Кто-то из ребят сначала крутил пальцем у виска, отворачиваясь от сцены репетиционного зала. Другие демонстративно продолжали перекрикивать музыку, кося взглядом на то ускоряющийся, то замедляющийся танец порхающих рук.

Широкие рукава блузки создавали эффект крыльев, и, казалось, пёстрая тропическая бабочка Урания, чешуйки которой преломляют свет, перелетает с цветка на цветок в поисках живительного нектара и не находит его. В отчаянии опускаются трепещущие крылья, поникают нежные усики, но инстинкт самосохранения заставляет вновь скользить к мелькнувшей в калейдоскопе отблесков света капельке росы. И вы уже не в силах оторвать взгляд от каждого отчаянного взмаха её крылышек. Музыка смолкла, отдаваясь от стен затихающим эхом. Марфа остановилась посреди зала, переводя прерывающееся дыхание.

– А вы клёво танцуете, – проронил кто-то в тишине.

– Что это за песня? Я раньше не слышала.

– Да нет, что-то знакомое, – загалдели ребята.

– Кто этот танец придумал? – перекрикивая гудящий рой разбуженных подростков, требовательно спросила невысокая девчонка с фиолетовой чёлкой, одна из тех, кто больше всех упорно игнорировал незадачливую учительницу.

– Никто. Нет такого танца, – Марфа пожала плечами, присев на стул у фортепьяно. – Я просто танцевала. А поёт Хикару Утада, японская исполнительница, моя любимая.

***

Хорошо бы, конечно, помечтать, что с понедельника у Марфы всё пошло по-другому: ученики слушались, танец сразу получился, за победу коллектива на каком-то конкурсе успешному хореографу выплатили премию… Но так бывает только в сказках. На практике всё получалось гораздо медленнее и не без шероховатостей. Да что там говорить, не без оврагов и кочек на пути.

«Показать! Доказать! Научить! Не сломаться!» – этот девиз Марфа твердила про себя в минуты отчаянья, с ним входила в зал для репетиций, его повторяла, как мантру, чтобы не сорваться на хамоватых подростков. Жизнь свежеиспечённого педагога напоминала американские горки: то с восторгом вверх, к победе, то с визгом падая, замирая от страха зависнуть вниз головой.

В один из таких тяжёлых дней, когда ребята особенно «отличились», Марфа выползла из зала безо всяких моральных сил. Поднялась на пролёт выше, присела на ступеньку, прислонившись к стене и неожиданно для себя самой разревелась, как девчонка.

– По какому поводу рыдаешь? – неожиданный вопрос заставил вздрогнуть.

Марфа подняла голову, смахнула слёзы с намокших ресниц и недоуменно уставилась на любопытного парня. Выпуклый лоб перерезали две глубокие морщины, низкие брови нависали над серыми, почти стальными глазами с белёсыми ресницами, бритая голова сияла, как начищенный медный тазик, мышцы бугрились под спортивной майкой, грозя разорвать даже эластичную ткань.

«Весьма колоритный персонаж, – Марфа всегда с интересом смотрела на представителей „„спортивного племени““. – Но, как водится у таких дуболомов, ни одной извилины».

– Ты кто? – прогундосила Марфа.

– Я-то? Ну скажем так, я Артём – предводитель хулиганов.

– Ещё скажи – вождь краснокожих, – фыркнула Марфа, от удивления перестав всхлипывать.

– Судя по нынешней погоде, тогда уж краснорожих, – усмехнулся качок. – Я тренер. Про секцию Хулиганов слышала?

– Чего-чего? – Ты с какой пальмы упал, родимый? Перегрелся, поди. – Марфа на всякий случай отодвинулась от странного типа.

– Падал я только с вертолёта, когда у меня парашют не раскрылся, – спокойно ответил качок, никак не реагируя на грубость девушки. – А секция, действительно, называется Секция Хулиганов. Есть секции борьбы, дзюдо или тхэквондо, а у нас вот такая. Что тут особенного? – парень улыбнулся. И сразу стал симпатичным и не страшным.

– И чему ты учишь своих хулиганов? – шмыгнула носом Марфа.

Парень присел на ступеньку ниже, с трудом умостив массивную фигуру на узкой деревянной поверхности. «Как петух на жёрдочке», – не удержалась от внутреннего смешка Марфа.

– Да, всему понемногу. Мальчишек – правильно падать, подкатываться под ноги противнику, удар отражать, ну и самому бить тоже. Девчонок – отбиваться от всяких мразей, бегать правильно. А если глобально, – помолчал качок. – То держать себя в руках, не поддаваться на провокации и подначки.

