Голос Эвена звучит не менее удивлённым от этого неожиданного чуткого вопроса.

— Я? Хм. У меня всё нормально. Спасибо, — Исак слушает его сбивчивое бормотание.

— Как Юлие?

— О боже. Точно. Юлие! — Эвен вздыхает, и Исак вспоминает сообщение, которое отправил ей Эвен, сообщение, которым он поделился с ним. — Она хорошо. Очень хорошо. Она ввалилась ко мне в комнату, когда прочитала сообщение. Она чуть не задушила меня в объятьях и много плакала. Ну, ты же знаешь, какая она.

Добрая. Вот какая она.

— Я рад, что всё хорошо, — говорит ему Исак и правда так считает.

— Спасибо. Я тоже.

.

На второй день Исак с раннего утра оказывается в кабинете доктора Карлсен. Там он видит Гейра, готовящегося к их сеансу, и кивает ему в знак приветствия.

— Волнуешься? — спрашивает Гейр, прекрасно понимая, почему глаза Исака сверкают. МРТ 7 Тесла! Заучка, помешанный на науке, живущий внутри него, не может дождаться, пусть и знает, чем ему это грозит.

— Немного, — пожимает плечами Исак.

.

Карлсен показывает ему сенсорную карту, которую они будут использовать, чтобы видеть реакцию его мозга во время тестов, и Исак кивает каждому слову, которое она произносит. Он раньше видел лишь фотографии в заумных книгах. То, что он видит это собственными глазами, заставляет его трепетать от благоговения.

— Мы сможем увидеть всё, что происходит в твоём великолепном мозге, — говорит она, словно обращается к обычному человеку, ничего не знающему о нейронауке. Исак знает, насколько перспективна эта область и как далеко учёные в ней продвинулись, но он также знает, что боль остаётся загадкой для исследователей из-за своей субъективности. Он знает, что они всё равно будут полагаться на его оценку собственной боли. — Мы всё равно будем просить тебя оценить интенсивность боли по шкале от нуля до десяти после каждого эксперимента, чтобы получить исходные данные для сравнительной оценки.

— Сравнительной оценки, — кивает Исак несмотря на то, что знает, что это неправда.

— Ты звучишь скептически, — отмечает она.

— Зачем нужно, чтобы я оценивал боль, если вы можете видеть, как мой мозг загорается на карте?

Потому что мой мозг будет загораться везде, и вы не сможете понять, действительно ли мне больно.

— Потому что твоя оценка интенсивности боли — именно то, что имеет значение. Твой мозг может рассказать мне, что твоё тело испытывает дискомфорт, но только ты можешь оценить, насколько он силён.

Она по-прежнему не до конца честна с ним, но и нельзя сказать, что она ему врёт. Это хорошо.

— Потому что только я могу чувствовать то, что я чувствую, — говорит Исак, и она улыбается.

— Только ты можешь чувствовать то, что чувствуешь.

.

— И как это было? — спрашивает Гейр. Карлсен не присутствует на этой части экспериментов, и Исак пытается понять почему.

— Три, — врёт Исак. Это было по крайней мере шесть, для обычного человека — восемь. Но они не должны этого знать.

— Ты уверен? — спрашивает Гейр и выглядит по-настоящему обеспокоенным. Он только что приложил бутылку с кипятком к участку его бедра, покрытому капсаицином, имитируя тем самым эффект от ожога второй степени. Кажется, он совершенно потрясён спокойствием Исака.

— Уверен, — врёт Исак.

У него большой опыт в том, чтобы скрывать свою боль. Это не значит, что он её не чувствует. Он просто учится игнорировать её, концентрироваться на более сильных ощущениях, на более важных вещах. До тех пор, пока он может скрывать свою боль, её не существует.

Гейр прикладывает охлаждающий пакет к ожогу, и Исаку приходится постараться, чтобы скрыть испытываемое облегчение, чтобы сдержать слёзы, желающие скатиться по щекам.

Гейр «пытает» его ещё немного, старательно, методично, зачитывая вслух необходимые инструкции с пугающей точностью и усердием. Научно. Исак готов рассмеяться, потому что вдруг понимает, что, наверное, звучал точно так же, когда предлагал Эвену попробовать научные обнимашки и научные поцелуи.

