Опустив руки на руль, Марфа самозабвенно рыдала под обожаемую японскую музыку, время от времени размазывая по распухшему лицу остатки туши бумажным платочком, пахнувшим почему-то розами (ах да, это же ароматические платки, – протиснулась в сознание робкая мыслишка, оскорбившая своей обыденностью).

В очередной раз подняв голову, чтобы несильно (ну так ведь синяки останутся, если приложиться со всей дури) стукнуться о кожаный руль, усилив собственную печаль, девушка краем глаза углядела надвигающуюся на неё в ночи чёрную массу, падающую прямо с неба. Время застыло, и, как в фильме ужасов, во время просмотра которых Марфа то и дело зажмуривалась, вцепившись в кресло, сквозь грохот орущей музыки, на машину обрушилось нечто, практически похоронив под собой темно-синий маленький Ситроен.

Марфа завизжала, перекрикивая Мэико Кадзии и вой сработавшей сигнализации. Вокруг стояла кромешная тьма, какофония звуков смешивалась в бессмысленный рёв, сгущая противный липкий страх, пульсирующий в каждой клеточке тела.

Пожилой водитель грузовика выскочил из кабины и судорожно заметался вокруг полузасыпанной песком машины. Две минуты назад он считал себя счастливыми человеком: удалось по дешёвке достать вторую машину песка для стройки на дачном участке, дома ждала жена, в кастрюльке томился любимый украинский борщ, в холодильнике застыла в нетерпении запотевшая бутылочка тёмного пива. И на тебе, такой пердимонокль.

Схватив лопату, мужик со скоростью взбесившейся кофемолки стал откидывать песок с капота, меньше всего пострадавшего от завала. Пронзительный визг из машины проникал в уши и заставлял ещё быстрее орудовать инструментом.

Наконец показалась переднее стекло, за которым угадывались очертания женского лица с выпученными от ужаса глазами и раскрытым в непрекращающемся крике ртом.

– Потерпи, сейчас откопаю, – перекрикивая звуки, несущиеся из машины, заорал мужик. – Да выключи ты это вой, оглушила совсем, – но невменяемая хозяйка несчастного Ситроена только мотала головой, не воспринимая реальность.

Минут через десять обессилевший спасатель открыл переднюю пассажирскую дверь, через которую ему на руки вывалилась трясущаяся Марфа, и опустился вместе с ней прямо на злополучный песок.

– Погоди, сердце прихватило, – пробормотал он и закрыл глаза.

– Дяденька, миленький, ты только не умирай, пожалуйста.

Марфа похлопала побелевшие щеки своего спасителя, попыталась послушать пульс, с досадой оглянувшись на исходящую оглушительным воем машину, рванула в кабину, и через минуту наступила звенящая тишина.

– Валидол, где-то был валидол, сейчас найду, – бормотала она, испуганно поглядывая на белого, как лист в принтере, мужчину. – У меня же есть аптечка. Ах, черт, она в багажнике.

Девушка метнулась в автомобиль, с ловкостью кошки просочилась в багажник через заднее сидение и извлекла на свет новенькую, как и сам Ситроен, аптечку. Запихнув сразу две таблетки под язык пострадавшего, Марфа обессиленно прислонилась к машине и замерла.

«Скорую бы вызвать, – мелькнуло в вязком сознании, – но я, как обычно, забыла мобильный. Так, – девушка вскочила, – а у него же должен быть свой телефон. Надо посмотреть в карманах».

В это время мужчина пошевелился и открыл глаза.

– Ах ты, господи, что это я разлёгся, – бормотнул он, пытаясь встать.

– Как вы меня напугали, дяденька, – Марфа ткнулась головой в плечо мужчины.

– Михал Макарыч я. И кто ещё кого напугал, большой вопрос, – тяжело поднимаясь, прокряхтел незадачливый водитель грузовика. – Что ты здесь делала ночью, на стройке, с выключенными фарами, да ещё за кучей песка притаилась? Я чуть не помер от ужаса, когда твою машину заметил.

– А я подумала, что лавина сошла на меня.

– Лавина? У нас в степи? Ну ты даёшь, девка. Как звать-то?