– А почему хулиганы? Дворовыми разборками попахивает.

– А это ребята сами придумали, – усмехнулся Артём. – Вот у всех привычные секции, а у них такая – мимо точно не пройдёшь. Дети из богатых семей, их ничем не удивишь. А тут – взрослый дядька, спортсмен, и вдруг на хулиганов учит. Прикольно же. Вот они и ходят с интересом, не пропускают. У меня дисциплина: пропустил занятие или правила нарушил, будешь до седьмого пота круги наматывать по стадиону. Иначе никак.

– А я со своими не справляюсь. Из кожи вон лезу, а они взбрыкивают, характер показывают, конфликтуют между собой. Как же, все лидеры, ни один на вторых ролях быть не хочет. Я срываюсь, кричу, а они мне про права ребёнка тут же напоминают, – Марфа шумно выдохнула. —Раздать бы пару-тройку затрещин, да нельзя. Отсюда настроение на нуле, и руки опускаются.

– Настроение, говоришь? А пойдём-ка в наш зал, проверим твоё настроение, – Артём протянул руку и практически смахнул Марфу со ступеньки, как пёрышко.

Спортивный зал гудел, как растревоженный улей. Глухо грохотали неподъёмные на первый взгляд железки, с сытым чавканьем отскакивали от стен резиновые мячики, побитая жизнью боксёрская груша моталась из стороны в сторону, пофыркивая под кулаками тщедушного мальчишки.

– Моя вотчина приветствует тебя, – Артём подвёл Марфу к непонятному аппарату с мигающими разноцветными квадратами. – Какого цвета у тебя сегодня настроение?

– Цвет настроения синий, – гундосо прошепелявила Марфа. – Ты что заразился нашей попсой?

– Ах да, этот великовозрастный чернявый пижон спутал нам все карты, – с досадой махнул рукой Артём. – Наш аппарат работал задолго до его супер-пупер хита. Так какой всё-таки? Я серьёзно.

– Оранжевый, – почти не задумываясь выдала Марфа. – А что?

– Нажимай на экране на оранжевый квадрат.

– Нажимаю, – пожала плечами девушка. – «Подойдите к боксёрской груше. Не меньше тридцати ударов изо всех сил. Потом пройдите тест снова» – лаконичная надпись на экране сопровождалась смайликом, из ноздрей которого шёл дым.

– Вот видишь, всё просто. Твоё возмущение ведёт тебя прямиком к груше. Их у нас целых три. Самый востребованный инвентарь, – улыбнулся Артём.

– А что это вообще за устройство? – после неожиданного предложения поколотить грушу Марфа отвлеклась от грустных мыслей.

– Мой приятель психолог его придумал, вернее, адаптировал под наши потребности. Красный цвет – злость, оранжевый – возмущение, зелёный – благодушие, ну и так далее. Вот смотри, приходит, например, подросток, поругался с кем-то, пыхтит, как паровоз, негатив так и прёт. Может невзначай обидеть другого, до драки дойдёт. В зал ему такому идти? Ан нет. Сначала проверь настроение, приведи его в порядок, а уж потом, добро пожаловать на групповые занятия.

– И работает? – с сомнением покачала головой Марфа.

– Ещё как! Ну так что, пойдёшь сражаться с грушей?

– В другой раз, – улыбнулась Марфа. – Я не в форме, – она вытянула вперёд руки (как примерная пациентка невропатолога) с ярко-красными длиннющими ноготками, на которых поблёскивали маленькие капельки-стразы.

– Ну да, – хмыкнул Артём. – Красота – страшная сила. Как захочешь, а главное, сможешь, приходи, буду рад. И танцоров своих приводи. А сейчас, прости, у меня тренировка, ребята ждут.

***

Через пару месяцев стало ясно, что Марфа приручила своих подопечных, завоевала право называться руководителем хореографического коллектива под ярким названием «Марсиане», придуманном, кстати, самими ребятами после жарких дебатов. Обошлось без членовредительства, и то хорошо. Четыре раза в неделю Марфа проводила репетиции, выматываясь после них как шахтёр в забое. Когда-то она смотрела нашумевший французский фильм Тьерри Бинисти и жалела несчастных горняков, проводивших большую часть времени в шахте. Выходя на свет, они опускались на землю, не в силах смотреть по сторонам. Вот и Марфа, вываливаясь на воздух после трёхчасовой репетиции, долго приходила в себя.