Его мать взвывает от боли, держась за запястье — на её ладони явно заметен ожог. Исак использует эту возможность, чтобы обернуться и обхватить ладонями лицо Эвена.

Такое мягкое и нежное прикосновение для человека, которого только что сильно и жестоко ударили, так сильно, что ярко-красные отпечатки пальцев горят на бледной коже.

Эвен не может вымолвить ни слова, лишь смотрит на него широко распахнутыми глазами, пока в голове лихорадочно скачут мысли.

— Ты в порядке? — спрашивает Исак, хмуря брови и быстро и коротко дыша, его глаза скользят по лицу Эвена и его голове — останавливаются на том месте, куда пришёлся удар бутылкой, на месте его повреждения, того самого повреждения, — словно это ему только что дали пощёчину. — Тебе нужно уйти, Эвен. Ладно?

— Я…

— Пожалуйста, уходи. Всё нормально. Ожог отвлечёт её. Просто иди.

.

Эвен не знает, что делать. Он ждёт снаружи, трусливо прячется между двух стен супермаркета, и видит, как отец Исака вытаскивает его мать из магазина. Он видит, как следом за ними плетётся Леа, низко опустив голову, она кажется смущённой и опустошённой. Потом он видит Исака, идущего за ней.

Он вспоминает слова Леа о том, что с их матерью не всё в порядке. Он вспоминает, как увидел её в первый раз у бассейна и какой ужасной и неприятной она была. Он вспоминает, что ей также не нравится, когда Юнас приходит к ним домой.

Она что, пытается оградить Исака от ВСЕХ парней? Она когда-то поймала Исака и Юнаса за чем-то неприличным?

Эвен знал, что она не самая нежная мать и что Исак убеждён, что она его не любит. Но он не мог даже предположить, что она действительно ударит его. Он не мог даже предположить, что она настолько ужасна.

Эвен и не пытается уложить в голове тот факт, что Исак даже не моргнул после пощёчины, что он стоял на своём и думал лишь о том, чтобы утешить Эвена, словно подобные удары — это нормальное явление для него, словно это обычные прикосновения, достающиеся ему от матери, как поцелуи в висок, которые дарит Юлие Эвену, каждое утро уходя из дома.

Она прикасается к нему лишь тогда, когда бьёт.

Это разбивает сердце Эвена. По-настоящему.

Он даже не может пока осознать, насколько сломлен Исак, если считает, что это решение вопроса — спровоцировать свою мать на то, чтобы она ударила его на глазах у всех, лишь бы спасти Эвена от неприятностей.

У Эвена болит сердце. И когда он приходит домой, то обнимает свою маму и прощает её за всё.

.

— Я думаю, это противозаконно, — говорит Микаэль, глядя на него с экрана компьютера.

Они болтают по Скайпу. Уже десять вечера, и им завтра в школу, но Эвен не может думать ни о чём другом. Он чувствует себя ужасно из-за того, что рассказал о случившемся Микаэлю, но он не может держать это в себе. Ему нужно поделиться с кем-то и узнать чужое мнение. Он не знает, что делать.

— Ну то есть ты не можешь бить своих детей. Это противозаконно, — говорит Микаэль.

— Ты это уже говорил, — вздыхает Эвен. — Но как правильно поступить в этой ситуации? Ведь она же его не избила. Это была пощёчина. А потом там появился его отец.

— Да, а разве ты не говорил, что у неё психическое расстройство?

— Э-э-э, а какое это имеет отношение к случившемуся? — хмурится Эвен.

— Я не знаю. Но, возможно, её нельзя привлечь к ответственности, разве нет?

— Микаэль, нельзя давать пощёчину своему ребёнку в супермаркете. Психическое заболевание не оправдывает тот факт, что ты причиняешь вред своему ребёнку.

— Я не это имел в виду. Прости, — виновато отвечает Микаэль. — И, кстати, я, конечно, не оправдываю рукоприкладство, и, возможно, это культурные особенности, но моя мама постоянно даёт мне подзатыльники, когда я её реально достаю. Это не конец света. Я уверен, что всё не так страшно для него, как тебе кажется. Уверен, что Исак в порядке. Скорее ему стыдно, что ты стал этому свидетелем.