По крайней мере я не причинял ему боль.

Если бы он мог сейчас увидеть Эвена. Возможно, тогда ему не было бы так больно. Возможно.

Блядь.

.

Карлсен находит его позже, когда он пытается отдышаться и сдержать слёзы в углу, где нет камер, и Исак мгновенно берёт себя в руки.

— Я думал, я особенный, — говорит он, изображая, что его задело её отсутствие.

— Так и есть, — отвечает она. — Я была в помещении, где находится пульт управления. Подумала, что ты будешь чувствовать себя более расслабленно наедине с Гейром.

— Расслабленно? Ну, можно и так сказать, — Исак пытается засмеяться, но даже это сейчас причиняет боль.

— Да, расслабленно. По крайней мере если судить по тому, что ты оценил все свои ощущения в диапазоне от одного до четырёх из десяти возможных.

— Ну, это и правда было не особенно больно, — пожимает плечами Исак.

— Исак, у тебя весь мозг был охвачен огнём.

— Я всегда охвачен огнём.

Она вздыхает, явно раздражённо. — Исак, это исследование будет успешным, только если ты будешь сотрудничать и честно определять уровень боли. Нет смысла врать нам, если тебе больно. Мы лишь хотим тебе помочь.

— Я испытываю боль всю свою жизнь. Возможно, я просто к ней привык.

И это первый правдивый факт, которым он поделился с ней, хотя необходимость мириться с нестерпимой болью стала частью его лишь с тринадцати лет.

Она садится на стул рядом с ним и поправляет очки на переносице. Брови сходятся вместе, образуя складку, хотя губы лишь слегка поджаты. Она думает, и её мысли не настолько очевидны, как у большинства людей. Он не может её прочитать. Пока не может.

— Ты знал, что боль считают пятым основным показателем состояния организма? — спрашивает она его. В её голосе нет снисходительности. Её тон тоже изменился. Стал более дружелюбным.

Исак качает головой, потому что нет, он этого не знал. В другое время он бы раздражённо стукнул себя по груди и нашёл способ продемонстрировать, что он в курсе, потому что ненавидит, когда чего-то не знает. Но он слишком устал, чтобы играть, и она предлагает ему бесплатные знания. — Разве их не четыре?

— Частота пульса, температура, частота дыхания и артериальное давление — основные четыре. Это верно, — кивает она, потом наклоняется чуть ближе, ближе, чем сделал бы любой, кто в курсе его заболевания. — Но боль недавно добавили в этот список. Потому что без способности чувствовать боль нам будет грозить катастрофа.

Исак не отвечает, у него нет сил искать слова.

— Мир — опасное место, а боль — механизм, которые мы используем, чтобы учиться на ошибках и видимых угрозах и держаться от них подальше. Когда ты ударяешься пальцем на ноге об угол стола, твоё тело учится избегать этого угла. Когда ты обжигаешься, то следишь за тем, чтобы это не случилось снова, и так далее. Боль жизненно важна.

Исак не знает, куда она клонит. Его боль несравнима с болью обычного человека. Его боль причиняется не внешними факторами или предметами. Его боль живёт на его коже, в его костях. Его боль постоянна.

— Люди, которые не могут чувствовать боль, участвуют в других программах, Исак. И я могу тебя направить в одну из них, — говорит она, и он наконец понимает смысл её монолога.

— Я оценил свою боль в диапазоне от одного до четырёх. У меня нет врождённой нечувствительности к боли, — возражает он. Он знает, что она не заставит его сменить программу. Он знает, что она бросает вызов его заявлениям, его оценке боли. Она пытается манипулировать им, как он сам манипулировал бы другими в этой ситуации.

Она жёстко смотрит на него, холодно, укоризненно. Он чувствует, что практически готов опустить глаза и извиниться.

— Я не буду тебе говорить, как и что ты чувствуешь, Исак. Однако я скажу тебе, что, что бы ты ни задумал, это обернётся против тебя. Если ты продолжишь так низко оценивать уровень боли, тесты для определения предельной точки для твоего тела станут более жёсткими. И некоторые последствия могут иметь продолжительный эффект. Ты можешь пожалеть об этом в будущем.