— Мать чувствует угрызения совести, хочет покаяться, потому что, хотя она лгала из страха, что люди будут осуждать её сына, потому что они жестокие и злые, и ей просто хотелось, чтобы хотя бы раз его никто не осуждал, ему всё равно было больно, когда он услышал об этой лжи. Её сыну было очень больно, и мать очень сильно раскаивается, потому что никак не может это исправить, хотя и очень старается. И пусть она не может стереть эту ошибку из их памяти, она обещает, что подобное больше никогда не повторится. Она обещает, что будет стараться изо всех сил, чтобы быть лучшей матерью для своего сына в будущем. Она обещает, что она больше никогда так его не ранит, потому что он — самое важное, что есть у неё в жизни, самое дорогое.

Она замолкает и сжимает его руки, обхватывает пальцами обе ладони. Она плачет так сильно, что Эвен с трудом может разобрать её слова.

— И она знает, что уже обещала заботиться о своём сыне, и что она не справилась. Она знает, что обещала быть лучшей матерью, чтобы ему никогда больше не пришлось оказаться в больнице. Она знает, что она не справилась, и ей очень жаль. Она будет стараться сильнее. Она будет стараться изо всех сил в будущем. Я буду стараться изо всех сил, малыш. Я обещаю. Ладно?

Эвен не может больше сдерживать крупные слёзы, катящиеся по щекам. Он не может сдерживать рыдания и боль в груди. Он обещал себе, что больше никогда не позволит матери увидеть свои слёзы, но оказывается, что и он плачет каждый раз, когда плачет она.

Они плачут вместе. Его мать истерично, потому что уж такова её натура, а Эвен — как человек, который так долго сдерживал рыдания, что забыл, каково это — плакать, не останавливая себя.

— Мам, всё нормально. Это не твоя вина. Клянусь, — настаивает он, держа её за руки, и они оба рыдают за обеденным столом.

— Я думала, что умру, когда увидела тебя в больнице, ты весь был в крови. У меня остановилось сердце. Я так испугалась!

— Мам. Я в порядке. Всё хорошо.

— Всё, о чём я могла думать, — о вещах, которые я не говорю тебе, и о вещах, которые ты не говоришь мне, — продолжает Юлие, и её рыдания бессмысленны и надрывают сердце. — Ты можешь рассказать мне всё. Ты же знаешь об этом, правда, милый? Нет ничего, что ты мог бы мне сказать и что заставило бы меня любить тебя меньше. Ничего. Понимаешь?

Моя мама будет всегда любить и принимать меня. Несмотря ни на что. Какой бы ярлык я не навесил на себя. Она всегда будет меня любить.

— Да.

Эвен думает об Исаке и надеется, что у него тоже есть кто-то, кто любит его так беззаветно.

— Хорошо.

.

Эвен ложится на кровать, чтобы подумать. Он чувствует эмоциональное опустошение после ужина с мамой и беспокоится, потому что Исак не подтвердил, что придёт вечером, потому что Исак по-прежнему уезжает завтра.

Он думает о том, что это значит для него и его сердца.

Эвен думает, и думает, и думает.

Уже поздно, и мама готовится ко сну. Эвен слышит, как она тихо ходит по квартире. Она заходит к нему в комнату, чтобы поцеловать в висок и зажечь свечу с ароматом ванили, стоящую на книжной полке.

— А это зачем? — улыбается он.

— Так более романтично. Ты так не считаешь? — подмигивает Юлие и уходит, оставляя Эвена потрясённым.

Она знает.

Она знает, что Исак проводит ночи, прижимаясь к Эвену в его кровати. Она знает и не возражает. Она знает и совершенно спокойно это воспринимает. Она знает и зажигает для него ароматические свечи, чтобы создать романтическую обстановку.

.

У него уходит около часа на то, чтобы напечатать слова, и ещё больше, чтобы довести их до совершенства.

Он заходит в закладки Safari и открывает страницу, которую добавил в избранное несколько месяцев назад. Он читает определение снова, и снова, и снова. Он смотрит на цвета и чувствует, как сердце наполняется радостью. Они ему нравятся. Розовый, жёлтый, синий. Они ему нравятся.

Мама

23:39

Слово дня: Пансексуал.

