекоподобном существе, потому как человеком в полном смысле этого слова он уже не является. И если на пути к наживе этому существу попадется хоть кто ни будь, оказывающий вору сопротивление, то он пострадает обязательно и на это преступнику наплевать. Особенно жаль, если на его пути попадутся целые сословия, которые недостаточно сильны, чтобы остановить обезумевшего. Его не посадят в сумасшедший дом – он власть; его не осудят, как убийцу – он лично никого не убивал; его не заклеймят позором в собственной стране и не отвернуться от него соотечественники – их жизнь полностью зависит от законов, которые написал этот маньяк.

Война – это глобальная катастрофа для всех жителей Земли, но если присмотреться, то в ней виноваты конкретные люди и дело касается частных преступлений. Мы ратуем за закон и есть люди, которые имеют возможность покарать преступников, не взирая на чины и положение. И всякий раз, когда я притяну такое ничтожество на ваш суд, а после запихну его в тюрьму, где ему самое место, люди, во всяком случае, пострадавшие от вора, начинают верить, что закон их охраняет и в них вновь оживает желание совершать добрые поступки. Таким образом в человеке воспитывается уважение к закону и вера в справедливость. Нельзя же жить по справедливости и не хотеть того же для других, поэтому каждый, мною арестованный преступник, наделенный властью – возвращает пострадавшего от него человека к Богу, к любви, к родному государству. Наказание воспитывает уважение к закону и тогда законопослушных граждан становится больше. Когда мои друзья и я добьемся этого, то получим не человекоподобное существо во главе государства, а правителя, уважающего права своих граждан, законы международного права и законы других государств. Нельзя жить по справедливости и не хотеть того же для других. Войны начинают те, кто не уважает ни свои, ни чужие законы. Дуракам закон не писан.

–Хорош, садись.

Штора отдернута и в кабинет проник мягкий лунный свет. Слуга, открыв дверь и войдя с зажженной свечей в руке, установил ее на столе, за которым сидел жандарм. Салтыков оказался лицом к человеку, от которого зависела его жизнь или смерть. Сев на предложенный стул, он успокоился и даже приобрел уверенность в своей нужности. Еще поживу и послужу, подумал Серж и решил осмотреться: довольно большой ковер на полу; стены, по всей видимости, отделаны красным деревом; на белом потолке герб. В кресле сидел пожилой и полный мужчина, вероятно сильно пьющий, об этом говорили синие круги под глазами, опухшее с красными пятнами лицо и отвислые, фиолетового цвета, щеки. Он сидел, откинувшись на спинку кресла и барабанил пальцами по столу, его лицо подрагивало в нетерпении.