– Марфа. Я сюда случайно попала, нужный поворот проехала и заблудилась. Телефон забыла у подружки, а в нём навигатор. Я без него плохо ориентируюсь, – девушка вдруг отчаянно начала зевать, язык еле ворочался, с трудом проталкивая слова, забившие манной кашей рот.

Михал Макарыч крякнул и повёл девушку, обмякшую, словно тряпичная кукла, к своему грузовичку.

– Вот уж обрадуется моя Нина Петровна, когда я ей на ночь глядя девицу приведу, – усмехнулся он.

Устроив Марфу в кабине, вернулся к одинокому Ситроену, нашарил на сидении ключ, закрыл бедолагу и повёз ночную путешественницу к себе домой.

***

Утром бледная встрёпанная девушка застала супругов за накрытым к завтраку столом.

– Садись, гостьюшка, блинчики с пылу с жару, – Нина Петровна, как будто явление ночных посетительниц было для неё привычным делом, предлагала на выбор сметану, тягучую домашнюю сгущёнку и янтарное абрикосовое варенье.

– Я вообще-то по утрам только кофе пью, – попыталась возразить Марфа, но, попробовав первый блин, отбросила церемонии и, навалив в тарелку варенья и сгущёнки, принялась уплетать вкуснятину за обе щеки.

– От Ниночкиных блинов ещё никто не отказывался, – посмеивался Михал Макарыч. – Рассказывай, бедолага, что за печаль тебя привела ко мне на участок? Небось, любовь несчастная?

– Что ты пристал как банный лист, Макарыч? – покачала головой супруга. – Видишь, у девочки глаза на мокром месте.

– Вот пусть и выплачется здесь, а не на стройке.

Марфа вскинула голову.

– Это некрасивая история, стыдная. Парень мне изменил… – она помолчала. – Моя первая любовь, почти муж.

– Что ж тут стыдного? Сплошь и рядом такое, – Нина Петровна погладила Марфу по плечу.

– С мужиком изменил, – зло прошептала девушка. – Вы понимаете? Целый год спал со мной, а оказалось, что его парни больше интересуют. Двустволка, блин.

– Ох, а так бывает? – вспыхнули щеки хозяйки дома.

– Бывает, Ниночка, и не то ещё бывает. Мы-то старые с тобой, нам про такое даже и говорить неловко, а молодёжь вон чего вытворяет. Так ты, Марфа, радоваться должна, что избавилась от этого прокисшего кренделя, а не рыдать.

– Вы не понимаете! – Марфа притопнула ногой. – Я из-за него с папой поссорилась. Он мне больше денег не даёт. Отец с самого начала был против моего романа. Мне теперь жить негде и не на что.

– Вот откуда у тебя такая машина, – хмыкнул Михал Макарыч. – А я голову сломал, как можно в столь нежном возрасте Ситроен себе купить.

– А что такого? Мужчина должен содержать женщин, отец там или муж. Это закон, – Марфа упрямо передёрнула худенькими плечиками. Светло-голубые, как весенняя утренняя дымка, глаза с вызовом смотрели на хозяев.

– И ты думала, что по этому твоему закону гомик будет денежки лопатой отсыпать?

– Миша, ну что ты на девочку нападаешь? – осадила Михал Макарыча супруга.

– Да потому, что дурочка она. Закон себе придумала. Привыкла, небось, что всё ей достаётся по первому свистку

– Да я и свистеть не умею, – скривила губы Марфа.

– Я и говорю, дурёха, – беззлобно повторил Макарыч. – У тебя образование-то есть?

– Есть, я факультет управления окончила в этом году. Папа хотел, чтоб я ему в бизнесе помогала. А раньше мы с мамой хотели, чтобы я в институт культуры поступала, – тоскливо вздохнула девушка. – Вообще я вначале нормально училась, даже интересно было. А потом с Пьером познакомилась, ну и закрутилось всё. Еле-еле доползла до четвёртого курса.

– Так он ещё и Пьер, – усмехнулся Михал Макарыч.

– Вообще-то он Петька, но всем представляется Пьером.

– Туды его в качель, развелось пакости. И как только земля носит таких?

– Остынь, Макарыч, не кипятись. И что ты делать собираешься, девонька? – Нина Петровна увела разговор в безопасное русло.