В этих словах есть некоторый смысл. Исак действительно провоцировал её. Матери тоже иногда выходят из себя. Это не конец света. Но по какой-то причине напряжение не отпускает Эвена, он по-прежнему ощущает тяжесть в груди, потому что Исак не выглядел смущённым. Казалось, он наоборот испытывал облегчение, что его план сработал.

— Просто напиши ему, узнай, как он, — предлагает Микаэль. — Наверное, он дерьмово себя чувствует.

.

У Эвена ощущение, что он уже несколько часов смотрит на открытый чат с Исаком. Он печатает несколько сообщений: сначала «как ты», потом «прости», потом «я самый бесполезный кусок дерьма» и снова «я просто надеюсь, что ты в порядке». В результате стирает их все.

Он думает о том, что всё могло бы сложиться иначе. Думает о том, что мог бы сделать, чтобы успокоить мать Исака. Думает, что бы случилось, если бы он держался на расстоянии, как и просил Исак.

А ведь Исак действительно просил. Просил так много раз, но Эвен не слушал, будучи слишком ослеплённым собственным желанием, полагая, что Исак сопротивляется, чтобы доказать собственную правоту.

Наверное, Исак ненавидит его. Эвен продолжает мешать его планам, прикасается к нему, преследует его, и обнимает, и пытается спасти, хотя совершенно очевидно, что Исака не нужно спасать. Исак был совершенно доволен своей жизнью, но Эвену обязательно нужно было вмешаться, поиграть в героя, тем самым отправив его в лабораторию. Исак сказал, что это не его вина, но Эвен знает, что это не так.

Конечно, Исак не может больше его выносить. Конечно, он не приходил к нему в больницу. Конечно, нет.

Гераклит

23:29

Я снаружи

Можно я зайду?

========== Глава 9 - Философия ярлыков - часть 3 ==========

Прочитав сообщения, Эвен выскакивает из кровати. Он перечитывает их трижды, чтобы убедиться, что рассудок не обманывает его. Исак снаружи.

Что?!

Эвен натягивает штаны и бросается к двери, тормозит на секунду, чтобы облегчённо вздохнуть, когда понимает, что свет в комнате мамы выключен и что она скорее всего уже спит.

На Исаке голубой свитер, на голову натянут капюшон, а на щеке по-прежнему видны следы от пальцев матери, уже не красные, но всё ещё видимые, безошибочно определяемые. Отметины теперь кажутся практически синими на его бледной коже. Сердце Эвена сжимается.

Исак не смотрит ему в глаза, но он здесь, на его пороге, уставился себе под ноги, словно спрашивает их, как так получилось, что они принесли его сюда, к нему, к Эвену.

— Исак… — шепчет Эвен, произносит его имя с невероятной заботой и видит, как плечи Исака опускаются всё ниже и ниже, словно он сдаётся.

Исак здесь, чтобы сдаться.

Эвен обнимает его. Он ни о чём не спрашивает. Просто обнимает. Наверное, за этим Исак и пришёл сюда. За объятьем. За утешением. Эвен скользит рукой под капюшон и кладёт руку ему на шею, притягивая к себе, обхватывая другой рукой спину.

Утешение. Эвен даст ему утешение. В конце концов он единственный, кто может это сделать.

И Исак принимает его. Он выгибается и ломается там, где руки Эвена касаются и сжимают его. Он тихо вздыхает, уткнувшись носом ему в ключицу и обвивает руками талию Эвена, словно это необходимо ему, чтобы не сойти с ума, чтобы остаться здесь.

Они обнимаются, и Эвен не может поверить, что это тот же парень, который выплёвывал ему в лицо гадости в супермаркете, тот же парень, который назвал его неважным, который заявил, что ему на него плевать.

И, возможно, дело в том, что в коридоре темно, а в глубине квартиры ещё темнее. Но Исак не сопротивляется, когда Эвен тянет его внутрь и закрывает за собой дверь. Он не протестует, когда Эвен ведёт его в свою комнату. Нет. Он покорно следует за ним.

И когда Эвен снова обнимает его, уже оказавшись в комнате и прижав к двери, которую только что закрыл за ними, у Исака с тихим и усталым стоном подгибаются колени, отчего Эвен сжимает его сильнее, чтобы поднять на ноги и потащить за собой на кровать.

.