Не ограничивает свой сексуальный выбор, исходя из биологического

и социального пола или половой идентичности.

Этот термин описывает человека, которого привлекают все люди.

Человека, который любит, пока его сердце хочет любить,

не обращая внимания на ярлыки, самоидентификации и гендеры.

Человека, который просто любит.

Как я. Я просто люблю. И я знаю, что есть другие определения,

чтобы описать меня и то, что я чувствую,

и то, к кому испытываю влечение,

но именно к этому слову тянется моё сердце,

именно оно кажется мне безопасным.

Именно в эти цвета я хочу окрасить свою душу.

И я знаю, что это ещё одна вещь,

за которую тебе придётся оправдываться и извиняться.

Я знаю, что это ещё один повод для вранья друзьям и коллегам,

нечто, что нужно скрывать, потому что они могут не понять.

И я пытался отрицать это, пытался избавиться от этого.

Потому что мысль о том, что тебе достался не просто биполярный сын,

но биполярный сын с нетрадиционной ориентацией, разбивала мне сердце.

И я старался изо всех сил, мам. Правда.

Потому что мне с трудом удалось справиться с принятием биполярки.

Потому что даже с этим ярлыком жить очень сложно.

Потому что в последнее время я перестал чувствовать себя настоящим

и любить себя, и я не хочу, чтобы ещё один ярлык сделал всё ещё хуже.

Я пытался быть «нормальным», мам.

Но я ничего не могу с собой поделать.

Для большинства людей сердце — это лишь мышца,

что разгоняет кровь по всему телу.

Но для меня сердце — это то, что делает меня мной,

что помогает мне любить. И я не могу не любить.

Я не знаю всего о себе. Я до сих пор не знаю,

что я представляю собой как человек,

но я точно знаю, что не могу не любить.

Прости, что иногда тебе приходится так сильно меня стыдиться.

Но я буду стараться изо всех сил, чтобы ты смогла мною гордиться.

Обещаю.

Я так сильно тебя люблю, мне так повезло, что у меня такая мама.

Единственное, чего я хочу, — чтобы однажды ты тоже могла сказать,

что тебе повезло, что у тебя есть такой сын, как я.

С любовью, Эвен

Эвен нажимает «отправить» и вытирает несколько слезинок, скатившихся по щекам. Ему не грустно. Ему страшно, но не грустно. Он практически испытывает гордость. Он чувствует себя свободным.

Раздаётся тихая вибрация телефона, и у Эвена замирает сердце, потому что он думает, что это ответ от мамы. Но это не так. Это Исак. И он снаружи.

На нём ещё одна из футболок Эвена. К этому моменту он одолжил уже четыре или пять. Эвен не возражает.

Сегодня Исак выглядит подавленным. Он кажется таким же печальным, каким чувствует себя Эвен. Возможно, он тоже будет скучать по их договорённости. Возможно.

Исак замечает покрасневшие глаза Эвена, стоит ему лишь зайти в комнату. Он обхватывает его лицо ладонями и хмурится.

— Эвен, ты что, плакал? — спрашивает он с искренним беспокойством в голосе.

— Возможно.

— Что случилось?

Эвен показывает ему сообщения, которые отправил маме, сообщения, которые она, вероятно, прочитает утром, потому что по ночам обычно включает режим полёта. Он смотрит, как Исак читает их, нахмурив брови и поджав под себя ноги, и Эвен чувствует смущение и неуверенность.

— Я не такой красноречивый, как ты, — бормочет он, уставившись на собственные руки.

Он ахает от неожиданности, когда Исак вдруг придвигается к нему и наклоняется, чтобы поцеловать в щёку. Нежный и осторожный поцелуй в щёку. В нём столько утешения, он словно награда. Эвен чувствует, как у него поджимаются пальцы на ногах.

— Спасибо, что показал мне это, — говорит Исак, и у него горят щёки, словно он не верит, что только что сам поцеловал Эвена. — Это очень красиво. Идеально. Спасибо.

Эвен тоже хочет поцеловать его в щёку. Что он и делает.

В результате Исак снова оказывается на спине, но на этот раз Эвен прижимается к нему, придвигается ближе и укутывает своим телом.